— Хорошо, Глория, — произнесла она со вздохом. — Пусть войдет.

Посетитель оказался таким толстым, что синтетическая рубашка едва сходилась на животе — в пространстве между пуговицами виднелась майка. На голове ермолка с именем „Дэйв", вышитым золотыми нитками.

Никакой это не коммивояжер, подумала Рэйчел. Скорее всего проситель из бедной иешивы.

— Вы доктор Розенталь? — спросил Дэйв с ярко выраженным бруклинским акцентом.

Она кивнула.

Посетитель протянул ей длинный тонкий конверт, после чего молча вышел.

Рэйчел стало страшно. Что может быть в этом конверте? Ей захотелось тут же порвать его на мелкие кусочки и спустить их в унитаз.

Но она вскрыла его.

Глаза скользнули по листу бумаги с непривычно напечатанным текстом документа. „Округ Нью-Йорк, штат Нью-Йорк… Гектор и Бонита Сосидо, истцы, против доктора Рэйчел Розенталь, ответчицы…"

Итак, родители Альмы подают на нее в суд за медицинскую ошибку.

Рэйчел почувствовала, как кружится голова и горячая волна невыносимой боли сжимает грудь.

Она крепко зажмурилась, так что из глаз у нее посыпались искры.

„Дэвид, — подумала она. — Это он. За всем этим стоит только он… И он не остановится, не прекратит преследовать меня, пока все не кончится и я не окажусь брошенной на лопатки. Как тогда. Чтобы он мог снова вынуть из меня жизнь".

Дело „Тайлер против Крупника" было действительно весьма неординарным. Как и предполагала Роза, когда в прошлый четверг Бернис Стендаль передала ей папку и при этом весело подмигнула. В ее ушах до сих пор звучали брошенные Бернис слова предостережения: „Желаю массу удовольствия".

Теперь, впуская в свой маленький кабинет рядом с конференц-залом человека по имени Шимон Крупник, Роза спрашивала себя, как ей вообще следует вести себя с ним. Он выглядел так, словно только что вышел из машины времени: больше всего Крупник походил на человека из еврейского гетто девятнадцатого века. За окном больше тридцати по Цельсию, а на нем длинный, до пят, черный лапсердак и тяжелая черная фетровая шляпа. Лицо бледное, за толстыми стеклами очков помаргивают подслеповатые глазки — как у живущего в темной норе крота. Длинные курчавые пейсы и черная, казалось, травленная молью, борода не закрывали полностью пухлые бледные щеки.

„Господи Иисусе, — подумала она, — как мне к нему обращаться?"

В конце концов она решилась и протянула руку со словами:

— Приятно познакомиться с вами, мистер Крупник. Мистер Стендаль шлет свои извинения. Боюсь, он и на самом деле не имеет возможности сегодня увидеться с нами.

„Что-то тут не То", — промелькнуло у нее в мозгу.

Роза почувствовала беспокойство: Крупник стоял перед ней и внимательно разглядывал ее протянутую руку так, словно это была мертвая змея.

Пробормотав нечто вроде „Мне тоже доставляет удовольствие", он так и не соблаговолил пожать ее руку.

И тут она вспомнила. Один из ее друзей-евреев как-то рассказывал, что хасиды никогда не прикасаются к женщинам, кроме собственных жен.

Она вся зарделась от смущения — и тут же опустила руку, сделав вид, что просто поправляет складку на юбке.

— Можно мне принести вам чашечку кофе? — спросила она.

Он протестующе затряс головой, и Роза успела заметить, как удивленно взлетели вверх его брови.

„Конечно, — тут же сообразила Роза, — грязные чашки, а у них все должно быть кошерное. Господи, я еще не приступила к делу, а уже допустила два промаха!.."

— Почему бы вам не присесть? — предложила она, указывая на кресло, обитое выцветшим зеленым вельветом, гармонировавшим с корешками книг на полках.

