— Девчонка Троттер из этой породы, цепочка издалека тянется. Эту силу наследуют женщины. Я уже в ризнице жалел, что колодки отменили, на нее бы точно следовало надеть их. А еще я напомнил Энди про собаку Пита Гладвиша. Странная с ней история приключилась, очень странная.

Некоторое время все молчали. Потом старик Мак-грат медленно повернулся к стойке.

— Бесси, налей-ка всем по маленькой кружке, — распорядился он.

— Это — дело, молодчина, Билл, — раздались радостные голоса, все оживленно задвигались.

— Пейте, пейте, угощаю.

Кружки с элем были розданы, и разговоры постепенно смолкли. Когда Берк Лодимер с Энди Фэрветером собрались уходить, поднялись и трое Макгратов и тоже объявили, что им пора. В темноту вышли все вместе. Но они не сразу разошлись по домам, а задержались и довольно долго о чем-то разговаривали.

Его преподобию Джоржу Россу было всего тридцать пять, но сутулые плечи, худощавое продолговатое лицо и быстро редеющие волосы заметно старили его. Худой и высокий, он выглядел старше сорока. Обычно лицо священника имело землянистый оттенок, но сейчас от волнения щеки его тронул бледный румянец. Он сжал тонкие невыразительные губы, чтобы скрыть подрагивание, и грустно смотрел на жену, осуждающе качая головой.

Двадцатишестилетняя Эллен Росс, маленькая и изящная, едва доходила мужу до плеча. Ее очень красили мягкие волосы светло-каштанового оттенка, а глаза поражали какой-то необыкновенной, пронзительной голубизной. Говорила она быстро, размахивая руками, что придавало значимость ее словам. Вот и сейчас Эллен оживленно жестикулировала:

— Я уже говорила, что это злобные, всегда готовые позлорадствовать люди. Они не понравились мне с самого начала. Мистер Фоссетт, хоть и церковный староста, но не лучше старух-сплетниц. А колесный мастер, даже не знаю, что и сказать, — она с брезгливой гримасой развела руками, будто стараясь что-то отодвинуть от себя.

Джордж прикрыл глаза и заговорил, стараясь не показывать раздражения:

— Ты уклоняешься от темы, Эллен. Ответь, ты танцевала в ризнице с Тилли Троттер или нет?

— Да! Да! Да! Если ты говоришь, что мы танцевали, пусть будет так. Но это было только один раз. Мы сделали всего несколько движений и не отодвигали скамьи, да всего один раз прошлись вокруг стола.

Преподобный Росс закрыл глаза и опустил голову на грудь.

— Ах, Джордж, ну пожалуйста, извини, — тихо попросила она. — Я очень сожалею, что огорчила тебя, но ведь все начиналось так невинно. Как-то раз мы сидели с Тилли в беседке и занимались чтением и письмом. После урока я заговорила о гулянье, которое устраивалось на окраине Вестоу, и поинтересовалась, пойдет ли она. Тилли очень печально ответила, что на гулянье никогда не ходит, потому что не умеет танцевать. Джордж, вспомни, как на дни рождения и праздники моя мама садилась за спиной, а Роберт брал скрипку. Когда ты с нами был, то тебе все нравилось — ты говорил, что в нашей гостиной веселее, чем на балу во дворце.

Священник поднял голову и с грустью взглянул на жену.

— Мы тогда еще не были женаты, Эллен. Соглашаясь стать моей женой, ты понимала, что на тебя ляжет ответственность, связанная с обязательным соблюдением внешних приличий. Вспомни, сколько раз мы обсуждали это.

— Конечно, Джордж, — голос ее звучал подчеркнуто ровно. Она крепко стиснула кулаки, чтобы сдержаться.

— Первая миссис Росс…

— О, Джордж, не надо! — Жена энергично затрясла головой. — Прошу, не говори постоянно о достоинствах первой миссис Росс, иначе я просто закричу.

— Эллен! Эллен! Успокойся, пожалуйста. Боже, боже! — Его преподобие смотрел на нее с тихой грустью. — Я не собирался заводить о ней разговор, просто хотел сказать, что излишняя благовоспитанность тоже не нужна, если мешает счастью.

— Извини, Джордж, — хватая его за руку, тихо заговорила Эллен, заглядывая ему в лицо. — Я постараюсь, Джордж, честное слово, постараюсь. Обещаю, что с этого дня буду вести себя по-другому.

