— Доброе утро, Линда. — Его голос захлестнул ее, как волны во сне, — ласково и умиротворяюще. — Надеюсь, вы хорошо спали.

Он выглядел прекрасно — в тщательно отутюженных брюках цвета хаки и светло-голубой трикотажной рубашке с открытым воротом, плотно облегавшей мускулистую грудь, будто вторая кожа. Темные волосы растрепались на ветру, загорелое лицо и, как всегда, пристальный взгляд карих глаз. Она слышала его учащенное дыхание, ноздри у него слегка вздрагивали. Ей вдруг показалось, что он знал, о чем она думала… даже знал, какой она видела сон.

Она снова вспыхнула, словно стояла у открытой дверцы печи. Сердце бешено заколотилось.

— Да, хорошо. Я как раз… разбирала вещи. Извините, что так долго не открывала дверь.

— Не извиняйтесь. Я пришел неожиданно.

— Да, конечно. Тем не менее, я рада, что вы пришли. Она оглядела кухню, но утренний кофе был уже выпит, а охлажденный чай она еще не успела приготовить.

— Могу предложить что-нибудь выпить, хотя не уверена…

— Я принес кое-что к ленчу.

— Правда?

Она взглянула на настенные часы. Конечно, ведь уже почти полдень. Она не думала, что так много времени. Только сейчас Линда заметила, что он держит большую плетеную корзину — такие корзины продавались в дорогих специализированных магазинах и стоили кучу денег. Она представила, какие вкусные вещи лежали внутри, и у нее буквально потекли слюнки.

— Я подумал, что сейчас вам нужно сделать перерыв. Разбирать вещи близкого человека, которого ты любил, очень… тяжело.

Линда кивнула:

— Правда. Так много вещей. Я даже не предполагала, что столько можно накопить за всю свою жизнь — фактически, за несколько жизней. Ведь многое осталось еще от моей прабабушки. И каждая вещь — особенная. Даже не знаю, смогу ли расстаться хоть с одной из них. Не могу представить, что кто-то пустит бабушкины льняные скатерти на тряпки или позволит им сгнить. Если я не оставлю за собой дом, боюсь, в моей квартире в Эванстоне не хватит места, чтобы сохранить все, что мне нравится. Право, не знаю, что делать.

— Почему мы не можем обсудить эти проблемы за ленчем? У меня есть кое-какие соображения.

— Звучит заманчиво. Сейчас я освобожу стол. — Она хотела унести почту и утреннюю газету, но Гифф остановил ее.

— Давайте позавтракаем на воздухе. День великолепный. Вам понравится.

Улыбнувшись, она кивнула:

— Мне нравится.

Они спустились по лестнице и завернули за угол дома. Гифф двигался со скрытым изяществом, как прирожденный атлет. Вероятно, он занимается спортом, подумала она, может быть, играет в футбол. У него фигура спортсмена. Живое воображение и фантастические грезы вызвали у нее желание коснуться его плеч вытянутой рукой, провести руками по спине вниз, до слабо вырисовывавшихся ягодиц и сильных бедер.

Остановись,сказала она себе. Ты позволяешь гормонам управлять тобой. Человек принес тебе еду для ленча, он же не предполагает себя в качестве десерта.

Гифф расстелил плед под коренастым дубом, единственным деревом в ярде от дома, потом открыл корзину и начал доставать еду. Глядя на коробки, Линда надеялась, что в животе не заурчит и не придется убегать. Где-то она читала, что еда обычно заменяет секс. Занимаясь делом, она не чувствовала голода, а сейчас у нее появился волчий аппетит. Если бы она не следила за собой, побыв в Гиффом только неделю, она набрала бы десять фунтов. Страшно подумать, какой вес она наберет к концу лета, если он постоянно будет приносить такую великолепную еду и возбуждающие аппетит закуски. Если она останется с ним, напомнила она себе.

— Я заказал жареного цыпленка с салатом. Это будет наше главное блюдо.

— Звучит восхитительно.

Он достал бутылку «Шардонне», которое они пили вчера, и умело открыл пробку.

Линда опустилась на плед. Несомненно, она мечтала о таком мужчине. Несомненно, о нем она грезила дни и ночи — таком сексуальном, обворожительном и деликатном. О таком мужчине только и можно мечтать.

