Джейн покачала головой:
— Я поняла, что случилось что-то очень важное. Я подумала, что, наверное, твоя семья вернулась позже, чем ожидалось, и поэтому ты задержался? — Она не стала говорить, что провела в «Тоскано» весь вечер, она расскажет ему об этом позже.
Он энергично закивал:
— Так оно и было. Семейные… э-э… как ты говоришь… проблемы. Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, все уже улажено. А сейчас расскажи мне, ты получила место у Энрико Бальдони?
— О да. Ну разве это не чудесно? Я приступаю на следующей неделе.
Они дошли до первого этажа, преодолели темное парадное и вышли на улицу, где Джейн увидела припаркованный у тротуара кремовый «мерседес» Джино.
Молодой человек сделал приглашающий жест:
— Я подумал, что, может быть, мы заедем куда-нибудь выпить. А потом у меня для тебя небольшой сюрприз. Это… — Он смутился и вопросительно посмотрел на Джейн: — Скажи сперва, ты ведь еще не нашла appartamento? [11]
Она отрицательно покачала головой:
— Нет, пока ищу.
Он улыбнулся, придерживая дверцу автомобиля, чтобы она смогла сесть на переднее сиденье.
— Тогда мы будем искать вместе.
Джино сосредоточенно вел машину по бурлящему водовороту римских улиц; в непрерывном потоке машин, двигающихся почти вплотную друг к другу и лишь в последний момент каким-то чудом избегающих столкновения. Малейшая заминка на дороге вызывала оглушительный вой клаксонов, затем машины трогались снова, и железная река медленно текла мимо похожего на покрытый сахарной глазурью торт величественного памятника Виктору Эммануилу, мимо Форума, чьи постройки располагались ниже уровня современного города, с его изумрудной травой, пробивающейся между древними мраморными плитами, и уже не столь многочисленными в это время года туристами. Они миновали Палатинский холм и гигантскую махину Колизея. Джейн всегда испытывала трепет при виде его, она помнила, какое благоговение почувствовала, когда впервые увидела это поражающее своими размерами сооружение — античный амфитеатр, когда-то вмещавший одновременно пятьдесят тысяч зрителей, — ей казалось, что она слышит рев толпы, наблюдающей за гладиаторами, сражающимися с дикими зверями или друг с другом. Теперь ничто не нарушало тишину трибун, и лишь худющие кошки, водившиеся здесь во множестве, бесшумными тенями скользили по коридорам и гулким подземным лабиринтам.
Как все-таки многолик этот чудесный город, думала Джейн, глядя в окно машины. Имперский Рим, возможно, самый могущественный из всех. Затем Рим средневековый, с его великолепными храмами и башнями. Рим эпохи Ренессанса, когда была начата постройка великолепной базилики Святого Петра, которая, как говорят, может вместить весь Миланский кафедральный собор целиком. Рим барочный, когда Бернини спроектировал и построил величественную колоннаду площади Святого Петра и город украсили прекрасные площади и фонтаны, придавшие Риму его ни с чем несравнимое изящество и очарование. И наконец, Рим восемнадцатого столетия, слегка изменивший свой прежний архитектурный облик, и Рим сегодняшний.
— О чем ты думаешь? — спросил Джино, когда машина свернула на более тихую улицу.
— Я думала о том, что нет в мире другого такого города, как Рим, и о том, как мало я его знаю. Он один вмещает полдюжины городов и цивилизаций.
— Это правда, — с гордостью кивнул Джино. — Мы, римляне, не такие, как другие люди. Я думаю, это особое чувство. Сейчас, когда ты решила остаться в Риме, ты сможешь больше узнать о его душе.
— Да, мне бы этого очень хотелось.
Они давно уже покинули город и теперь остановились у маленького ресторанчика, спрятавшегося в тени деревьев. Его окружал старинный сад, украшенный мраморными статуями, выложенная каменными плитами терраса была уставлена горшками с цветущими растениями, вокруг тянулась аккуратно подстриженная зеленая изгородь, а из зарослей гортензии торчала финиковая пальма. В солнечных лучах ярко вспыхивали пожелтевшие тополиные листья. Некоторые из них уже опали и теперь поблескивали в траве, словно золотые монеты. Джейн ощутила внезапный приступ грусти, эта опавшая листва была символом того, что лето закончилось.
