Поддавшись импульсу и подсознательно чувствуя, что они обе здесь в известном смысле совершенно чужие, Канди села рядом с обтянутой в шелк маленькой японкой и улыбнулась ей. Для нее не имело значения, что они не были представлены друг другу.

Девушка улыбнулась в ответ, показав прекрасные белые зубки, и на четком, но с легким акцентом английском пробормотала что-то о красоте гостиной и превосходном центральном отоплении в доме графини. И вдруг, к удивлению и ужасу Канди, ее раскосые карие глаза наполнились слезами, маленький ротик скривился, слезы полились по щекам, и она начала громко рыдать. Короткие и удушливые всхлипывания японки мгновенно произвели на всю компанию эффект разорвавшейся бомбы.

Каждый оглянулся так быстро, как будто девушка вскочила и завизжала, и один за другим все прекратили говорить. В повисшей тишине две итальянки на софе уставились на гостью: старшая — с явным неодобрением, молодая — с любопытством. Мужчины застыли там, где стояли.

Только графиня осталась невозмутимой. Ей было достаточно полувзгляда, чтобы разобраться в ситуации, и она тактично не стала больше смотреть в сторону гостьи. Вместо этого, слегка приподняв брови, выразительно глянула на мужа японки, на щеках которого медленно растекался тусклый румянец. Что-то пробормотав, он оставил красавицу и направился к своей жене.

— Послушай, прекрати немедленно!

Канди не хотела слушать сказанные им шепотом слова, но не могла этого избежать. Мужчина встал так, что загородил собой плачущую жену от большинства присутствующих, и только она, не сообразив быстро отойти, видела выражение глаз японки, когда та подняла перекошенное лицо.

— Я больше не могу этого выносить! — Голос женщины был хриплым и дрожащим. — Я не могу… не могу больше! Не могу больше, Лестер! Я говорю тебе правду!

— О'кей, о'кей! — Казалось, он с трудом сдерживается. — Давай уйдем отсюда. Где твое пальто?

Протянув руку, мужчина рывком поднял маленькую истеричную фигурку на ноги, но в следующий момент она оттолкнула его и, подпрыгнув, буквально набросилась на ошарашенного мужа, сначала забарабанив крошечными кулачками ему в грудь, затем царапая его испуганное лицо острыми серебренными ноготками.

— Почему ты не разведешься и не женишься на ней? — Ее голос, тонкий и пронзительный, поднялся почти до визга, эхом раздаваясь по всей комнате. — Почему? Почему? Почему ты не разведешься?..

Казалось, повторение этой ужасной фразы будет продолжаться вечно. Муж в самозащите схватил ее за руки, но ей, видимо, становилось все хуже. Затем внезапно кто-то подошел и мягко обнял девушку за плечи. Это был итальянец, с которым графиня говорила в холле. Вмешательство незнакомца имело мгновенный эффект. Вся взвинченность японки исчезла, ее руки упали по швам. Теперь она выглядела как лунатик, медленно возвращающийся в реальность. В шокированной тишине, повисшей в гостиной, японка позволила незнакомцу вывести себя из комнаты. Ее муж, нервно пробежав рукой по волосам, бросил взгляд на графиню, что-то пробормотал и последовал за ними. Закрывшаяся дверь скрыла их из вида.

Безмолвие, которое они оставили после себя, длилось секунд пятнадцать. Наконец графиня изящным жестом, делающим честь ее экранным перевоплощениям, развела руками и оглядела своих оставшихся гостей с легкой улыбкой на алых губах.

— Мария говорит, что ужин готов. Давайте перейдем в sala [18].

Ужин, очень официальный, длился долго. Вскоре после того, как подали третье блюдо, у Канди разболелась голова, и она сильнее, чем прежде, пожелала, чтобы ей позволили вызвать такси, тихо уехать к синьорине Марчетти и сразу же лечь в постель. Джон Райленд сидел по правую руку от графини, они явно были поглощены друг другом… или скорее Джон был поглощен, а красавица итальянка очень сильно им увлечена. Ее сын, Микеле, выполнял обязанности хозяина с хорошо вышколенной учтивостью, имеющей лишь один недостаток — слегка замаскированное полное равнодушие, с которым он, казалось, смотрит на всех и на все. Но мать и дочь, посаженные по обе стороны от него, явно находили графа очаровательным. Вне всякого сомнения, старшая из них лелеяла некоторые надежды в отношении него и своей дочери. Хотя Канди не понимала, на чем базируются эти ее надежды. Будь она на месте итальянской девушки, вежливая рассеянность Микеле показалась бы ей, по крайней мере, смущающей.

