– Не хочу, но в таком состоянии она находиться не может.

– Этот гад чем‑то опоил ее вчера. Когда я увидел Жанну, она уже была не в себе. Я надеялся, что снотворное ее успокоит.

– Снотворное иногда усугубляет действие наркотиков.

– Я этого не знал. В любом случае рано или поздно она должна прийти в себя. Жанна не наркоманка, это точно. Она сутками находилась рядом со мной. Если бы она принимала какую‑то дрянь, я бы заметил. Не могла же у нее крыша поехать от одной дозы!

– Это зависит от наркотика. А когда к наркотику добавляется стресс от убийства…

– Она придет в себя. Она сильная. Очень сильная.

– Хотелось бы в это верить. Допустим, она оклемается. Что ты собираешься предпринять?

– Завтра у меня будут фальшивые документы для нее. Я увезу ее из страны.

– Куда?

– В какое‑нибудь безопасное место.

– В таком состоянии она не пройдет паспортный контроль.

– Не забывай, что я могу нанять самолет. С паспортным контролем проблемы не будет, не беспокойся.

– И все‑таки на твоем месте я бы вызвала врача. Уверена, что, воспользовавшись связями твоего отца, ты сможешь сделать его визит сугубо конфиденциальным.

Бублик помрачнел.

– Попробую, хотя это сложно. Как ты понимаешь, папаша не в курсе того, что здесь происходит.

– Его это не обрадует, да?

– Мягко сказано.

Я посмотрела на Жанну. Свернувшись в клубок на кровати, она дрожала, как осиновый лист.

Кеша взял плед и аккуратно накрыл ее.

– Нужно взять у нее анализ крови, – сказала я. – Тогда мы сможем узнать, какую дрянь она вчера приняла. Желательно сделать это побыстрее, иначе следы наркотика могут исчезнуть.

– Какая разница, что она приняла! – неожиданно взорвался Бублик. – Твоей подруге грозит пятнадцать лет тюрьмы! Сейчас нужно думать о том, как вытащить ее из этого дерьма!

– Я не уверена, что Жанна убила Макса.

– Ты что, не слышала? Она сама признается в убийстве. Я, между прочим, за язык ее не тянул. Думаешь, при таком раскладе милиция станет искать кого‑нибудь еще?

– Ты просто мечтаешь, чтобы Жанна оказалась убийцей, не так ли? В этом случае ты станешь единственной ее опорой и защитой. Надеешься, что она из благодарности выскочит за тебя замуж, и вы будете счастливы до конца своих дней?

– Надеюсь! – прошипел Иннокентий. – И очень даже надеюсь!

Чтобы не нервировать Жанну, он старался не слишком повышать голос.

– А что бы сделала ты на моем месте? Я люблю эту девушку больше жизни. Возможно, я толстяк, ничтожество, папенькин сынок, сукин сын, но со мной еще никогда такого не было. Ты хоть имеешь представление о том, что такое любовь?

– Более или менее, – вздохнула я, невольно проникаясь сочувствием к страдальцу.

Похоже, любовь и впрямь творит чудеса. Хотя и не верится, что волшебное преображение из избалованного до предела эгоиста в верного рыцаря продлится долго, было бы грешно недооценивать прекрасные порывы души.

– Скорее, менее, – проворчал Бублик.

Я не стала возражать.

– Ладно, поступай, как знаешь. Главное, чтобы Жанна оказалась вне опасности, а там вы как‑нибудь разберетесь со своими чувствами. И все‑таки мне хотелось бы понять, что произошло между Жанной и Светояровым? Она тебе что‑нибудь говорила?

– То же, что и тебе. То признавалась в убийстве, то повторяла как попугай о своей любви к этому уроду. Больше ничего. Понятия не имею, что там случилось.

– Не имеешь понятия? – усмехнулась я. – Если не секрет, где ты был в ту ночь, когда погиб Светояров?

– Дома, где же еще, – пожал плечами Кеша.

– Разумеется, прислуга может подтвердить твое алиби.

– Без сомнения.

– Эту лапшу будешь вешать на уши милиции, а мне придется сказать правду. Я знаю, что ты следил за Жанной и был в Нижних Бодунах. Могу даже назвать марку мотоцикла, на котором ты приехал туда.

– Назови.

– "Ямаха‑трикер". Ты оставил ее в лесу со стороны заднего входа в усадьбу Светоярова.

– Откуда тебе это известно?

