— Тогда в „Одеоне" в половине первого?

— Договорились.

Она была уже у дверей, где ее поджидала секретарша, чтобы проводить до выхода, когда услышала обращенные к ней слова:

— Да, и передайте, пожалуйста, привет Брайану.

Рэйчел на мгновение замешкалась, чувствуя, как к горлу подступает ком, и уже хотела обернуться, но передумала: она просто не могла заставить себя глядеть в лицо Розе, чтобы та не увидела, как боится она потерять мужчину, которого обе они любили.

Казалось, больничный лифт добирается до шестого этажа целую вечность.

Рэйчел еще раз нажала на кнопку, понимая, правда, что быстрее он от этого двигаться не будет. В „Св. Варфоломее" лифты, как и все остальное, были доисторическими. Можно было слышать, как поскрипывают тросы, с каким мучительным напряжением движется подъемник. Она взглянула на табло, где высвечивались этажи, — лифт как назло останавливался на каждом. Четвертый… пятый… Слава Богу, следующий наконец ее. Но тут, совершенно неожиданно, кабина пошла вниз.

Рэйчел ничего не могла понять.

„Черт побери! — ругнулась она про себя. — Пропади этот лифт пропадом. Все против меня, даже он…"

— Дерьмо! — вслух произнесла она, не сдержавшись.

Проходившая мимо высокая, худенькая, как тростинка, сестра невольно обернулась. Рэйчел узнала ее: Джейн Сакман. Они не были близко знакомы, но Джейн ей нравилась — у девушки всегда была наготове ласковая улыбка. Однако на сей раз слово „Привет" замерло у Рэйчел в горле, когда она увидела, как Джейн, поспешно отведя взгляд, шмыгнула мимо.

„Да что такое происходит в самом деле? Весь день люди только и делают, что отворачиваются от меня! Или это я сама стала тут параноиком?" — подумала она в испуге.

Впрочем, в этом не было ничего особенно удивительного. Каждый заход в реанимацию на шестом этаже, где лежала Альма, недвижная, как труп, опутанная проводами, подключенная к респиратору, доканывал ее. Вот и сейчас после очередного визита ноги у нее были совсем ватные, кисти рук болтались как неживые. От бесконечного кофепития во рту стояла горечь.

Наконец двери кабины с шипением открылись — и Рэйчел влетела внутрь. Слава Богу день закончился и она едет домой. Где ждет Брайан. Они посидят вдвоем, выпьют шерри, съедят по куску своего любимого ржаного хлеба. На вечер намечено посещение новой галереи на Спринг-стрит. Потом им предстоит ужин с литературным агентом Брайана и его женой. Все это она предвкушала с нетерпением: события этого вечера были окутаны в ее воображении легкой дымкой, словно оазис в пустыне. Ведь это будет вечер с людьми, которые ей дороги и которым дорога она. Какое это блаженство — не думать ни о чем другом, кроме приятного. Ни об Альме. Ни о Розе. Ни о…

— Привет, Рэйчел!

Она обернулась. Дэвид! Она не видела его лица — один только белый халат. Господи!..

И никого больше в кабине.

Двери лифта с шумом захлопываются, и кабина, дрогнув, начала спускаться. Рэйчел чувствует, как сердце ухает вниз, как натягивается кожа.

На лице Дэвида холодная усмешка триумфатора. Он вызывает чувство, которое она испытывала при виде охотников, возвращавшихся домой на машинах с окровавленными оленьими тушами, привязанными к бамперам. При свете неоновой лампы он кажется ей почти нереальным — с этими его стрелками хорошо отутюженных светло-коричневых брюк, блеском накрахмаленного белого летнего пиджака и безупречно уложенными волосами. Совсем как вырезанный из журнальной рекламы красавец. Или один из выступающих по телевидению врачей, расписывающих чудодейственную силу очередного лекарства… Если бы, правда, не глаза — налитые кровью белки и ледяная зелень зрачков.

Глаза эти сейчас уставились на нее. Рэйчел бросает в дрожь. Она поворачивается к Дэвиду спиной, нажимая на кнопку „I", хотя та уже светится, про себя моля Бога, чтобы Дэвид снова не начинал своих разговоров.

Черт бы побралэту старую клеть! Она в ней как в ловушке.

