— Надеюсь, — улыбнулась она. — Постарайся долго не задерживаться.

— Конечно, конечно, — пообещал Саймон, торопливо целуя ее. Подтолкнув Мэри к амбару, сам он бегом направился в конюшню.

Саймон привык ездить без седла, только не в обтягивающих брюках. Но у него не было времени, чтобы седлать коня. Уже через несколько минут он скакал со двора, провожаемый недоуменными взглядами. Гости не верили своим глазам: жених, оставив невесту, мчался куда-то во весь опор!

Овраг Биллингс Флэт находился в двух милях от фермы и в полумиле от дома Тилли. Того, кто не бывал в этих краях, название могло ввести в заблуждение, потому что вместо предполагаемого открытого места человек оказывался перед неглубоким оврагом. По обеим сторонам его росли деревья; то там, то здесь с них свисали пышные бороды плюща. Овраг тянулся метров на двадцать. Свет в него проникал только зимой, когда с деревьев облетала листва.

Саймон знал, что выиграет милю, если поедет через поля. Это противоречило его принципам: он возражал, чтобы по его полям проезжали на охоту. Теперь же приходилось поступиться принципами. Как говорит пословица: «Приходится; когда черт гонит». И верно, ему казалось, сам дьявол гонит его вперед. Саймон мысленно поклялся, что Халу Макграту не жить, если он опозорит Тилли.

Тилли не спешила, шла не торопясь. Ей очень хотелось плакать, но она не позволяла слезам прорваться, пока не доберется до постели. Иначе как объяснить дедушке и бабушке, почему у нее красные глаза. Ведь они с нетерпением ожидали ее, чтобы узнать все новости. И ей придется придумать все, что касалось ее: как напробовалась разных закусок, пила домашнее пиво и танцевала. И, конечно, они захотят узнать, как выглядели невеста и Саймон. О нем она скажет чистую правду: вид у него был счастливый.

Вот и Биллингс Флэт. Из сумерек Тилли входила в полумрак оврага. Тилли прищурилась и медленно двинулась вперед, всматриваясь в тропу, которую пересекали толстые корни. О них она уже несколько раз споткнулась. Многие, особенно деревенские женщины, боялись ходить через Биллингс Флэт. Они ни за что бы не отважились пойти вечером этой дорогой. Ходил слух, что здесь было захоронение, а потом его раскопали и кости куда-то увезли, в результате образовался овраг. Но дедушка сказал Тилли, что все это выдумки, потому что понадобилось бы несколько сотен тел, чтобы заполнить овраг.

Тилли прошла уже половину пути, и вдали вырисовывался выход из оврага. Там деревья расступались, и сумеречный свет, по сравнению с окружавшей ее полутьмой, казался неправдоподобно ярким. Вдруг откуда-то сверху на нее обрушилось нечто напоминавшее распростершую крылья птицу. Девушка пронзительно вскрикнула и упала, чувствуя, как путы охватывают ее руки и ноги. Не переставая кричать, она стала рваться, пытаясь освободиться, и едва не задохнулась, когда какой-то человек придавил ее к земле всей тяжестью своего тела, зажимая ей рот.

Охваченная ужасом, Тилли сквозь ячейки сети пыталась разглядеть лицо того, кто на нее напал. О, она его узнала! Рядом двое мужчин, плохо различимых во мгле, плотно прижимали к земле ее руки. Если бы смогла, она закричала бы от боли: одна ее рука попала в выбоину.

Ей с трудом верилось в происходящее, пока голос Хала Макграта не подтвердил, что кошмар ей не привиделся, а был наяву.

— А ты сильная, хоть и тощая, — прерывисто дышал ей в лицо Хал. — Это все возня с сучьями… Твоя сила мне еще пригодится. Теперь послушай, Тилли Троттер, я предлагал тебе встречаться, хотел ухаживать по-честному, а ты стала нос воротить, Ну, не захотела по-хорошему, получай по-плохому. Когда останешься с животом, я приду и потребую, что мне принадлежит. Старики твои протянут недолго. И куда ты тогда? Ты знаешь, что ждет девушек, которых взяли силой: им дорога прямая или в работный дом, или в притон… О, Всемогущий Боже! — завопил Хал, когда Тилли, собрав остаток сил, неожиданно высвободила ногу из-под придавившего ее Макграта и, изогнувшись, что было силы лягнула его в пах.

Рука Хала, зажимавшая ей рот, на мгновение ослабела. Воспользовавшись этим, она изловчившись, вонзила свои крепкие зубы в его ладонь.

