Я сглотнула слюну.
– Вонючее гуано, тысячи орущих бакланов, испражняющихся тебе на голову, дикие, благоухающие протухшим жиром и не говорящие по‑испански индейцы, отсутствие асфальтированных дорог и горячей воды, – подхватил менее романтичный Бобчик. – Дизентерия, малярия, жёлтая лихорадка, преступность, военные перевороты…
– Лучше помолчи, – уничтожающе взглянула на него Адела.
"Новый русский" сник. Мне стало его искренне жаль.
– Ну так как, я тебя убедила? – обратилась ко мне Адела.
Я вздохнула.
– А ты не скучаешь по Луису? – нанесла запрещённый удар подруга.
Луис был колумбийским полицейским, с которым я познакомилась пять месяцев назад в клубе "Кайпиринья". Наш бурный роман прервался в самом зените из‑за того, что ему пришлось вернуться в Боготу.
– А ведь Перу совсем недалеко от Колумбии, – вкрадчивым тоном змея‑искусителя произнесла Адела. – Я уверена, что он смог бы выкроить пару недель, чтобы присоединиться к нашей экспедиции.
Мысль о Луисе окончательно меня доконала.
– Ты права. Уж лучше искать золото в Кордильерах, чем писать книги в промозглой холодной Москве, – сдалась я, мысленно попросив у Бобчика прощения. – Теперь тебе осталось только убедить в этом спонсоров.
– Нет, – решительно сказал Бобчик.
– Вот видишь, он не хочет, – заметила я.
– Ничего, скоро захочет, – пообещала Адела.
На этот раз телефон зазвонил всего лишь в половину второго ночи.
"Адела!" – подумала я, и не ошиблась.
– Подожди, дай‑ка я угадаю, – зевая, сказала я. – Ты опять кого‑нибудь убила?
– Золото Атауальпы! – свистящим шёпотом произнесла Адела. – Это было золото Атауальпы!
– Я помню, – сказала я. – Вчера вечером мы говорили о золоте Атауальпы. А почему ты шепчешь?
– Чтобы не разбудить Бобчика, – объяснила подруга.
– Было бы неплохо, если бы ты и в отношении меня проявляла подобную гуманность, – заметила я. – К твоему сведению, сейчас половина второго ночи.
– Ты не понимаешь. Он говорил о золоте Атауальпы!
– Кто? Испанский священник?
– Да нет же! Чиан Бенвитун!
– Ты спятила, – зевнула я. – Насколько мне помнится, твой индонезийский возлюбленный просил тебя то ли подержать эфирное масло, то ли продать оленьи рога.
– Я так подумала. Он произнёс нечто вроде "холд атае" – держи оленьи рога или "голд атае" – золотое платье, хотя, конечно, это могло быть и "солд ата" – продай эфирное масло. Теперь я понимаю, что Чиан хотел сказать "голд Ата" – золото Атауальпы. Просто у него не хватило сил произнести слово "Атауальпа" целиком. И он вовсе не был моим возлюбленным.
– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но "золото Атауальпы" по‑английски будет "голд офАтауальпа", а о предлоге "оф" ты раньше не упоминала.
– Подумаешь, предлог! – фыркнула Адела. – Интересно, если бы ты умирала, стала бы ты заботиться о каких‑то там предлогах! Он и "Атауальпа‑то" не смог договорить до конца. Кстати, без предлога это звучало бы, как "золото… Атауальпа…" Это вполне логично.
– Это выглядит логично только в твоём больном воображении, – вздохнула я. – Какое, интересно, отношение может иметь индонезиец с остова Бали к золоту четырнадцатого императора инков?
– Самое прямое. Во‑первых он был ювелиром, а во‑вторых, он неоднократно бывал в Латинской Америке, и в его коллекции полно предметов доколумбова искусства. У него был даже инкский золотой жертвенный нож.
– Это может оказаться простым совпадением.
– Совпадением? Как бы не так! А ты знаешь, что с Чианом меня познакомил Марсель Морли?
– Марсель Морли? – удивилась я. – Но ведь ты говорила, что познакомилась с Чианом на пляже!
