Шеффилд приблизился к ней.
— Здесь прохладно, мадемуазель. Разрешите вашу шаль…
Он набросил шаль ей на плечи, но не сразу убрал руки, и на мгновение она ощутила прикосновение его твердых и теплых ладоней. Затем он взял ее за руку и помог подняться. Они теперь стояли друг против друга. Напряжение момента росло. Дженис боялась нарушить молчание неосторожным словом.
Шеффилд вдруг тихо спросил:
— Вы разрешите мне называть вас Джесси?
Она только кивнула в ответ. Он поднес ее руку к губам.
— Спасибо, Джесси.
Разве впервые мужчина целовал ей руку?
Тогда почему же такое волнение охватило ее от этого поцелуя? И от того, как он произнес ее имя?
В ответ она попыталась сказать что-то вроде «Не стоит благодарности, милорд». Шеффилд улыбнулся.
— Меня зовут Стоун. Немного странное имя, но я был бы признателен вам, Джесси, если бы вы называли меня именно так.
Она как эхо повторила:
— Стоун…
Он снова поцеловал ее руку. И вновь волна неведомых до сих пор чувств нахлынула на нее.
Раздался мелодичный звон каминных часов. Герцог выпрямился.
— Если мы сейчас не появимся в столовой, Анатоль придет за нами.
Они в молчании сели за стол. Тишину нарушал только звон посуды. Дженис прислушалась.
— Я… я не слышу завывания ветра, — сказала она несколько растерянно.
Шеффилд опустил глаза.
— Вы правы. Вьюга прекратилась.
Ничего необычного не было в этих словах, но в душу Дженис закралась тревога. Теперь она будет вынуждена покинуть Шеффилд Холл. И нет никакого предлога, чтобы остаться. Ведь до сих пор она, рискуя своей репутацией, пребывала здесь из-за плохой погоды, и если бы что-то и стало известно в свете о ее приключении, у нее все-таки было оправдание. А теперь ей обязательно придется уехать. И это после того, как они так сблизились! Дженис была в смятении.
Обед прошел за малозначащими разговорами. Беседуя с герцогом, Дженис старалась рассмотреть каждую черточку его лица. Ей нравилось, как он поднимает брови, улыбается, склоняет голову. Она перевела взгляд на его выразительные красивые руки и вспомнила их нежное прикосновение… Пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы прекратить фантазировать. Не стоит увлекаться мечтами. Жестокая реальность часто просто убивает их. Дженис знала об этом. Кроме того, она убедилась на собственном опыте, что первое впечатление о человеке бывает обманчиво, а интересная внешность и приятные манеры подчас сбивают с толку.
Но Стоун, что он думает о ней? Ведь он даже не знает, кто она в действительности. Дженис никогда не касалась подробностей своего прошлого в разговоре с ним и не называла имени дяди.
Промучившись в сомнениях весь остаток дня, вечером за ужином Дженис уже была готова открыться Шеффилду, заранее заготовленная фраза готова была сорваться с ее губ, но заговорила она почему-то о другом.
Не замечая ее терзаний, герцог после ужина попросил Дженис поиграть еще. Они прошли в гостиную. Комната была ярко освещена множеством свечей.
— Разве Анатоль знал, что мы придем сюда? — спросила Дженис.
— Он знает все, что происходит в доме, — ответил Шеффилд. — Кстати, я должен вас поблагодарить. Вы помогли примирению Анатоля с миссис Лоусон.
— Я только дала несколько советов. Миссис Лоусон надо было выговориться. Я выслушала и поддержала ее. У них с Анатолем разный круг обязанностей.
— Вы очень мудро поступили, Джесси.
Дженис сыграла несколько пассажей, внимательно следя за пальцами.
— Не стоит благодарности. Знаете, меня очень интересует Анатоль. Откуда он?
— Он грек. Я встретил его на корабле того капитана, о котором вам рассказывал. Анатоль был его помощником.
— И вы предложили ему работать на вас?
Шеффилд усмехнулся.
— Нет, это было не совсем так. Когда мы были в Италии, он спас мне жизнь.
Дженис перестала играть.
— Как?
— На меня напали бандиты. Их было очень много, и, если бы Анатоль не пришел мне на помощь, меня бы убили. И это не единственный случай, когда Анатоль спас меня. Но и не последний.
