Ви с царственной невозмутимостью посмотрела на Мартину: — А я эту и хотела, здесь уютнее.
— Тогда пусть она будет моей! — схватив тигренка, Мартина живо перескочила на другую кровать.
— Получай, что желаешь, — презрительно сказала Ви и положила на кровать у окна своего игрушечного пуделя. Она облюбовала эту кровать еще вчера, когда миссис Мэрфи показывала ей комнату.
В свои семь лет Ви знала, что она почти всегда может добиться желаемого. Это удавалось ей благодаря наблюдательности и врожденному таланту маленького стратега. Она была еще мала, чтобы объяснить себе это, но знала, что она умеет оценить ситуацию, наметить цель и не отступать от нее, пока не добьется своего.
Она была безгранично уверена в себе, считая себя самой главной в своем маленьком мирке. «Мама — ангел, и я тоже», — говорила она себе. И она чувствовала себя сильной, не нуждаясь ни в подружках, ни в красивых платьях. Но иногда ее охватывал страх смерти, и она льнула к отцу, а он гладил ее волосы и успокаивал песенками. Она затихала, но сердилась, что отцовские песенки возвращают ее в раннее детство, лишают сознания, что она — большая и самая главная. Отец совсем не понимал этого, он только хотел прогнать ее страхи.
Портрет матери всегда стоял у ее кровати, но образ ее был смутным. Светловолосая женщина в летнем платье смеется, освещенная солнцем, сидя на лугу среди цветущей лаванды. Лицо незнакомки, которая и не знала о ее, Ви, существовании. И Ви о ней ничего не знала.
Более ярким был образ мачехи, но Ви старалась не вспоминать о ней. Гневное смуглое лицо, резкие движения, пронзительный голос. Когда Ви снились страшные сны, она видела себя в джунглях среди диких зверей, которые хотят ее сожрать, и у каждого зверя — лицо мачехи. Она просыпалась в слезах и чувствовала, что сны рождены явью, а страх исходил от этой странной женщины, которая накидывалась на нее с пронзительными воплями. Правда, папа любил Ви, но она не чувствовала себя в безопасности.
— Ну, как вы тут, девочки? — на пороге комнаты стояла Френсис Мэрфи. — Все в порядке?
— Да, — ответила Ви, не взглянув на нее. Мартина промолчала. Она играла в сражение: медвежонок-панда боролся с тигренком; побеждал панда, потому что он был ее любимцем. Мартина подбадривала бойцов звонкими выкриками. Вдруг она потеряла интерес к игре и, уронив зверюшек на пол, о чем-то задумалась, глядя прямо перед собой. Ви незаметно подтолкнула панду ногой под свою кровать.
Френсис вошла в комнату Армана, где он продолжал раскладывать вещи.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Спасибо, нет, — сказал Арман и поглядел на хозяйку. Волосы ее были приглажены, он почувствовал мрачный аромат гардении — она надушилась дешевыми духами.
Нет, ему не хотелось, чтобы женщина наблюдала, как он раскладывает свои вещи, — в этом было бы что-то интимное. Он повернулся к ней и приветливо сказал: — Вы слишком добры. У вас и без того много дел. Я сейчас закончу, а потом разрешите мне принести в вашу гостиную бутылочку вина, и мы выпьем за ваше здоровье и благополучие вашего дома.
Она кивнула, просияв от удовольствия, и вышла из комнаты, «Наверное, выльет на себя еще полфлакона духов», — подумал он язвительно. Посмотрев на себя в зеркало, Арман заметил, как вытерся воротничок его лучшей рубашки. Если положение станет совсем скверным, ему придется подумать о возобновлении своих старых довоенных контрактов двенадцатилетней давности. Нелегко будет найти их, и даже здесь, в Америке, это опасно. Смертельный риск. Лучше начать новый путь наверх снизу, не открывая никому правды о себе, а потом уже воспользоваться сокровищами «из гробницы» и снова прославиться. Но это займет много времени, а деньги необходимы сейчас. Нужно нанять женщину для присмотра за детьми — английскую няню или французскую гувернантку. Но пока сойдет и миссис Мэрфи. Он похвалил себя за то, что припас бутылку шампанского.
Арман закрыл чемодан, велел детям не шуметь и спустился по лестнице, держа бутылку за горлышко.