Ужин тянулся медленно, шотландская куропатка уступила место утомительно-длинной процессии из тортов со сливками, фруктов и сыров. Канди поймала себя на том, что она все больше и больше размышляет о японке. Большинство из присутствующих, решила она, тоже размышляют об этом. Странно, что неприятный инцидент не произвел никакого эффекта на Джона…

Японка, вероятнее всего, ревновала к тому вниманию, которое ее муж оказывал красавице Анне, и все, что она говорила и делала, предполагало, что его внимание было более серьезным, чем просто мимолетный флирт. Правда, сама графиня казалась совершенно равнодушной к ним обоим, и, очевидно, этот мужчина не находился в очень близких отношениях с хозяйкой дома. Но что-то здесь явно было не так… Неужели Джон не чувствует даже легкого приступа любопытства или обиды? С удивлением обнаружив, что теперь она может беспристрастно анализировать его чувства, Канди взглянула на Джона. Он с улыбкой, которую она никогда прежде не видела на его лице, пристально смотрел в прекрасные черные глаза, находящиеся так близко от его собственных, что был сейчас очень похож на объект гипнотического эксперимента.

— Вы очень молчаливы, синьорина.

Это сказал итальянец, который так успешно разрядил взрывоопасную ситуацию в гостиной, и Канди с улыбкой повернулась к нему. Хотя они и сидели бок о бок, до сих пор ни один из них не произнес ни слова. У девушки даже возникла твердая уверенность, что он, как и она, и граф, не в настроении говорить. Но теперь, поняла Канди, настало время и ей сделать усилие над собой.

— Я размышляла о том, какая это прекрасная комната. — Частично это была правда — отделанная мрамором столовая графини на самом деле была невероятно красива.

— Вам понравился дом?

— Да, очень.

— Тогда вам нужно посмотреть палаццо Лукка. Это одна из ярчайших драгоценностей Ренессанса. — Он взглянул через стол на Микеле. — К сожалению, оно теперь принадлежит моему племяннику… — Вот, значит, как… Канди поняла, что они родственники, но не думала, что он приходится графу дядей. — Микеле молод, не женат и пользуется всего лишь его уголком, так что все остальные помещения, к сожалению, закрыты. Скажите, синьорина, вы не думаете, что мой племянник должен жениться?

По какой-то причине вопрос смутил Канди.

— Ну да, конечно… Полагаю, его холостячество не продлится слишком долго…

— Нет? — перебил он и бросил взгляд на девушку в бледно-голубом платье, чьи похожие на терновые ягоды глаза не отрывались от лица Микеле, как будто вся ее жизнь зависела от того, чтобы не пропустить дрожь его ресниц. Канди машинально взглянула в том же направлении. — Вот эта, вы думаете? Что ж, ее отец — миланский промышленник, у которого больше денег, чем ее мать может потратить за всю свою жизнь, и у нее прекрасное образование.

— Ну… — вновь протянула Канди, а ее собеседник рассмеялся и поднял бокал, чтобы полюбоваться его мерцающим темно-красным содержимым.

— Не слушайте меня, мисс Уэллс, я слишком много сегодня выпил. Но прежде чем уйду домой, я должен выпить еще больше… гораздо больше. Я… как бы это сказать?.. Паршивая овца в семействе ди Лукка.

Канди повернулась и с интересом посмотрела на него. Насколько она помнила, ей еще никогда не доводилось встречаться с «паршивой овцой», и она не имела возможности судить, прав ли он, но если бы ее спросили, то сказала бы, что этот стареющий благожелательный итальянец не выглядит типичным образцом подобного явления.

— Я не думаю, что вы такой, — заметила она и улыбнулась.

— Спасибо, моя дорогая. — Он отставил свой бокал и похлопал по ее руке, лежащей на столе. — А вы, без сомнения, принцесса из волшебной сказки… Освежающее дополнение к утомительному кругу друзей моей невестки.