– Двадцать пять евро, – сказал Василий.

– Стольник, – покачал головой Молина.

Сошлись на сорока.

Разжившаяся деньками компания помчалась на ближайшую дискотеку, а Тамбовский Красавчик остался наедине с ржавым облезлым мопедом, казавшимся ровесником войны франкистов с республиканцами.

Став владельцем транспортного средства, Василий немного повеселел. Хоть пешком не придется из Барселоны выбираться. Куда же всетаки поехать? Тореро обратил глаза к небу, ожидая особого, понятного ему одному знака. Безразличные к судьбе отставного майора звезды молчали, с высокомерной отрешенностью мерцая в бескрайних просторах Вселенной.

Преисполнившись пронзительной жалости к самому себе, Василий глубоко и печально вздохнул. Рубашка на его груди натянулась. Державшаяся на "честном слове" пуговица не выдержала и оторвалась. Прокатившись по асфальту, она скрылась под колесом мопеда. Стародыбов чертыхнулся и, опустившись на четвереньки, в неверном свете фонаря принялся разыскивать пропажу.

Пару минут спустя Василий извлек изпод колеса маленький пластмассовый кружок. Осененный неожиданной мыслью он уставился на пуговицу с видом молодого адепта дзенбуддизма, достигшего просветления после того, как учитель, следуя излюбленной дзенской традиции, со всей дури долбанул его молотком по голове.

Пуговица! Конечно же! Вот он, долгожданный знак!

Спрятав пуговицу в карман, воодушевленный тореадор оседлал мопед и с сорок восьмой попытки завел его. Рассыпая по улице дробный грохот страдающего одышкой мотора, он вылетел на Гран Виа де лес Кортс Каталанес и понесся по ней на юг, туда, где Гран Виа переходила в шоссе, идущее вдоль Коста Дорады.

Целью Василия была маленькая деревенька между Канельес и Оливельей. Там в старом крестьянском доме снимала комнату знаменитая Марфа Симакова – комипермяцкая гадалка, пользующаяся широкой популярностью в "рюсскогаварячей" эмигрантской среде. Сам Василий у Марфы не бывал, но был наслышан о ее чудесном даре от Остапа Кваши – зубного врача, за полцены выдирающего зубы своим безденежным соотечественникам.

Симакова гадала по разноцветным пуговицам. Свой уникальный дар предвидения она получила от самого Заратуштры. Марфа утверждала, что легендарный персидский пророк, родившийся в Биарии, на исторической родине славного комипермяцкого племени, не только был комипермяком, но и являлся ее отдаленным предком.

Не будучи религиозен, Василий Стародыбов отличался почти маниакальной суеверностью. Он верил в гадания, в приметы, в дурной глаз, в гороскопы, в то, что черные кошки приносят несчастье, а подковы, наоборот, удачу, и так далее, и тому подобное.

Убежденный в том, что без подсказки оракулов человек не способен правильно распорядиться своей жизнью, Тамбовский Красавчик периодически прибегал к помощи всевозможных гаданий – на кофейной гуще, на картах, на рунах, на книге перемен. При этом он изрядно лукавил сам с собой, неизменно интерпретируя результаты гадания в желаемом для себя направлении, так что и волки были сыты и овцы целы.

Сейчас положение Василия было слишком серьезным, чтобы он решился лично определить ход своей судьбы. Ему как никогда требовалась помощь профессионала, и комипермяцкая прапрапраправнучка самого Зороастра была для этого просто идеальной кандидатурой.

Безбожно тарахтящий мопед не без труда взобрался вверх по серпантину Костас де Гарраф. Перевалив через хребет, тореро с облегчением вздохнул. Теперь дело пойдет легче. Еще минут десятьпятнадцать – и он свернет на дорогу, ведущую к Канельяс. Там снова будет подъем, но уже не такой крутой. Наверняка, мопед его выдержит.

Беда, как известно, не приходит одна. К неприятностям этой безумной ночи добавилась новая: Тамбовский Красавчик самым позорным образом заблудился среди похожих друг на друга как близнецы холмов с разбросанными на их склонах небольшими двухэтажными домиками. Решив не жечь понапрасну бензин, тореро остановил мопед около старой развесистой оливы, лег на землю и попытался заснуть. До рассвета оставалось несколько часов. В темноте он точно ничего не найдет, да и гадалку неудобно будить среди ночи – не дай бог, рассердится и напророчит несчастье.