— Вы были очень молоды тогда?
— Мне как раз исполнился двадцать один год. Я был отчаянным, бесстрашным, безрассудным. Свою жизнь не ставил ни в грош, не раз играл со смертью. Анатоль был рядом и оберегал меня, пока я не научился ценить жизнь. Четыре года назад я вернулся сюда и последующие два года приводил свое поместье в порядок. Здесь все было так запущено.
— Понятно, — сказала Дженис.
— Не думаю, что вы в состоянии понять, что значит в девятнадцать лет получить титул и стать владельцем промотанного состояния и разваливающейся недвижимости. К тому же я носил имя предков, которые давно запятнали его грехами. Я покинул Англию, не успев и сам избежать громкого скандала.
Дженис решила остановить его, хотя ей было интересно узнать о его прошлом.
— Стоун, я знаю, что говорят о вас.
Он неподдельно удивился.
— Господи, оказывается, моими давними прегрешениями до сих пор запугивают девиц?
— К сожалению, да, — сказала она со вздохом. — Никто, правда, не говорит, в чем конкретно вы виноваты. Но все эти недомолвки, многозначительные взгляды производят соответствующее впечатление на молоденьких девушек. Думаю, ваше появление в обществе наделало бы много шума.
Герцог внимательно посмотрел ей в глаза.
— Я не изгнанник и могу вернуться, когда захочу.
— Знаю.
— Думаю, пора бы появиться в Лондоне.
— Попробуйте.
— Неужели ничего более скандального не произошло с тех пор, как я уехал? — спросил насмешливо герцог.
— Нет. И знаете почему?
— Почему?
— Из-за войны. У молодых людей теперь не осталось свободного времени ни на что другое. А что касается вас… Думаю, вам действительно надо приехать в Лондон. Пусть все увидят, насколько вы изменились в лучшую сторону.
И Дженис приветливо улыбнулась герцогу, однако ему было не до смеха.
— Это вы так считаете, — сказал он с горечью. — Но люди привыкли думать иначе. Им достаточно историй о моих предках, чтобы составить и обо мне соответствующее мнение. Ко мне и близко не подпустят ни одну молодую даму. Впрочем, мне все равно. Я хочу только, чтобы вы верили мне.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы не боитесь меня, Джесси? — заметил он с удивлением.
— А я должна вас бояться?
— Вы ведь находитесь в доме человека с такой репутацией…
— Так что же? Я должна остерегаться вас? — снова настойчиво спросила Дженис.
Вдруг он нежно коснулся рукой ее щеки.
— Никогда, слышите, никогда я не обижу вас.
Дженис замерла от этого прикосновения. Душа ее трепетала. Дрожь пробежала по всему телу. Шеффилд было слегка наклонился к ней, но неожиданно отпрянул и попытался улыбнуться.
— Вы обещали поиграть мне, — произнес он каким-то охрипшим голосом, указывая не фортепьяно.
— Конечно.
Дженис вернулась к инструменту и заиграла, с трудом осознавая, что делает.
Утром Дженис встала рано. Анатоль известил ее, что герцог до завтрака отправился в конюшни, и ей неожиданно захотелось найти его. Кроме того, неплохо было бы прогуляться — несколько дней она вообще не выходила из дому.
Дженис вышла на порог и остолбенела, увидев перед собой сказочный пейзаж. Снег белым пушистым покрывалом лег на землю. Парк и лес были неузнаваемы в своем зимнем убранстве. Легкий морозец пощипывал щеки. Девушку вдруг охватило ощущение счастья. Ей захотелось бегать по сугробам, играть в снежки. Но больше всего на свете ей хотелось в этот миг увидеть Шеффилда.
Приближаясь к конюшне, она услышала его голос. Он разговаривал с конюхом. Увидев Дженис, герцог улыбнулся.
— Джесси, если бы я знал, что вы собираетесь сюда, я бы подождал вас.
— Мне захотелось выйти. Здесь так красиво! — сказала Дженис и поинтересовалась: — А что здесь случилось?
— Мой любимый конь повредил ногу. Погода ли подействовала на него или же он застоялся в стойле, но только вчера он начал метаться и бить копытом в дверь.