Покачав головой, она протянула ему два бокала, и он налил вина, не спуская с нее глаз. Она почувствовала, как снизу поднялась горячая волна, и наклонила голову, чтобы он не увидел ее покрасневшую шею. Он и так слишком много узнал о ней. По ее лицу он мог читать так же просто, как читают детскую книжку. И все-таки она надеялась, что он не догадывается об ее изменчивых мыслях и туманных снах.

Он поднял бокал:

— За плодотворный день.

Она кивнула и отпила из бокала.

— А вам не приходило в голову отдать некоторые вещи бабушки в музеи или местное историческое общество? Они смогут о них позаботиться, а вы поделитесь своими сокровищами с теми, кто интересуется стариной и изучает прошлое.

— Я не думала об этом, но это хорошая идея. Я ведь приехала фактически два дня назад. Я должна была привести в порядок всю документацию в Чикаго и закончить дела после весеннего семестра.

Она смотрела, как он маленькими глотками пьет вино, и с трудом удержалась от того, чтобы не коснуться губами его горла.

— Вы останетесь жить в Чикаго?

Линда села поудобнее.

— Да. Хотя, может быть, сохраню этот дом. Я поняла, что очень многое хочу сохранить, но не могу взять все с собой в Эванстон. А побережье может оказаться прекрасным пристанищем. Я могу сдавать дом друзьям, когда им захочется отдохнуть. Я еще не знаю.

— Этот дом для вас много значит. — Запрокинув голову, он скользнул взглядом по деревянному дому вверх, до самой мансарды. Шея у него напряглась, было видно, как пульсирует кровь в жилах. — С ним связаны приятные воспоминания… или не все они такие?

— Да, — прошептала она, удивляясь, что он опять угадал. Или ему удавалось делать общие наблюдения, как гадалке? Как бы то ни было, он попал в точку, и она почувствовала себя неуютно.

— Почему вы так сказали? — тихо спросила Линда.

— Если вы проводили здесь летние месяцы, выросли в этом доме, вероятно, вы переживали и душевные травмы.

— Да, — согласилась она, вспоминая свои беседы с Джерри поздними вечерами. Они говорили о молодых людях, о своих родителях, о спиритических сеансах.

Он снова повернулся к ней, оторвавшись от прошлого, и улыбнулся.

— Вы должны поесть.

Она разложила еду по тарелкам, а он наполнил бокалы. Еда и вино сняли напряжение, помогли ей расслабиться. С Гиффом было интересно — он рассказывал обо всем, сообщил даже о своей следующей книге, посвященной Англии времен правления англосаксов, еще до Вильгельма Завоевателя. Они не касались тем, которые могли бы подогреть их интерес друг к другу. Он больше не читал ее мысли. Откинувшись на пледе, Линда наслаждалась игрой солнечного света, легким бризом и относительной прохладой.

— Расскажите, как вы проводили время, живя у бабушки.

— Зачем вам нужно знать это? — Линда засмеялась. — Удивляюсь, почему вы хотите, чтобы я говорила о своем детстве. У меня сохранились только обрывочные воспоминания о том времени, когда я была совсем девочкой. Зато я хорошо помню себя подростком. И уверяю вас, жизнь девочки-подростка — не самая интересная пора жизни.

— А, думаю, вы неправы, дорогая Линда. Чтобы понять женщину, мужчине нужно знать ее прошлое. В вас скрыта бездна сокровищ, которые только и ждут, чтобы их обнаружили. Как я смогу правильно оценить эти сокровища, если плохо вас знаю?

— И вы собираетесь долго обхаживать меня, чтобы обнаружить неожиданные сюрпризы?

— Да, собираюсь. Вы сможете в этом убедиться.

— Провалиться вам на этом месте, — пошутила Линда, чувствуя, что немного опьянела.

Он изменился в лице.

— Почему вы так сказали? — холодно и отчужденно спросил он.

— Так обычно говорят дети. Мы с моей лучшей подругой Джерри всегда так клялись, что говорим правду. Вы, несомненно, слышали это выражение.

— Возможно. Не помню. — Гифф выглядел озадаченным. — Расскажите о своей подруге. Она приезжала сюда с вами?

— Да, несколько лет мы жили здесь вместе.

Линда непроизвольно вздрогнула, вспомнив последнее лето и тот богатый событиями вечер, когда они, крича от страха, выбежали из дома и долго бродили по берегу. Когда бабушка позвала их, они уже успокоились.