– Не важно. Давай, колись. Ты же понимаешь, что я не сделаю ничего во вред своей подруге. Не думаю, что это ты убил Максима.

– Разумеется, не я. Ты своими ушами слышала, как Жанна призналась в убийстве.

– Вот и расскажи, что ты делал в Нижних Бодунах.

– Ладно, – вздохнул Бублик. – Твоя взяла. Я знал, что она собирается на идиотский "шабаш мотошизанутых" в надежде встретиться там со своим обожаемым Светояровым. Я же и одолжил ей для этого свой лучший байк – кастом "Харлея" работы Сирила Хьюза.

– Лучше бы не одалживал, – заметила я.

– И что бы это изменило? Думаешь, Жанна не достала бы мотоцикл? Да она за этим типом на метле на край света бы полетела. Откажи я ей, она бы меня до конца жизни возненавидела.

– Тоже верно.

– Сначала я думал плюнуть на все и ничего не предпринимать, но потом не выдержал, отказался от сопровождения телохранителя, взял "ямаху трикер" – самый легкий и маневренный байк, и тоже рванул на шабаш.

Я приехал на фестиваль незадолго до того, как там появились вы с Жанной. Держась в темноте, подальше от костров, я наблюдал за вами. Я слышал твой разговор с Аспидом, видел, как он познакомил тебя с Антоном.

Потом Макс подошел к Жанне, они немного поговорили и уехали вместе. Из‑за Жанны я собирал всю возможную информацию о Светоярове. Я знал, что у него есть дом в Нижних Бодунах, и, увидев, по какой дороге они поехали, вычислил, что направляются они именно туда.

Выждав несколько минут, чтобы свет фары не выдал меня, я двинулся в том же направлении. На всякий случай я спрятал мотоцикл в лесу, чтобы Максим, выйдя по какой‑то причине за ворота, не увидел его.

Из‑за ограды доносились голоса Жанны и Светоярова. Они вовсю флиртовали друг с другом. Потом голоса стихли. Я понял, что парочка отправилась в дом. Некоторое время я, терзаясь от собственной беспомощности, бродил взад‑вперед. Звонить в дверь или перелезать через забор, чтобы вломиться в спальню счастливых любовников было бы бессмысленно и глупо – я бы только поставил себя в смешное положение. Да и не смог бы я перебраться через ограду – она страшно высокая, к тому же на каждом шагу натыканы камеры слежения.

Я так извелся от переживаний, что вообще перестал что‑либо соображать. В голове заезженной пластинкой повторялась одна и та же строчка, кажется, из Саши Черного:

"Как шакал Эпштейн бродил под окошком Розы милой".

Этот чертов Эпштейн окончательно меня доконал. Я настолько дошел до ручки, что в конце концов начал чувствовать себя тоскующей помесью еврея и шакала.

Бублик замолчал, грустно шмыгая носом.

– А ты, оказывается, не чужд поэзии, – оценила я. – Тоскующая помесь еврея и шакала – это круто. Обязательно вставлю твой оборот в какую‑либо книгу. И что случилось потом?

Кеша вздохнул.

– Ничего особенного. Чтобы избавиться от навязчивого образа шакала, я решил прекратить бессмысленные блуждания, зашел в лес, присел под каким‑то деревом, незаметно отключился и заснул.

Разбудил меня шум мотоцикла. Я сразу узнал звук своего "Харлея" – его ни с чем нельзя спутать. Байк заводили рваными, резкими движениями. Сам не понимая почему, я был уверен, что с Жанной что‑то случилось. Я находился в стороне от главного входа, и пока я выводил из леса "ямаху", Жанна уже умчалась. Она неслась по дороге, как сумасшедшая, а я, стараясь не отставать, на предельной скорости гнался за огнями "Нежной смерти", не сомневаясь, что в конце концов разобьюсь, и ничуть не жалея об этом.

Потом под меня донесся звук удара и плеск воды – это "Нежная смерть" сорвалась в реку. Затормозив у места аварии, я осветил реку фарой и увидел, как Жанна, живая и невредимая, выбирается из воды.

Когда я подбежал к ней, она тряслась, как в лихорадке и повторяла что‑то бессвязное о крови и о том, что она убила Максима. Жанна была совершенно невменяема. Мне с трудом удалось дотащить ее до "ямахи" и усадить в седло. Чтобы остановить истерику, я даже залепил Жанне пару пощечин. Это помогло, но не слишком. Потом я привез ее сюда, заставил выпить снотворное, и начал подготавливать наш отъезд из страны. Вот и все.