Линда посмотрела на его длинные пыльцы с ухоженными ногтями. Интересно, что она почувствует, когда они коснутся не бокала с вином, а ее кожи? Ее бросило в жар — единственное, что пришло ей на ум. Она беспокойно заерзала в кресле, понимая, что он ждет ответа.

— Я… Я тоже надеюсь.

Слабость,заметила она себе. Почему не признаться, что тебе хочется внезапно схватить его через стол? Сбросить на пол посуду и все, что стоит на столе, как бы повторяя сцену на кухне с Буллом Даремом, только ты не можешь представить на его месте Кевина Костнера. Нет, Гиффорд Найт лучше.

Он улыбнулся, словно понимая, между кем ей приходится выбирать. Он отрезал и положил в рот кусок стейка, и она обратила внимание на его белые ровные зубы. Он стал жевать, его губы задвигались, и ей захотелось узнать вкус его рта.

Она заставила себя тоже съесть кусочек стейка. Однако он больше не сказал ничего такого, что могло бы вызвать рискованные мысли. Линда занялась едой, уже не испытывая желания заняться любовью на столе, на прилавке или на полу.

Все было очень вкусно: хорошо прожаренные стейки, картофель, тушенный в масле и сливках, и овощи. Она догадалась, что овощи были быстрозамороженные, но это не имело значения. Ему пришлось побеспокоиться — приготовить еду, разделить с ней трапезу, и это придавало особый вкус блюдам.

После обеда он сам сварил и подал кофе, снова отказавшись от ее помощи. На серебряном блюде к кофе были поданы пирожные — маленькие розовые, зеленые и белые деликатесы на бумажных салфеточках. Они выглядели так же соблазнительно, как Гиффорд Найт. Она удивилась тому, где он раздобыл их. Вряд ли они были куплены у мистера Уотли.

— Еще утром меня восхитило ваше произношение. — Линда снова взглянула на Гиффорда Найта. — У вас английское произношение?

— Да. Мне казалось, я почти утратил его. Я ведь несколько лет не был на родине.

— Я знала англичан, которые прожили в Штатах сорок лет. Они говорили так, словно только что вышли из двухэтажного автобуса на Трафальгарской площади.

Он улыбнулся.

— Вы правы. — Протянув руку, он выбрал покрытое розовой глазурью пирожное с белым цветком и зелеными листьями, положил ей на тарелку и взял ее руку.

Сердце у Линды екнуло, кожу словно обожгло.

— Значит, вы англичанин? — Ее голос звучал так, как будто ей не хватало воздуха.

— Я родился в Англии. Мой отец был американец, мать — англичанка.

— Я была в Англии шесть или семь лет назад, но у меня не было времени поездить по стране.

— А зачем вы ездили в Англию? — Она почувствовала, как он сжал ее руку.

— Занималась исследованиями, связанными с моей докторской диссертацией.

— И что же вы исследовали?

— Политическую обстановку в Европе в период наполеоновских войн.

— Достойная тема.

— И очень изнурительная работа. У меня почти не оставалось времени на сон, о туристических поездках и думать не приходилось.

— Значит, мы должны вернуться в Англию.

Мы? Она, должно быть, ослышалась, или он просто оговорился. И все равно сердце у нее сжалось. Поехать в Англию с таким мужчиной… Она откусила от пирожного и глотнула кофе.

Отпустив ее руку, Гиффорд Найт улыбнулся и тоже взял чашку. Наблюдая за ним, она думала, знает ли он, как его присутствие влияет на нее. Она действительно никогда не ощущала такого сильного притяжения.

С океана подул слабый ветер, задирая скатерть и теребя салфетку у губ Линды.

Он посмотрел на темнеющее небо.

— Кажется, природа дает нам знать, что наступает ночь.

— Становится поздно. Если мы собираемся погулять при закате солнца… — неуверенно начала Линда.

— Разрешите мне убрать со стола.

— Я помогу, — вызвалась она, откладывая салфетку и вставая из-за стола.

— Не беспокойтесь. Вы ведь у меня в гостях. Это займет всего одну минуту.