Священник смотрел в такое милое и дорогое ему лицо. Потом ресницы его дрогнули, нос сморщился. Он облизнул губы и совсем уже другим, мягким тоном сказал:

— Эллен, милая, Я так мечтаю видеть тебя счастливой. Мне бы хотелось, чтобы ты могла свободно следовать голосу своего деятельного разума… но мое положение вынуждает подчиняться правилам.

— Знаю, дорогой, знаю.

— Мне очень жаль, Эллен, но вынужден тебя просить больше не видеться с Тилли.

Лицо Эллен задергалось от волнения.

— И даже нельзя учить ее грамоте? — глядя в сторону, спросила она.

— Лучше не надо, дорогая. В деревне о ней говорят невероятные вещи. Россказни эти, конечно, настоящий бред, но бред — опасный.

— Какие же это разговоры? — живо откликнулась она.

— Понимаешь, — Джордж смущенно пожевал губами, — Тилли потомок одной старой женщины, Сиси Клэккетт, похороненной на местном кладбище. Ей приписывали сверхъестественные способности.

— Была колдуньей?

— Думаю, что в то время ее вполне могли считать ведьмой.

Эллен отпрянула от мужа, возмущенно воскликнув:

— Они говорят, что Тилли колдунья? Тилли — ведьма?

— Дорогая моя, большинство в деревне — это невежественные люди, а там, где невежество, процветают и суеверия.

— Какая же Тилли колдунья? — невесело усмехнулась Эллен. — Милая, добрая, наивная девочка. Она никогда и ни о ком не говорит плохо, даже о таком негодяе, как Хал Макграт. — Она помолчала, глядя на мужа, а потом громко уточнила, словно обращалась к оратору: — Сэр, они собираются сжечь Тилли Троттер?

— Не говори глупости, Эллен.

— Я не глупая, по крайней мере не глупее жителей деревни или тех, кто им верит.

— Эллен!

Суровый тон мужа не произвел на нее ни малейшего впечатления. Эллен отвернулась и прошла в конец гостиной. Затем, бросив быстрый взгляд в окно, круто повернулась и крикнула:

— А какой приговор они вынесут мне, если узнают, что я просиживаю по часу в беседке с тремя чумазыми горняками?

— Что? Что ты сказала?

— Я уверена, что ты хорошо расслышал. Час, иногда даже два в неделю я провожу с черными от угольной пыли горняками, работающими у Розира.

Продолговатое лицо священника вытянулось еще больше — рот приоткрылся, а брови поползли вверх к волосам. Покачиваясь, он двинулся к жене. Со стороны могло показаться, что он принял изрядную долю спиртного. Мистер Росс подошел почти вплотную к Эллен и остановился, покачивая головой, как будто отказывался верить своим ушам.

— Нет, Эллен! Нет! Как ты могла решиться на такое. Это же рабочие Розира! Ты сознаешь, что делаешь?

— Да, сознаю, причем очень хорошо. Я учу их выражать мысли, помогаю избавиться от невежества, которое, по твоим словам, торжествует в деревне. Но эти люди другие. Они сыты по горло своей неграмотностью, и теперь им понятна сила, которую дает умение читать и писать.

Священник глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и уже спокойным тоном стал объяснять:

— Пойми, не поможет грамота, когда их уволят. Горняки потеряют не только работу, но и жилье, окажутся со своими семьями на улице.

— Они… понимают, что им грозит, — взволнованно заметила Эллен. — Один рабочий сказал мне, что если бы не зимний холод, то лучше жить на холме, чем в жалких лачугах, в которых ютятся рабочие Розира.

Священник побагровел, над бровями даже выступили капли пота, волнение мешало ему говорить:

— Немедленно прекрати свои занятия, ты зашла слишком далеко. Ты не представляешь, как тяжело положение этих людей. И что случится, если они лишатся работы. В прошлом году за границей нашего прихода в канаве нашли бывшего рабочего Розира, умершего от голода. Ведь тебе не приходилось видеть людей, часами простаивающих в ожидании миски водянистого супа. Ты не видела, как ребенок пытается сосать пустую грудь матери. Тебе еще много предстоит узнать в жизни, жена. А теперь скажи, когда у тебя очередное занятие с этими горняками?