Харитон усмехнулся у потянулся к телефонному аппарату.

"Интересно, что там приключилось с Большеуховым?" – подумал он. "Он так и не позвонил ни вчера, ни сегодня."

Не желая показаться навязчивым, Ерофеев не стал звонить утром. Уже почти четыре. Что ж, надо будет сделать ещё одну попытку.

* * *

Похмелье было мучительным и кошмарным, как китайские пытки. Пьер Большеухов подумал, что он умирает. Но, к сожалению, он не умирал. Он лишь страдал, и страдания его были невыносимы. Подлая стерва сдохла, не оставив ему ни гроша. Более того, через сутки он должен будет оставить дом, роскошный особняк МотерсидеБелей, в котором он прожил одиннадцать лет, одиннадцать прекрасных лет.

Дом больше не казался Пьеру тюрьмой. Это был рай, наполненный прекрасными воспоминаниями о восхитительных завтраках, которые ему приносили в постель вышколенные слуги, об обедах и ужинах, о сидении в шезлонге среди пылающих яркими огнями цветов. Но внезапно всё закончилось. Судьба в лице окончательно помешавшейся графини нанесла ему предательский удар в спину.

Он, Пётр Большеухов, старый, растолстевший и никому не нужный ни на родине, ни в этой чужой для него стране, завтра окажется выброшенным на улицу, как старый шелудивый пёс.

Пьер попытался заплакать, но у него не хватило сил даже на это.

В дверях появился дворецкий с трубкой в руках.

– Вас к телефону. Месье Ерофеев, – сказал он.

Большеухов наморщил лоб, мучительно припоминая, кто бы это мог быть.

– Вы будете говорить? – вежливо поинтересовался дворецкий. – Я могу сказать, что вас нет.

– Буду, – сделав над собой героическое усилие, – ответил Пьер.

Его руки так тряслись, что ему пришлось порядочно потрудиться чтобы как следует прижать трубку к уху.

– Пьер! Привет! – услышал он весёлый голос Харитона. – Что там с тобой стряслось? Перебрал, празднуя получение наследства?

Теперь Большеухов вспомнил, кто это был. Его новый знакомый. Мультимиллионер. Бывший директор нефтегазового комбината.

– Меня больше нет. Ты разговариваешь с мёртвым человеком, – простонал Пьер.

Слова он выговаривал с трудом.

– Что, так плохо? – озабоченно спросил Ерофеев.

– Хуже не бывает. Это конец, – не в силах сдержать себя, всхлипнул Большеухов.

– Подожди. Я сейчас приеду, – решительно заявил Харитон. – И запомни: русские никогда не сдаются. Всё будет хорошо.

– Спасибо, друг. Приезжай, – пробормотал Пьер.

Трубка выскользнула у него из рук и с глухим стуком упала на ковёр.

* * *

Марсель оказался ещё хуже Парижа. Если не считать роскошного широкого проспекта, ведущего от вокзала к старому порту и ещё парочки более или менее приличных улиц, больше смотреть было не на что. Улицы старого города были ещё более узкими, чем в столице. На них не было даже собак. Солнце раскаляло асфальт почти до точки кипения, так что народ предпочитал без особой необходимости не выходить из дома.

Влад обогнул длинный врезанный в тело города прямоугольник старого порта и вышел на пляж. Пляж был великолепен. Невероятно чистый песок отливал золотом, как кудри фотомодели, а лазоревое море было спокойным, словно налитое в блюдце молоко. Было трудно поверить, что Драчинский находится в городе, а не на далёком тропическом острове.

Пляж был заполнен народом. Очаровательные девушки в дразнящих бикини играли в волейбол с загорелыми мускулистыми парнями. Сбросив рюкзак на песок, Влад залюбовался одной из них, с чёрными, как антрацит, распущенными волосами, достающими почти до ягодиц. Занавес из волос взлетал и опускался, ненадолго открывая прямую сильную спину девушки и её красивые плечи.

За три недели путешествия на попутках Драчинский почти позабыл о том, что такое секс. Лучше бы он об этом не вспоминал. Влад снял с головы джинсовую панаму и словно бы невзначай прикрыл ею заметную выпуклость, появившуюся у него на джинсах.