Он собрал чашки с блюдцами и десертные тарелки и, извинившись, исчез в доме. Она увидела, что в одной из комнат, вероятно, это была кухня, зажегся свет. На окне висели розовато-сиреневые шторы с оборками, его тень у раковины падала на кружевные гардины. Линда улыбнулась, снова представив, что этот решительный сексуальный мужчина будет жить в столь легкомысленном коттедже викторианского стиля. Она считала, что таким мужчинам больше подходил дом крепкой постройки, выдерживающий любую погоду, и мебель, обитая кожей.

Если бы Гиффорд Найт был «типичным» мужчиной. Во время беседы за столом она убедилась: она действительно еще не встречала такого человека и такого мужчину.

Линда отошла к перилам и, обхватив себя руками, прислонилась к светлым резным опорам. Солнце уже скрылось за высокими соснами, которые росли вдоль подъездной дороги с западной стороны дома, хотя небо еще оставалось светлым. Волны набегали на берег, в воде слабо розовело темнеющее небо и легкие облачка на нем. Чайки ходили у самой кромки прибоя, преследуя всякую живность, прежде чем ей удавалось зарыться в песок. Ветер шелестел травой, принося с собой прохладу. Далеко над океаном плотные темные облака предвещали шторм.

Кто-то осторожно коснулся ее рук, потом сильные ладони легли ей на плечи. Даже не оборачиваясь, она узнала его прикосновение, кожей ощутила его. Теплая волна проникла сквозь тонкую ткань блузки. Закрыв глаза, она почувствовала непривычное умиротворение, с наслаждением ощутила волнение и безмятежность, исходившие от него. Еще никто так не действовал на нее — ни любовники, ни родители, ни друзья.

Она еще не встречала такого загадочного и волнующего мужчину.

— Так мы погуляем по берегу? — спросил он шепотом, касаясь губами ее шеи. Она почувствовала, как затрепетали ее возбужденные нервы, непроизвольная дрожь охватила ее. Словно угадав ее состояние, он закутал ее во что-то мягкое и теплое, хранившее запах Гиффорда Найта.

Она посмотрела на жемчужно-серый свитер, который он накинул ей на плечи, провела по нему рукой и закуталась в него, хотя тепло его тела согрело бы ее лучше любого свитера.

— Мне нравится, — все-таки сказала Линда.

Он еще раз сжал ее плечи и, тяжело вздохнув, отошел. Вероятно, он так же, как и она, боялся потерять контроль над собой. Хоть один из них ведет себя благоразумно, подумала она. Если бы пришлось решать ей одной, неизвестно, чем бы закончился вечер.

Взяв ее за руку, он помог ей спуститься с лестницы. В нем чувствовалась напряженность, и все же он двигался с присущей ему грацией, которую Линда объясняла уверенностью в себе. Этот человек, наверное, везде чувствовал себя как дома, он жил по своим собственным законам, которые позволяли ему получать от жизни все, что он хотел.

— Подождите. — Она остановилась и стала снимать сандалии, для равновесия опираясь на его руку. Он с улыбкой наблюдал за ней, она улыбнулась в ответ и впервые за много месяцев почувствовала себя молодой и беззаботной.

— Жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата. Я бы сфотографировал вас на память — заходящее солнце золотит ваши волосы, в глазах прячется озорство.

— О-о, вы мне льстите, — воскликнула Линда с провинциальным ирландским акцентом.

— Держу пари, вы унаследовали этот акцент от кого-то из родственников.

— Должно быть, вы правы. — Линда выпрямилась и отступила на песок. — Бабушка отца приехала в Америку в начале века. Я похожа на нее, только у меня нет ее акцента.

— Вам нужно как-нибудь съездить в Ирландию. Это было бы прекрасно.

— Я сама хочу туда. Может быть, на будущее лето поеду, если у меня не будет лекций.

— Вы весь год живете в Чикаго?

Линда кивнула:

— С тех пор, как я начала работать в университете, я работала все семестры, летние и зимние. Да, а живу я в Эванстоне, в пригороде, в двенадцати милях от Чикаго. А родилась я в Нью-Йорке.

Он пошел рядом, его широкие брюки касались ее тонкой юбки, словно подчеркивая его присутствие.

— У вас собственный дом в Эванстоне?

— У меня квартира на двух этажах, с внутренней лестницей и комнатой в башне, в прекрасном старом доме рядом с университетом. Дом построен из кирпича и камня, окна в свинцовой оплетке, зубчатые деревянные дощечки с фамилиями жильцов. Я понимаю, это звучит ужасно, но я люблю свой дом.