Они заказали пасту и вино, и, когда официант ушел, Джино со вздохом сказал:
— Ах, Джейн, мне так хорошо с тобой… так спокойно. — Он тряхнул головой. — С моей семьей все не так… слишком много разговоров, вопросов; всегда находится что обсудить или организовать. Ты и представить себе не можешь, как трудно мне было эти последние несколько дней.
— Мне казалось, что итальянцы веселые и беззаботные люди.
— Только не моя семья, поверь мне.
— Ты так мало рассказывал мне о них. — Джейн смутилась. — Это твой… твой брат пытается тобой руководить?
Джино закатил глаза:
— О, и мой брат, и моя мать, и мой дядя Пьетро, и моя кузина Никола, и моя тетя Тереза, и… — он нахмурился, — и мой дядя Эмилио. Дай им волю, они все в жизни будут решать за меня.
— Звучит как-то чересчур.
— Чересчур? Я не знаю этого слова.
— Это значит… ну, несколько экстремально.
— А-а, estremità — я понял. Да, моя семья такая. Но мы приехали сюда не для того, чтобы говорить о них, Джейн. Мы здесь, чтобы побыть вдвоем, поговорить и посмеяться. А потом я обниму тебя и поцелую, и скажу, что люблю тебя, Джейн. Не надо краснеть и отворачиваться, cara mia. Ты знаешь, как я отношусь к тебе.
Джейн молчала. Она смотрела поверх кудрявой головы Джино на далекие синие горы. По какой-то непонятной причине давешние слова Ванса Морли эхом отдавались у нее в голове, и ей хотелось повернуться к Джино и сказать: «Пожалуйста, познакомь меня со своей семьей», но она никак не могла решиться и только злилась, что сомневается в своем любимом. Синьора Абетти только что вернулась в Рим, и Джино еще успеет познакомить ее со своей матерью или с сестрой, разве не так? Почему она должна беспокоиться из-за этого или позволять чьим-то случайным словам омрачать ее встречу с Джино?
— Ты сегодня pensierosa… задумчивая, — сказал Джино. — Выпей еще вина и улыбнись мне. Я говорил, что у тебя очень красивые глаза? Они и не серые, и не карие. Когда ты pensierosa, как сейчас, они кажутся темными и бархатистыми, а когда ты веселая — внезапно они становятся светлыми и сияющими. — Он взглянул на нее. — У тебя новое платье.
— Не совсем. Просто ты его, наверное, еще не видел.
— Оно красивое. Очень красивое. Подходит к твоим волосам, тот же цвет крыла дрозда. — Он одобрительно кивнул.
Джейн улыбнулась:
— Спасибо за комплимент. Обычно про мои волосы говорят, что они мышиного цвета. «Крыло дрозда» звучит намного лучше.
В город они вернулись уже на закате. По небу медленно плыли розовые и персиковые облака, а над головой висел тонкий серпик луны. В Порто-дель-Пополо звенящие струи фонтанов казались золотыми на фоне вечернего неба. Статуи и купола, колонны и храмы, церкви и колокольни взмывали над линией горизонта. Все это был вечный Рим — поэзия, застывшая в камне.
Джино вел машину по Виа деи Коронари, а затем свернул направо и остановился напротив симпатичного, украшенного лепниной дома. Он заглушил двигатель, откинулся на сиденье и, показав рукой на дом, сказал:
— Смотри! Вот твоя новая квартира.
Джейн посмотрела на изящные железные ворота, ведущие в темный внутренний дворик. В желтом свете фонаря виднелись фонтан, статуя и кое-какая растительность.
— Ты серьезно? Выглядит очень… элегантно, — сказала она как-то неуверенно и чуть было не добавила: — И очень дорого.
— Тебе нравится? — улыбнулся Джино.
Он выскользнул из машины и, обойдя ее с другой стороны, открыл для Джейн дверцу.
— Она небольшая, но, по-моему, очень уютная. Пошли.
И он направился через двор к двустворчатой двери, богато украшенной резьбой. В конце выложенного плиткой фойе находился небольшой лифт, и уже через несколько секунд Джейн оказалась на шестом этаже. Когда лифт остановился, Джино распахнул дверь и они ступили в узкий коридор. Он подошел к двери напротив и, вставив ключ в замочную скважину, обернулся, улыбаясь:
11
Квартира (ит.).