— Ах ты чертова мерзавка! Какая боль! — хватая себя между ног, — шипел Макграт. Когда двое других мужчин схватили ее за ноги, Тилли испустила душераздирающий крик, но его приглушила рука, зажавшая ей рот. — Снимите с нее сеть, — рычал Макграт, — это будет здесь и сейчас. Клянусь, я сделаю это.

Когда юбка укутала ее голову, рука перестала зажимать ей рот, и она снова закричала. От последующего за этим удара у нее перехватило дыхание.

До Тилли донесся чей-то смех. Она стала кричать:

— Господи! Нет, нет! Пожалуйста! Не надо, — эти крики, казалось, рвались из глубины ее души. И Бог как будто откликнулся на ее мольбу. Она почувствовала, что ее руки свободны, и услышала, как кто-то поспешно забормотал:

— Кто-то едет сюда. Хал! Эй, Хал, подожди, кто-то едет. Всадник, а может и больше, я слышу их. Давайте убираться отсюда! И побыстрее.

— Брось ее, Хал, — испуганно вторил другой мужской голос. — Слышишь, они близко. Все, я ухожу, меня здесь не было.

В следующую минуту давившая на нее тяжесть исчезла. Девушка лежала, не двигаясь, понимая, что платье с нижней юбкой неприлично задраны, но у нее не хватало сил поправить одежду и посмотреть, что происходит. Она находилась в необъяснимом полуобморочном состоянии, и казалось, что вот-вот потеряет сознание. Раньше с ней такого не случалось. Тилли считала, что лишаются чувств только дамы, и то в церкви, до нее смутно доносились звуки ударов, стоны, ругательства, близкий цокот лошадиных копыт. Слышала она и незнакомые голоса: мужской и женский. Потом кто-то опустил платье и нижнюю юбку и приподнял ее за плечи. Женский голос произнес: «Ну вот! Ну вот! Они же дикари! Разве я не говорила, что они дикари». Потом женщина обратилась к мужчине: «Остановите, пока он его не убил, кто бы это ни был».

Марк Сопвит поспешил к Саймону, который прижал Хала Макграта к дереву, держа за горло. Хал цеплялся за его руки в напрасной попытке освободиться.

— Оставь его, отпусти, ты его задушишь. Отпусти, тебе говорю! — Марк резко ударил ребром ладони по руке Саймона. Тот сразу же отпустил Макграта.

По лицу Саймона текла кровь из рассеченной брови, рукав свадебного костюма свисал, наполовину оторванный. По-бычьи выставив голову вперед, он стоял, свесив руки и не спускал глаз с Хала, который отходил от дерева, держась за горло и качаясь, как пьяный.

Первым заговорил Марк Сопвит.

— Ты — Макграт, — всмотревшись в темноту, заключил он с удивлением в голосе. — Работаешь на шахте кузнецом. Да, точно. Ну, с тобой я еще разберусь, а сейчас убирайся отсюда, да поживей.

— Никого из вас это не касается, — переводя взгляд с одного на другого, заявил он. — Я за ней ухаживаю, это наши личные дела.

— Хорошее ухаживание, если она кричала как резаная. Уходи отсюда, иначе я сам тобой займусь. И, кстати, — Марк вскинул руку, останавливая Макграта, — зайди в понедельник в контору к моему управляющему.

Лицо Хала исказила злобная гримаса — он узнал владельца шахты и, бормоча под нос ругательства, пошел прочь.

Мужчины направились к сидевшей на земле Тилли. Леди Майтон, выпрямившись, старательно отряхивала перчатки.

— Ее бьет озноб: она очень сильно напугана, — заметила Агнес.

Саймон присел на корточки перед Тилли.

— Ну, ты… как, нормально? — спросил он, обнимая ее плечи.

До девушки дошел смысл его слов, и она медленно кивнула.

— Ну, вставай, поедем домой.

Саймон помог ей подняться. Ноги отказывались слушаться, и она приникла к нему, уронив голову ему на грудь.

— Вы тот самый фермер, если не ошибаюсь?

Саймон обернулся и молча посмотрел на леди Майтон.

— Сегодня ваша свадьба, насколько мне известно, — в ее голосе теперь чувствовалась ирония. — Как же вы здесь оказались? Вы ведь не могли услышать крики.

— Да, миледи, вы правы, криков ее я на своей ферме не услышал бы, — слова падали медленно и тяжело. — Меня предупредили, что с ней может случиться беда.