— Когда я поняла, что Никки любит Павлу больше, чем меня, — тихо начала она, — я почувствовала обиду, злость и горечь. Она была так красива и талантлива, как никогда не была. А тут еще я узнала, что она ждет ребенка. Я не смогла этого вынести. Мне нужно было как можно скорее уехать из Берлина. Я любила когда-то Павлу как свою сестру. Я верила ей. И я знала, что она ничего не знала про нас с Никки. Да и как она могла знать, если я даже самой себе признаться не смела? Вам не представить моего отчаяния. Я возненавидела всех, в особенности возненавидела всех актрис. И все эти годы я прожила с ненавистью, разъедающей меня изнутри. Когда вы приехали, Лизл, — голос ее смягчился, и она взглянула Лизл в лицо, — в вашем лице я вновь увидела Никки: вы же знаете, вы очень похожи на него. Я действительно верила, что вы обманете Джеймса — как я уверила себя, что ваша бабушка обманула мое доверие; поэтому я решила сделать все, чтобы не допустить вашего брака. — Она протянула Лизл худую, костлявую руку. — Как же жестока и несправедлива я была к вам с Джеймсом. Сможете ли вы простить меня?

Лизл вскочила и встала на колени возле старой несчастной леди, которая причинила ей столько горя и неприятностей. Она взглянула в глаза Хэрриет Ловелл — и впервые поняла, как грустно и тяжело было ей жить все эти годы.

— Конечно, я простила вас, — заверила ее Лизл. — Каким-то образом, не знаю, почему, я всегда понимала, отчего вы такая.

Павла Эдриан встала и протянула к Хэрриет Ловелл руки.

— Столько лет прошло, Хэрриет; нужно оставить обиды в прошлом и начать жить настоящим.

Хэрриет кивнула, и ее рука схватила руки Павлы. Она улыбнулась:

— Да, пора. А теперь, полагаю, нужно устроить свадьбу твоей внучки и моего племянника.

Лизл почувствовала, как рука Джеймса сжала ее руку. Он ступил шаг вперед и одарил двух старых женщин своей неподражаемой улыбкой.

— Тетя Хэрри… Бабушка… Я обеих вас люблю, и никто другой так не рад, как я, что старые скелеты позабыты в шкафу. — Он обернулся к Лизл, взяв ее за руку. — Но, с величайшим уважением к вам, мы с Лизл должны сказать, что наша свадьба — это то, что мы желаем устроить сами.

Тетя Хэрри ступила ему навстречу, и на щеках ее появилась краска. Старые привычки с трудом забываются, подумала Лизл. Но Бабушка положила на плечо Хэрриет сдерживающую руку, одобрительно проговорив:

— Теперь наступило их время, Хэрриет.

Хэрриет с потемневшими глазами и улыбкой нерешительности поглядела на Джеймса, а затем — на Павлу.

— Хорошо… Ты права, Павла, и прости меня, Джеймс. Мне так жаль, — добавила она.

Темные глаза Джеймса пристально глядели на тетушку.

— Разве я не говорил тебе, тетя, как много значит для меня Лизл? И разве я не говорил, что что бы там ни случилось, я женюсь на ней? — Тетушка медленно кивнула, а он продолжил: — Разве я не говорил, что тебе не стоит жалеть ни о чем?

Хэрриет Ловелл ненадолго прикрыла глаза, а затем открыла их и улыбнулась:

— Благослови Господь вас обоих.

Джеймс вывел Лизл из комнаты, оставив двух старушек предаваться воспоминаниям, и они пошли в сад. Они гуляли в тишине, и каждый пытался выйти из круга воспоминаний о давно минувших событиях — в свой собственный мир, мир наслаждения, радости, мир сегодняшнего и завтрашнего дня.

Джеймс нежно поцеловал ее и прижал к груди.

— Ты не возражаешь, Лизл?

Она взглянула в его лицо, но сумерки скрывали выражение его глубоких темных глаз.

— Против чего?

— Против того, что я сказал: мы бы хотели сами устроить свою свадьбу.

Она улыбнулась и снова положила голову ему на грудь.

— Конечно, я не возражаю.

— А что касается самой свадьбы, Лизл…

— Что?

— Мне удалось заполучить разрешение: десять часов утра тебя устроят?

Лизл поглядела ему в лицо, не веря.

— Завтра?

— Ты против?

— Ты слегка торопишься, не так ли?

— Не думаю. Зачем ждать еще?

Лизл рассмеялась.