Рэйчел снова нажимает на кнопку.

— Нажимай сколько хочешь. Но ведь это все равно бесполезно. — Голос Дэвида звучал мягко, почти ласкающе. — Кстати, я уже рекомендовал правлению аннулировать твои привилегии.

Взбешенная, она резко обернулась к нему.

— На каком основании?

— Преступная халатность. Бог мой, ты что в самом деле думала, что тебе все сойдет с рук? С этой девочкой и ее ребенком… Это же все равно как если бы ты покушалась на ее жизнь.

Звучит, как реплика из дешевой мелодрамы, и Рэйчел чуть не рассмеялась. Неужели это происходит с ней? Не может быть.

Но в то же время она понимала: сосущее чувство под ложечкой — всамделишное.

Кабина лифта, в очередной раз дрогнув, остановилась. Двери открылись.

Дэвид скользнул мимо — элегантный, спокойный. Он задержался ровно настолько, чтобы улыбнуться ей уголком рта. Улыбка, похожая на холодный серпик луны в холодном зимнем небе.

— До ада путь не близкий, Рэйчел. И ты пока что прошла меньше половины.

Следя глазами за его удаляющейся фигурой, Рэйчел так дрожала, что с трудом могла держаться на ногах. Она по-настоящему испугалась.

Испугалась себя.

Она поняла, что хочет убить его. И если бы в этот момент у нее в руках был пистолет, она бы не задумываясь спустила курок.

Роза с Максом поужинали в индийском ресторанчике на углу Лексингтон и Двадцать восьмой и отправились на Пятую авеню. Стоял душный и жаркий вечер, и Розе он казался еще жарче из-за все еще не утихавшего в ее желудке костра, в дымном пламени которого догорали остатки цыпленка на вертеле, приправленного острым „карри", и слоистого пряного хлеба. Не помогали ни ситцевая блузка, самая прохладная из всех, какие были в ее гардеробе, ни льняная юбка. Потная, разомлевшая, она с трудом переставляла ноги: тонкая подошва босоножек не защищала от пышущего жаром асфальта. Как будто они шли по раскаленным солончакам Мертвой долины.

Больше всего ей хотелось вернуться домой — сперва принять холодный душ, а потом лечь голой с Максом в постель и чтобы в спальне над головой лениво крутились лопасти вентилятора. Она подумала о том, как они будут заниматься любовью. Макс так бесконечно нежен с нею. Только при одной мысли об этом она почувствовала, как у нее задрожали колени и стало по-особенному тепло между ногами.

И тут же Роза ощутила испуг и растерянность.

„ Как?Как могу я хотеть Макса? Разве я уже перестала любить Брайана?"

А Макс, думала она, чего он хочет от меня?

Наверное, немного тепла после стольких лет холодного супружества. Чтобы рядом с ним, когда он просыпается по утрам, было ласковое лицо. Был кто-то, кто может подбодрить и доказать, что жизнь продолжается и после развода.

А потом, когда он съедет от нее, что будет потом? Останутся ли они просто друзьями, как прежде? Возможно ли возвращение к тому, что было?

Роза почувствовала, как на нее нахлынул призрак одиночества. Она протянула руку, чтобы удостовериться, что он рядом. Пожатие его пальцев было твердым и ласковым, как всегда.

— Мы уже пришли, — сказал он.

— Куда пришли?

Роза не смотрела на названия улиц и шла за Максом словно в тумане. Подняв глаза, она увидела перед собой серый гранит с отделкой в стиле арт-деко. Да это же „Эмпайр Стэйт билдинг"!

— Пошли, — позвал Макс. — Я проведу тебя наверх. Там всегда прохладно.

— А разве сейчас не поздно? Смотровая площадка наверняка закрыта.

— Не беспокойся, — подмигнул Макс. — У меня здесь имеются кое-какие связи.

Через несколько минут скоростной лифт уже мчал их наверх.

— Это старинный приятель моего отца, — сказал Макс о пожилом лифтере, который открыл им дверь кабины. — Его зовут Моэ. В свое время отец устроил его на эту работу. Он так и работает здесь. И всегда в ночную смену. Фактически со дня открытия „Эмпайра". Это здание известно ему лучше, чем собственная жена и дети.