Я решил помочь находящимся в затруднении тианцам и встал:

- Сейчас я поднимусь в снятый мной номер для… отдыха. Если у кого-либо возникнут ко мне вопросы, пожелания или какие-нибудь дела, сообщаю: до захода солнца я не намерен покидать этот город и это… здание. Засим позвольте откланяться. Ильноу, я буду ждать тебя наверху. Но не спеши, подкрепись как следует.

С этими словами я усилил маскировку, обеспеченную темпоральным коконом, скрыв не только свою Силу вместе с комплексом постоянных заклятий, но и самого себя. Для наблюдателей я исчез физически… но на деле покинуть зал и подняться наверх не поспешил. Следовало проконтролировать ход дальнейших событий. Конечно, пока я разыгрывал из себя независимого да-плевать-мне-на-всё-и-вся мага, Сеуваль вдобавок к посланному сигналу успел сделать краткий телепатический доклад, передав выжимку информации о случившемся "кому следует". Это полностью укладывалось в рамки рассчитанного мной сценария, но…

Сказано: случайности на море неизбежны. Мораль: будь готов к чему угодно.

А на Ильноу у меня появились далеко идущие планы, и оставлять его наедине с тем же Сеувалем за здорово живёшь… нет уж. Контроль, контроль и ещё раз контроль.

"А вот и новости".

"Что случилось?" "Тот самый узел, о котором я сообщал позавчера, обзавёлся… ну, шлейфом. Или не шлейфом, а… нет, не могу определить точнее. Слишком велика неопределённость. И ещё…" "Ну?" "Он переместится. С вероятностью, близкой к единице. Знаешь, куда?" "Дай-ка подумать… так. Я не Видящий, поэтому… не знаю!" "Поменьше язвительности. В точку, где этот узел с вероятностью, близкой к единице, пересечётся с нами. Мы встретимся – лицом к лицу".

"То есть этот самый узел вознамерился явиться прямиком в…" "Именно. И я должен признать свою ошибку".

"Какую именно?" "Я же просил: не язви! Ты знаешь, как редко я ошибаюсь?" "Ну, извини. Просто очень уж забавный у тебя получился… тон".

"Ещё забавнее будет посмотреть на твою реакцию, когда узлы событий переплетутся. А они обязательно переплетутся".

"Каких событий-то?"

"Не скажу".

"Вредина".

"Ты ничуть не лучше, с-сор-ратник!" "Скажи хоть, когда ожидать этого переплетения событий?" "Скоро. Начало – совсем скоро. Конечно, если этот узел-манипулятор не…" Окончание мысли утонуло в хаосе накладывающихся сигналов.

Видящие не могут закрывать свой разум от сканирования менталистами. Но при этом даже самый опытный менталист не имеет шансов понять, что именно скрывает от него Видящий. Тут не то, что сканирование – зондирование не помогает. Маг-менталист, пытающийся раскрыть секреты Видящего, оказывается в положении человека, пытающегося разглядеть один-единственный кадр на киноплёнке, запущенной с тысячекратной скоростью.

Слишком много информации. Никаких шансов.

- Ну и ладно. Раз встреча состоится скоро, подожду. Сюрприз-то хоть будет приятный?

- Да, – второй собеседник тоже перешёл на общение вслух.

- Тогда пусть будет сюрприз. Кстати, как там наш обед?

- Ещё четырнадцать минут… с половиной… и будет готов. Так что если сильно голоден, доставай плошки-ложки. И – жди.

- Не пришлось бы догонять…

- Что?

- Да так, вспомнил одно присловье. Ты лучше за едой следи.

Я – плебей. И плебейство моё неистребимо.

Таким я родился, таким вырос. В этом я укрепился во время испытаний, подбрасываемых судьбой, и таким, очевидно, умру… если вообще когда-нибудь умру, в чём – к моему несказанному удовольствию – есть сомнения.

Разумеется, во мне ни на грош нет почтительного трепета перед вышестоящими. Нет низкопоклонства, карьеризма, угодливости, боязливости и прочих недостатков, связываемых обычно с плебейской подлостью натуры. Кому кланяться магу-одиночке, не имеющему учителя и не состоящему в Гильдии? Кого бояться – неодушевлённых и покорных ему стихийных Сил?