Глядя, как он чопорно садится на самый краешек кресла, Роза вспомнила далекое детство и хасидов, которые жили по соседству с ними. Они как будто принадлежали совсем другому миру, эти люди, спешившие по Джей-авеню в своих черных одеждах с развевающимися полами. Глаза устремлены вперед, тщательно избегая взглядов женщин. Однажды они вместе с Нонни проходили мимо группы хасидских евреев и бабка, толкнув Розу в бок, яростно прошипела:

— Они носят шляпы, чтобы не видны были их рога. Это отметина дьявола, чтоб мы не забывали, кто убил Господа нашего Иисуса Христа. Они же Его убили, как собаку…

Впервые теперь Роза имела возможность разговаривать с хасидом. Понятно, почему она нервничала. Вот если бы Макс был рядом. Он бы знал, как и что нужно говорить.

Мысль о Максе немного успокоила ее. Она представила себе, как он открывает бутылку охлажденного „Шардоннэ" в конце дня, прекрасно зная, что именно ей нужно. Даже в музыке. Вивальди, Джон Рэнбурн, Кэт Стивенс — если ее нервы напряжены; „Муди блюз", „Лет Зеппелин", Девятая Бетховена, если ей нужно поднять настроение.

Он говорил, что поживет у нее пару дней. А прошло уже два месяца. Все это время он подыскивал себе квартиру, но подходящей пока не нашел. Правда же заключалась в том, что ока уже привыкла к тому, что он рядом. Нет, больше того — ей это нравилось.

Но нужно заняться клиентом. Роза посмотрела на лежащую перед ней пухлую папку.

Крупник обвинялся в том, что напал на Тайлера, работающего в газетном киоске под эстакадой на Кингз Хайвей. Тайлер заявил полиции, что Крупник, возмущенный тем, что на витрине была выставлена сионистская газета (Сатмирская секта воинственно выступала против сионизма на том основании, что сам Бог не называл Израиль Землей Обетованной), потребовал убрать ее. После того как Тайлер отказался, Крупник повалил его на землю и несколько раз ударил. Прохожие погнались за хулиганом и задержали его. Тайлер подтвердил личность злоумышленника.

Крупник отрицал все начисто. По его словам, он находился за целый квартал и в это время запирал свою типографию. Неизвестные люди налетели на него сзади и куда-то потащили. Как доказательство вины они посчитали красные пятна у него на руках. Но это была типографская краска, а вовсе не кровь. Тем не менее его арестовали. Впрочем, обвинения были сняты за недостаточностью улик: никто, кроме Тайлера, не мог поклясться, что именно он, Крупник, его избил.

Тайлер, несмотря на это, подал гражданский иск в возмещение ущерба, который он определил в триста тысяч долларов.

— Что, я должен буду давать показания? — нервно выпалил Крупник, теребя лежавшие на коленях пальцы.

Роза улыбнулась ему, надеясь успокоить: выходит, ее новый клиент так же боится судьи и присяжных, как и большинство людей.

— Совсем не обязательно, — ответила она. — У нас будут свидетели. Но, конечно, ваше выступление могло бы нам помочь. Не только потому, что присяжные хотят получить максимум фактов, но и потому, что им интересно узнать, что вы за человек, каков ваш образ жизни и тому подобное. — Роза остановилась, вспомнив ужасные слова, в свое время сказанные ее бабкой: ведь и другие люди, решила она, тоже могут с подозрением и даже страхом отнестись к любому, чья внешность отличается от их собственной. — Простите, мистер Крупник, вы женаты?

Он дважды моргнул, между тем как пальцы еще быстрее забегали по коленям.

— Я живу с мамой, — наконец произнес он.

— А сколько вам лет?

— В будущем месяце должно, благодарение Всевышнему, исполниться сорок три.

— Есть у вас какое-то хобби? Ну, знаете, наблюдение за птицами, фотографирование…

Крупник, не произнося ни слова, уставился на нее с видом крайнего удивления.

„Понятно, — сделала она вывод. — С моей стороны этот вопрос был идиотским". Но ведь если бы, скажем, он занимался какой-нибудь благотворительностью, продавал лотерейные билеты, чтобы помогать бороться с мышечной дистрофией, или читал книги слепым, это наверняка произвело бы на присяжных благоприятное впечатление.

— Хорошо, мистер Крупник, тогда я несколько изменю формулировку своего вопроса. Что вы предпочитаете делать в свое свободное время?

— Изучаю Талмуд, — ответил он без малейшей запинки. — Читаю Тору, Пятикнижие. Хожу в синагогу.