– Так и было. Марсель представил нас друг другу, а сам куда‑то ушёл. Я не упоминала об этом на Бали, потому что тогда пришлось бы слишком долго объяснять, кто такой Марсель, как я с ним познакомилась и так далее. Кстати, когда меня арестовали, сразу же я позвонила Марселю, надеясь, что он поможет мне, но оказалось, что он уже выехал из гостиницы, хотя мне он говорил, что собирался пробыть на Бали ещё, как минимум, неделю. Соображаешь?
– В половину второго ночи я вообще не способна соображать, – раздражённо сказала я. – Я не совсем понимаю, чего именно ты хочешь от меня.
– Я думала, что ты обрадуешься, – обиженно сказала подруга.
– Может, я и обрадуюсь, если только догадаюсь, по какому поводу.
– Как по какому поводу? Если Чиана убили из‑за золота Атауальпы, значит это сокровище действительно существует! А раз оно существует, то мы его непременно найдём!
– Возможно, я мыслю недостаточно оригинально, – заметила я, – но если Чиана действительно убили из‑за золота Атауальпы, я предпочту навсегда забыть о том, что это золото существует. К счастью, Бобчик не собирается изображать в Перу русского Индиану Джонса. Славуа богу, что хоть у кого‑то в вашей семье есть здравый смысл.
– Ошибаешься, – усмехнулась Адела. – Я его уже уговорила.
– Так быстро? – удивилась я.
– Ты же меня знаешь!
– Зато я никуда не поеду, – решительно заявила я. – Если твоего приятеля действительно убили из‑за мифического золота Атауальпы, лучше держаться от Перу как можно дальше. Мне, конечно, нравятся приключения, но только в разумных пределах. Смерть от самурайского меча, несомненно, выглядит романтично, но я бы предпочла умереть от старости в собственной постели.
Адела вздохнула. Похоже, я здорово её разочаровала.
– Знаешь, пожалуй, я всё‑таки ошиблась, – вкрадчиво сказала она. Её голос был фальшивым, как трёхдолларовая банкнота. – Я немного подумала, и сейчас я абсолютно уверена, что Чиан сказал "продай эфирное масло". Там действительно не было предлога. Всё это глупости. Золото Атауальпы – не более чем красивая легенда. Мы просто поездим по стране, вот и всё. Раз уж тебе не удалось посмотреть Индонезию, так хоть попутешествуешь по Перу. Ну так как, ты едешь или нет?
– Не знаю, – покачала головой я. – Я подумаю.
– Подумай, – согласилась Адела. – Только не слишком долго. Завтра я пойду покупать билеты.
"Боинг‑847", ревя моторами, взмыл в воздух, пробив плотную стену окружающего Мехико смога. Мы с Аделой прильнули к иллюминаторам. Красноватое солнце только выплыло из‑за горизонта, и его пока ещё мягкие лучи окрасили редкие, почти прозрачные облака в красивый бледно розовый цвет.
Прямого рейса из Москвы до Лимы не оказалось. Мы потратили почти сутки, чтобы добраться до Мехико, сделав остановки для дозаправки в Шенноне, Гандере и Гаване. Ночь мы провели в гостинице аэропорта, а на рассвете, зевая, погрузились в самолёт компании "Панамерикан".
Поскольку мы с Аделой жаждали сидеть только у окошка, мы взяли билеты на соседних рядах. Адела с Бобчиком заняли места передо мной. Из‑за того, что им страшно хотелось спать, они даже не ругались, и были тихи и милы, как прикорнувшие у камина котята.
К счастью, день обещал быть солнечным, облаков почти не было, и я, замирая от восхищения, с жадностью рассматривала проплывающие внизу причудливо изрезанные тёмно‑бурые горные хребты Мексики, в складках которых буйно зеленели тропические леса.
Это зрелище вернуло меня в детство. Мне было четырнадцать лет, когда я, с таким же острым любопытством приникнув к иллюминатору, правда не самолёта, а вертолёта, любовалась совсем другим пейзажем – раскинувшейся внизу бескрайней тайгой Восточной Сибири с её тёмными пятнами болот, поваленными ветром лиственницами, чёрными и страшными, как кладбища из фантастического фильма, следами лесных пожаров.
Адела даже не подозревала, какие ностальгические воспоминания пробудит во мне её совершенно бредовая с точки зрения логики идея поиска золота инков. Кладоискательство было навязчивой мечтой моего детства, причём привлекала меня в нём не столько материальная сторона дела, сколько захватывающий процесс поисков.