Марк тоже встал.

– Думаю, что как улики и вещественные доказательства они нам больше не нужны. Я распоряжусь, чтобы завтра тебе все привезли.

Ее лицо засияло в улыбке. Перед ним стояла прежняя Хэлли. Она положила ладонь на его руку.

– Спасибо, Марк. Ты простишь меня? Для меня это очень много значит.

Он покачал головой и улыбнулся.

– Не думай об этом, Хэлли. Ты сделала то, что должна была сделать. А я – то, что должен был делать я. Вот и все. Извинения излишни.

Марк подошел к двери и взялся за ручку. Хэлли продолжала стоять на месте и смотреть на него, думая о том, как поступить, чтобы он не ушел.

Ей хотелось сказать о своих чувствах к нему. Марк принял ее извинения, не выказав ни гнева, ни раздражения, чего она не заслуживала.

Хэлли слышала разочарование в его голосе, когда он говорил о том, как решилось это дело. Но Марк все-таки понял, что ее кузина заслуживает особого отношения.

Ее поразили внутренняя сила Марка, чувство справедливости и честность. Его ответственная работа, этические нормы и преданность законам внушали глубокое уважение, вместе с тем он соглашался, что иногда их можно обходить. Короче говоря, Марк Валкотт был самым замечательным человеком из всех, кого она знала.

Хэлли стояла здесь, в коридоре здания суда, и признавалась себе в том, в чем не могла признаться уже больше недели.

Слишком поздно бояться полюбить Марка.

Это уже случилось.

Заслышав сигнал автомобиля, Хэлли схватила ключи, распахнула дверь кухни и вылетела через двор на узкую дорогу, окаймленную кустарником, которая вела к музею. Марк был там; он стоял перед служебным фургоном. Два полицейских в форме разгружали машину.

– Я привез... – начал было Марк.

Но Хэлли уже и так все поняла. С победным «ура!» она пронеслась мимо него к фургону и остановилась, сложив кулачки под подбородком, глядя, как выгружают ее ценности – большую картину, писанную маслом, картонную коробку, наполненную мелкими предметами: табакеркой, подсвечниками, миниатюрами, вышивками в деревянных рамках. Заглянув в кузов, Хэлли увидела старые шпаги, инкрустированные драгоценными камнями. Эти шпаги привезли сюда первые испанские путешественники, их передавали из поколения в поколение.

Шали, серебряные украшения, коробка с ценными книгами, многие из которых были самыми первыми изданиями. Деревянная статуэтка Иисуса, еще одна – Девы Марии, – вырезанные первыми коренными американцами, обратившимися в католическую веру. Гобелен с вышитым на нем единорогом относился к Средним векам. Потом еще одна коробка, а на ней – три куклы в одежде викторианской эпохи.

Хэлли закрыла рот руками, не в силах высказать весь ураган эмоций, бушующий у нее внутри.

Повернувшись, она увидела Марка. Он смотрел на нее с видом мрачного удовольствия. Она кивнула в знак благодарности, и ее глаза наполнились слезами.

На его лице проступила озабоченность.

– Не плачь, – попросил он. – Пожалуйста.

– Просто не могу сдержаться, – сказала она, пытаясь засмеяться. – Это так невероятно, все мои вещи вернулись назад!

Хэлли подбежала к входной двери в музей и раскрыла тяжелые дубовые створки. Оживленная, полная энергии, с уже высохшими глазами, она распоряжалась, куда нести первые коробки. Ей казалось, что старое здание озарилось светом, когда одна за одной вещи возвращались на свои места.

Марк стоял снаружи и проверял по списку, все ли на месте. Хэлли объясняла полицейским, куда что положить. Потом, когда все уйдут, они с Трейси расставят все как надо. Картины и рамки Хэлли развесит, серебро отполирует, почистит запылившихся кукол. Она вернет порядок в музей, вернет порядок в ее наследие, в наследие города, который принял Хэлли пятилетней сиротой под свое крыло, вскормил и взрастил ее.

– А где твоя сестра? – поинтересовался Марк.

– Она дома, отдыхает.

– Как у нее дела?

Приятно было, что Марк спрашивает про Трейси, даже если он не одобряет то, как Трейси удалось избежать наказания. Но он не знает, что у Хэлли имеются свои соображения на этот счет и намерения помочь кузине исправиться.