— Что ж, я согласна. Я предполагаю, что и медовый месяц уже продуман, так?

Он притянул ее к себе.

— Я бы желал провести некоторое время на острове…

— О, да… на острове.

Он обнял ее за шею, и Лизл почувствовала его близость.

— Ты не замерзла, моя любовь?

Лизл затаила дыхание.

— Нет. Как я могу замерзнуть возле тебя?

Он тихо рассмеялся, покрывая ее лицо поцелуями.

— Прижмись ко мне сильнее — и я согрею тебя. — Он сунул руку в карман и вынул маленькую коробочку, вручив ей: — Возьми этот подарок, любовь моя, от всего моего сердца.

Она открыла коробочку и обнаружила изумрудное кольцо, которое сверкнуло всеми своими гранями в заходящем солнце. Она надела кольцо на палец.

— Джеймс, какое оно красивое, — тихо проговорила она. — Я буду носить его до самой своей смерти, чтобы доказать свою любовь. — Она еще раз поцеловала его и покачала головой: — Клянусь: сегодня ночью я не засну.

Его губы коснулись ее волос.

— Прижмись ко мне, и я покажу тебе, как насладиться сном сполна.

Лизл открыла глаза и лежала минуты две, не желая двигаться. За четыре недели, прошедшие со дня свадьбы, она все еще не привыкла к ощущению радости, когда обнаруживаешь рядом Джеймса, просыпаясь по утрам. Она повернула к нему голову, наклонившись и целуя его в висок, пока он спит. Уголок рта его дрогнул, но он не открыл глаз, видимо, довольный лаской Лизл и чувствуя нежное прикосновение ее ладони к его волосам. Джеймс улыбнулся, ничего не говоря, и их молчаливое объятие могло выразить больше, чем миллион слов. Затем, захваченные вдвоем приливом любви, они слились в поцелуе.

Джеймс поднял над ними простыню, целуя ее в щеку.

— Ты счастлива, Лизл? — Она почувствовала его губы и его мягкое дыхание. — Ни о чем не жалеешь?

— Ни о чем, Джеймс. — Она положила голову ему на плечо. — Я никогда не была так счастлива, Джеймс. И я думаю…

— О чем?

— О Ханахине.

— Да? — Он пробежал пальцами в ее волосах, а она повернулась, чтобы поцеловать кончики этих пальцев.

— Я читала вчера книгу о разведении лошадей. Ты в это время выезжал жеребенка.

Он разразился смехом.

— Книга о коневодстве? С чего это тебе вздумалось?

— Джеймс, будь серьезен. Я подумываю о том, чтобы купить еще больше лошадей и выращивать их для бегов — может быть, даже для участия в розыгрыше Национального кубка.

Он подтянулся на локте, и его темные глаза, сначала полные иронии, стали серьезными, когда он убедился, что она говорит о продуманном деле.

— Ты бы хотела заняться этим?

— Конечно, и даже очень.

— Ну что ж, тогда спустимся на планету Земля — и посмотрим, что там предстоит нам сделать.

— Я уверена: мы справимся с этим делом.

— Мы справимся со всем, пока мы вместе, Лизл.

Она поднесла руку к его лицу и погладила крошечный шрам над его губой, проговорив:

— Я знаю, Джеймс, нет ничего, что бы мы с тобой не могли.

Он взглянул ей в лицо, видя, как ее губы ждут его поцелуя. Он поцеловал ее: губы его были теплыми, слегка пахнущими вином. Она глубоко вдохнула запах его кожи. Его поцелуй был нежен, и они еще долго держали друг друга в объятиях, боясь нарушить очарование момента.

Затем они вместе лежали в лучах ослепительного солнца, а за окном слышен был шум волн, набегающих на песок.

Лизл инстинктивно чувствовала, что их любовь защищают от всего мира каменные изваяния Танцующих любовников. Любовников, которые благословили Джеймса с Лизл, когда они впервые приехали на остров в качестве мужа и жены — всего несколько коротких недель назад.

Она услышала, как Джеймс зовет ее по имени, и раскрыла губы, приглашая Джеймса владеть ее телом так, как он пожелает. Против такого приглашения он не мог устоять.

Глаза его были темными — темнее, чем когда-либо, и сила любви, которая была заключена в этих глазах, заставила ее дыхание прерваться. Он кончиком языка очерчивал ее губы, и она чувствовала, как отвечает его желанию всем своим существом. При одном прикосновении его руки тело Лизл потянулось к нему, и голос Джеймса, когда он заговорил, был наполнен любовью.