Мартина не могла найти своего панду и уже неистовствовала. Ви лежала на кровати и притворялась, что читает.
— Панда! — заревела Мартина. Ви не подняла головы. — Это ты его спрятала! Злюка! Дрянь!
— Не смей обзываться. Замолчи.
— Сама заткнись!
Ви встала с кровати и подошла к сестре. — Панда тебе нужен? Плакса, нюня!
— Я не плакса!
— Плакса, плакса! — дразнила Ви. — Плакса-вакса!
Мартина подскочила к сестре и вцепилась ей в волосы.
— Перестань! — вскричала Ви, ударяя ее по щеке. — Вот паршивка!
Мартина укусила предплечье Ви, крепко сомкнув зубы. Ви колотила ее по голове, но она не разжимала зубов. Ви почувствовала, что сейчас заплачет от боли. Глаза Мартины блестели, лицо покраснело; не обращая внимания на удары, она кусала все сильнее.
— Перестань! — взмолилась Ви, не в силах терпеть боль. К ее глазам подступили слезы. — Пожалуйста, перестань. Больно!
Мартина как будто не слышала.
— Я отдам твоего панду. Перестань!
Мартина отскочила от сестры; на руке Ви капельки крови обозначили глубокие следы укуса.
— Панду! — потребовала Мартина.
Ви вытащила игрушку из-под своей кровати. Щеки ее горели от стыда, но она продолжала плакать. Слезы были унижением, она плакала очень редко. Мартина сразу схватилась за игрушку, но Ви не отпускала ногу медвежонка.
— Это мое! — завопила Мартина.
— Ах, ты любишь своего панду! Он такой миленький! — дразнила Ви. Она изо всех сил дернула медвежонка за переднюю лапу. Сейчас Ви ненавидела четырехлетнюю Мартину, которая видела слезы ее унижения.
Мартина дернула к себе игрушку за заднюю ногу. Нога оторвалась, девочка упала на пол. Из туловища панды высыпались опилки, Ви бросила на пол пустую тряпку, Мартина с ужасом уставилась на испорченную игрушку и с пронзительным криком выбежала из комнаты. Ви побежала за ней; на площадке лестницы они столкнулись, опрокинув керамическую раковину, и обе упали на пол среди кучи белых осколков.
На шум прибежали взрослые. Арман поднял и осмотрел девочек. Они выглядели испуганными, но не плакали, и порезов не было видно ни у той, ни у другой.
Арман укоризненно посмотрел на Ви, но выражение ее лица его обескуражило: она была очень довольна и смотрела на него, как заговорщица, с веселыми огоньками в глазах. Услышав жалобные вопли Френсис Мэрфи, Арман понял и улыбнулся дочери как соучастник. Безобразная громадина — белая раковина — больше не будет наводить на них уныния! Дом стал для отца и дочери более сносным, уродство кое в чем потерпело поражение. Ви стояла среди руин словно маленькая королева. «Как она похожа на меня, — подумал Арман, — гордая и храбрая перед лицом рушащегося мира».
ЧАСТЬ II
Франция
1
1921–1931
Арман с детства знал, что станет парфюмером. С тринадцати лет он был уверен в своем будущем. Часами, не сводя глаз, он наблюдал за работой отца, вдыхая ароматы, которые должны были слиться в окончательную композицию. Больше всего на свете ему хотелось экспериментировать, но материалы для опытов были и редки, и дороги. Арман выпрашивал у матери фиксаторы и собирал полевые цветы, раскладывал лепестки на стекле и заливал их растопленным салом. Цветочное масло впитывалось в жир, и в результате получалась душистая помада. Чтобы получить эссенцию, нужны были знания и навыки.
Морис, отец Армана, растроганно наблюдал за детскими попытками овладеть «enfleurage» — древним искусством извлечения цветочных масел. Время от времени он давал Арману уроки истории парфюмерного искусства, и ребенок жадно внимал ему, но особенно счастлив он был, изредка получая в подарок бутылочку фиксатора или цветочной эссенции. Арман экспериментировал с ними, дополняя их корицей, мятой, лимонной цедрой. Он мечтал достичь гармонии ароматов, подобной той, которой Моцарт достиг в музыке. Мечты эти роились в его воображении с раннего детства и оформились окончательно в 1921 году, когда были запущены в производство духи «Шанель № 5».