– У нее все хорошо, – сказала Хэлли. – Хотя она подхватила простуду, поэтому осталась дома. О, это наверх отнесите, пожалуйста, – обратилась она к полицейским, которые как раз несли гобелен, вставленный в резную деревянную рамку.

Марк еще раз просмотрел список.

– Это все? – спросил он Кэри Оуэнса, розовощекого офицера, который спускался вниз.

– Да, сэр, – отвечал тот. – Но...

– Что-то не так? – спросила Хэлли, сбегавшая по лестнице вслед за Оуэнсом.

Марк взглянул на нее. Она стояла на последней ступеньке, такая живая, цветущая, радостная. Ее лицо светилось от счастья.

– Что такое? – спросила она снова.

– Одного номера не хватает. – Ему не хотелось говорить ей об этом, но выбора не было. – Твой альбом для вырезок. Его нет среди вещей, которые мы обнаружили.

Хэлли вцепилась в перила, ее радость сменилась тревогой.

– О, нет.

– Черт, – пробормотал он. – Я мог бы поклясться... – Он повернулся к Оуэнсу: – Вы уверены, что в фургоне ничего не осталось?

– Мы вытащили оттуда все и перегрузили в служебную машину. С начала и до конца. Правда? – обратился тот к напарнику. Ортега кивнул, Оуэнс посмотрел на Марка и пожал плечами. – Мне очень жаль, сэр.

Марк заметил, что у Хэлли опустились плечи. Он подошел к лестнице, протянул ей руку.

– С тобой все нормально?

– Что? – Она вышла из забытья, посмотрела на его руку, оперлась на нее и спустилась с лестницы. – Мне казалось, что все здесь. Я думала, мой альбом лежит в одной из коробок.

– Нет, мэм, – сказал Оуэнс с сожалением. – Среди того, что мы нашли, альбома для вырезок не было.

– Можно я проверю? – Хэлли тут же заглянула в коробки, осторожно перевернула там все содержимое, но альбома для вырезок не обнаружила. Она побежала к фургону и забралась внутрь. Через пару минут вылезла и медленно поплелась к Марку. – Пусто, – сказала она.

– Мы найдем его, – заверил он ее.

Он видел, как в ее глазах мелькнул проблеск надежды.

– Правда?

– Я сделаю все, что смогу, – обещал он. – Все, что от меня зависит. Это я тебе обещаю.

Он хотел сказать ей, что обязательно вернет Хэлли ее драгоценный альбом. Это наследие семьи, ответственность за которое она, в полном одиночестве, слишком долго несла на себе. Но теперь он рядом и поможет ей.

О чем я только думаю! – остановил себя Марк. Как официальное уполномоченное лицо, я возвращаю украденные вещи жертве ограбления и в то же время погружаюсь в неисполнимые фантазии. Воображаю себя рыцарем, защищающим прекрасную даму, словно Дон Кихот, несущий надежду отчаявшимся. Но это же полное безумие, и не только потому, что у меня нет права считать ее своей женщиной – этот вопрос уже давно решен, – но и потому, что мы с Хэлли живем в реальном мире.

А в этом мире существуют типы, подобные Гасу Мэдисону. Наверняка он узнал от Трейси, как много этот альбом значил для Хэлли, и решил нанести ей удар, который причинил бы сильную боль.

– Просто не сдавайся, вот и все, – сказал Марк, пожав ей руку, пытаясь утешить. – Я допрошу Мэдисона, добьюсь от него истины.

– Правда? – снова спросила Хэлли, и в ее карих глазах блеснули надежда и доверие.

Она загадочно улыбнулась ему, и он почувствовал, как сердце сжалось в груди от незнакомого и сильного чувства.

Его женщина.

Эта мысль пронеслась у него пару минут назад и все еще резонировала в голове. Какой же он глупец! Как Хэлли может быть его женщиной? Человек ее мечты, мужчина ее жизни должен осесть здесь, в Промисе. Как она может быть его женщиной, когда он уже сказал ей – и сказал правду, – что он не собирается тут оставаться?

Однако его воображение уже разыгралось. Марк даже пожелал втайне, чтобы все было иначе.