Я прям, прост, неизменно дружелюбен, бесхитростен и доверчив. Только не спрашивайте, как эти качества сочетаются с умением видеть собеседника насквозь, просчитывать чужие характеры и линии поведения при одном беглом взгляде, а также выстраивать в уме сочетания абстракций, по знакомству с которыми дону Рэбе впору было бы счесть себя не интриганом, но безыскусным простофилей. Тут штука в том, что всё моё глубокомыслие без остатка отдано магии, моей главной страсти, моему raison d'etre. В какой мере мне интересны законы природы, ровно в той же мере мне не интересны правила общежития и люди как таковые.

Опять-таки, ради друзей я способен на многое. Для тех немногих, кого я готов назвать роднёй по духу, я могу не только поступиться своими интересами, но даже без особых колебаний рискнуть жизнью. Но наличие друзей и любимой женщины не мешает мне плевать на людей, да и вообще на разумных существ an mass. Слишком уж мы разные, я – и большинство.

Да. Немногих разумных я готов уважать. Но не входящим в число немногих, то есть почти всем, следовало бы порадоваться, что у меня на них нет никаких долгосрочных планов. (За последнее надо сказать спасибо истории моей первой родины, а то по обретении достаточной магической Силы планы по массовому осчастливливанию вполне могли бы и появиться…).

Так вот, я – плебей не потому, что душа моя закоснела в низости и рабстве, а именно потому, что меня мало интересуют люди. Неравнодушие к живым и разумным существам есть первое и главное отличие истинного аристократа. Разумеется, я не имею в виду тех, так скажем, особей высокого происхождения, чьи недостатки служат оправданием и зеркалом недостатков низких сословий. Спесивые гордецы, бесстрашные болваны, прирождённые интриганы, льстецы, лицемеры, харизматичные подонки, родовитые лентяи и прочая накипь – это всё не то.

Есть, есть меж высокородными и те, чьё существование служит прекрасным оправданием всему сословию. Военные, на поле боя при удаче хранящие хладнокровие и бдительность, как положено командующим, а при неудаче прикрывающие отход своих частей – лично. Дипломаты, готовые поступиться своей честью ради выгоды собственной страны. Феодалы, выжимающие из податного населения все положенные налоги до медяка, но в голодный год бесплатно раздающие хлеб и посевное зерно… есть такие. Да. И не так их мало, как иногда кажется. В государствах благополучных и процветающих их куда больше, чем родовитого отребья. Но всем им присуща черта, которой начисто лишён я. Они – первые среди себе подобных и сознают это.

А вот подобные мне в стаи, а тем паче в толпы, не сбиваются.

Никогда.

Я мог бы выделить в себе очередную маску и вылепить из неё аристократа. Не так уж это и сложно, в сущности. Но мне никогда не мечталось, чтобы встречные-поперечные, завидев меня, ломали шапки и отвешивали поклоны. Нет во мне чувства иерархии. Мне подавай равенство и свободу от этикетных форм общения. Причём тех, кто равенство и свободу не ценит, не люблю.

Именно поэтому я был, есть и буду плебеем. Пусть это и не самое удачное слово.

А вот светлейший Ансаи – аристократ до мозговых косточек, властитель из рода с историей, насчитывающей более трёх тысяч лет… о! Этот тиан-вирн – из тех немногочисленных разумных, один вид которых способен не только напомнить мне о низком происхождении, но и, сверх того, заставить стыдиться своего плебейства. Да, слабо, да, совершенно недостаточно, чтобы всё-таки затеять возню с маской аристократичности… но.

Впрочем, по порядку.

Когда я усилил темпок, оставшись в зале неощутимым наблюдателем, Сеуваль, спросив разрешения, сел за стол рядом с Ильноу. Впрочем, "спросил разрешения" – это плохо передаёт нюансы. Просьба в формулировке магистра Синих Трав, безусловно вежливая внешне, таила в себе мягкий, но мощный нажим. "Я, конечно, считаюсь с тобой, но в куда большей мере тебе следует считаться со мной… и, разумеется, на все мои предложения тебе следовало бы соглашаться сразу же, без раздумий", – вот какой примерно подтекст имели слова Сеуваля. Так что шансов отказаться от соседства с ним у Ильноу фактически не было. А я отвесил себе мысленного пинка. Потому что в подобной податливости виновата была не абстрактная судьба и даже не усвоенные Ильноу стереотипы поведения, а персонально Рин Бродяга.