Заснуть Василию так и не удалось. В бок впивались мелкие острые камешки, в штанины заползали муравьи. Преисполненный жалости к самому себе, Тамбовский Красавчик вертелся на жестком ложе, пытаясь понять, почему судьба так к нему несправедлива.

Дом Марфы Симаковой измученный тореро отыскал только к полудню. Еще несколько часов он просидел перед запертой дверью, пока комипермяцкая предсказательница не вернулась с корзиной улиток, которые она собрала на обед на расположенных неподалеку виноградниках.

Родственница Заратуштры оказалась высокой костлявой старухой с желчным характером. К счастью для Тамбовского Красавчика, корридой Марфа не интересовалась, и приняла его за обычного эмигрантанелегала, мыкающегося в безуспешных поисках "сладкой жизни".

– И чего вам дома не сидится, – ворчала старуха, замачивая улиток в облупленном эмалированном ведре. – Все едуть, едуть… Европы им, видите ли, захотелось…

То же самое Василий мог бы сказать и в отношении Симаковой, но предпочел промолчать.

Поставив на огонь казан с рисом, гадалка повела Стародыбова в небольшую комнату с белеными стенами. Скрипучие деревянные стулья, квадратный, покрытый белой полотняной скатертью стол, выцветшие чернобелые фотографии на стенах, металлическая кровать с шишечками – такую же обстановку Василий не раз видел в деревнях российского нечерноземья.

– На что гадатьто будем? – деловито осведомилась Марфа, доставая из источенного термитами комода жестянку изпод леденцов, доверху наполненную разноцветными пуговицами. – На любовь, на недругов, на работу, на прошлое, на будущее, на судьбу?

– А можно на все сразу? – робко спросил Василий, прикидывая, нужно ли за каждый раздел платить отдельно.

– Можно и на все, только это дороже будет. Что тебя интересуетто?

– Извечные вопросы российской интеллигенции: "что делать?" и "куда податься?", – вздохнул тореро. – Ну и по поводу любви, если можно. А вы случайно, приворотами не занимаетесь?

– Ежли будет на то дозволение КоклиМокли, – неопределенно изрекла пермяцкая гадалка.

– КоклиМокли? – растерянно переспросил Тамбовский Красавчик, решивший в первый момент, что речь идет о какомнибудь "братке", обеспечивающему Марфе "крышу". – А кто это?

– Покровитель гадания и ворожбы. Плод совокупления человека и первосущности бога Ена с большими кривыми ногами, – пояснила Симакова.

– А почему у бога Ена большие кривые ноги? – шалея от обрушившейся на него информации, поинтересовался Василий. – Наследственность плохая?

Марфа недружелюбно покосилась на него.

– Кривые ноги не у Ена, а у КоклиМокли. А теперь заглохни. Мне нужно сосредоточиться.

Вытащив из жестянки горсть пуговиц, Симакова высыпала их в черный пластмассовый стаканчик, напоминающий те, что используются при игре в кости. Накрыв отверстие ладонью, старуха затрясла стакан, как детскую погремушку, приговаривая чтото на непонятном наречии и периодически поминая большеногого КоклюМоклю.

С пронзительным взвизгом, от которого Тамбовский Красавчик испуганно вздрогнул, гадалка рассыпала пуговицы по крахмальной скатерти, и принялась пристально вглядываться в них, чтото нечленораздельно бормоча.

– Что они говорят? – подергиваясь от нетерпения, осведомился Стародыбов.

Симакова поджала губы и покачала головой.

– Смерть… – зловеще прошипела она.

– Смерть? – Василий испуганно моргнул. – Ччья смерть? Моя?

– Может быть, и твоя, а может и нет. В этом пока нет ясности. Сказано тебе – помолчи.

Побледневший тореро провел сложенными вместе большим и указательным пальцами по губам, жестом показывая, что его рот на замке.

– Каменный мешок… – торжественно провещала Марфа. – Несметные богатства…

– Богатства? – подпрыгнул на стуле Василий. Какие богатства? Где? В каменном мешке?