Драчинский подумал, что если бы они были в России, он мог бы попробовать присоединиться к компании и, возможно, даже охмурить черноволосую красавицу, но у заросшего щетиной бродяги, не имеющего за душой ни франка, и к тому же и не мывшегося с тех пор, как он провёл ночь в хлеву, не было ни единого шанса.

Влад тяжело вздохнул, подхватил рюкзак и зашагал к воде. Дождавшись, когда опухоль на джинсах спала, он разделся и оглянулся вокруг, прикидывая, кого бы он мог попросить приглядеть за своими вещами, пока он будет плавать. Его выбор пал на солидно выглядящую даму средних лет в соломенной шляпке и больших тёмных очках.

– Присмотрите, пожалуйста, за моим рюкзаком, – попросил он даму пофранцузски.

Дама широко улыбнулась в ответ и кивнула головой.

* * *

– Не понимаю, что ты имеешь против носорогов, – сказал Харитон Ерофеев.

– Я ничего не имею против носорогов, – ответил Пьер Большеухов. – Просто мне сейчас не до них.

– Ладно, а как насчёт крокодиловой фермы? – спросил Харитон. – Мы могли бы пожить пару дней в африканской хижине на сваях, построенной над озером, кишащим крокодилами. И всё это почти рядом – всего 150 километров от Марселя.

– Вот это то, что нужно! – мрачно кивнул головой Пьер. – Меня сожрёт крокодил, и всё мои страдания разом закончатся.

– Какие страдания? – возмутился Ерофеев. – Трескаешь себе чёрную икру под греческий коньячок и ещё рассуждаешь о страданиях! Да и комната, которую я отвёл тебе, тоже не слишком смахивает на ночлежку!

– Я человек, у которого нет будущего, – драматически произнёс бывший актёр. Он всю жизнь мечтал о большой трагической роли. – Кто я теперь? Я, Пётр Большеухов, граф МотерсидеБелей! Кто я? Старик без родины, крова и денег! Нищий, вынужденный просить подаяния у людей, которые раньше считали за честь познакомиться с ним! Одинокий странник, обречённый на вечные скитания, пока смерть не настигнет его на какомнибудь пустынном склоне Приморских Альп!

– Ты не старик и не нищий, ты просто жирный лентяй, который слишком привык к хорошей жизни, – жёстко сказал Харитон. – Но не беспокойся, тебе не придётся просить подаяния. Ты сможешь жить в моём доме, и ты будешь работать на меня.

– Работать? – с беспокойством поинтересовался Большеухов. – Что ты имеешь в виду?

– Об этом мы ещё поговорим. Есть тут у меня одна идея, – ответил Ерофеев. – А пока тебе надо встряхнуться, чтобы отвлечься от личных проблем. Так что решено – мы едем в сафарипарк Ла Барбен. Пока ты в депрессии, к крокодилам действительно лучше не соваться. А в Ла Барбен есть ещё и роскошный замок десятого века, заодно и его посмотрим.

– Ладно, поедем. Дались тебе эти носороги! – вяло кивнул головой Пьер. – Только мне уже ничто не поможет. А, кстати, сколько ты мне собираешься платить?

Харитон усмехнулся.

– Это будет зависеть от качества твоей работы, – сказал он.

* * *

Выбравшись из моря, Влад не увидел своего рюкзака. Кроссовок тоже не было. На песке остались только джинсы и футболка. Они источали устойчивый запах хлева и пота.

– Мадам? Мои вещи? Где они? Я же попросил вас последить за ними! – надеясь, что это всего лишь дурная шутка, обратился он к соседке.

Женщина в соломенной шляпке посмотрела на него и улыбнулась.

–  Мой рюкзак! Где он? – по складам произнёс Драчинский.

– Entschuldigen Sie mich, ich sage französisch nicht[6], – сказала она.

Хотя Драчинский и не знал немецкого, что такое "французиш нихт", он понял.

Лишившись рюкзака, он лишился всего – спального мешка, сменной одежды, фляжки с водой, пакетика с ячменём, украденным у свиней, и, что было хуже всего – он лишился блокнота со своими стихами. Хорошо хоть паспорт он хранил в заднем кармане джинсов.