Если обоснованные тактические выводы из-за отсутствия точной информации сделать трудно, то оперативно-тактические — вполне возможно. Ошибки видны сразу. Во-первых, направляя миноносцы в разведку, не оценили их технического состояния: вместо проектного 26,5 узла они развивали скорость не более 20 узлов. Посылать такие корабли на глубину до 90 миль вряд ли было целесообразно: они не прошли и одной трети запланированного маршрута. Во-вторых, ни командующий флотом Тихого океана вице-адмирал С.О. Макаров, ни его штаб не позаботились об обеспечении миноносцев, то есть пренебрегли элементарными принципами военно-морского искусства. Все знали, что „Решительный“ и „Стерегущий“ должны были возвратиться на рассвете, но их встречи не организовали. Крейсера не только не были высланы навстречу миноносцам, но даже не имели повышенной готовности к выходу: „Новик“ и „Баян“ вышли из Порт-Артура только через два с лишним часа после начала боя, когда в Порт-Артуре появился „Решительный“. Ведь все свидетельствовало о том, что где-то рядом находятся японские корабли. Береговые посты еще ночью обнаружили их на внешнем рейде, но не придали этому факту никакого значения. Если следовать логике, то крейсера должны были находиться если не в море, то хотя бы в немедленной готовности к выходу. Имелись серьезные просчеты и в применении береговой артиллерии. Окажись порасторопнее командование, не было бы ни геройской гибели „Стерегущего“, ни выдумки о подвиге „двух неизвестных матросов“» [43].

Эскадренный броненосец «Хацусе»

Но вернемся к утру 26 февраля 1904 г. В районе Ляотешаня появилась эскадра Того в составе 16 вымпелов. В 8 ч. 40 мин. броненосцы «Хацусе», «Сикисима» и «Ясима» отделились от эскадры и открыли перекидную стрельбу по внутреннему рейду Порт-Артура и городу. Два японских крейсера, находясь в море против входа в гавань вне досягаемости крепостной и корабельной артиллерии, по радио корректировали огонь броненосцев.

Японские броненосцы были закрыты холмами Ляотешаня от русских корабельных и береговых орудий. Нашим горе-артиллеристам не приходило в голову, что японцы могут стрелять с дистанции 12–16 км.

Около 11 часов один из японских снарядов разорвался под самым бортом «Ретвизана», осыпав осколками броненосец и стоявший около него буксир «Силач», откачивающий воду из подведенного к броненосцу кессона. Осколками были перебиты отливные трубы и пробит кессон. Через пробоину в «Ретвизан» снова хлынула вода.

Видя, что броненосец неминуемо затонет в гавани, капитан 1-го ранга Щенснович приказал отдать швартовы и выбросился носом на отмель. В этот момент второй снаряд попал в броневой пояс «Ретвизана» с правого борта под кормовой башней главного калибра. Броня выдержала, получив небольшую вмятину.

Поврежденный кессон «Ретвизана» был признан негодным. Позднее его передали для ремонта броненосца «Севастополь». А для «Ретвизана» началась постройка нового кессона.

Японцы вели обстрел гавани Порт-Артура более трех часов и выпустили 154 — 305-мм снаряда. Людские потери русских оказались невелики — убиты 8 матросов, ранены 29, на береговых батареях ранены 2 человека. В городе были убиты русская семья и несколько китайцев.

Непонятно одно — почему нашему гениальному адмиралу и никому из офицеров не пришло в голову поставить дымовую завесу между японскими крейсерами в море и входом на рейд Порт-Артура? При этом можно было обойтись и без специальных средств, а использовать мокрую солому, смолу и другие дымовыделяющие материалы. Дымовая завеса лишила бы японские крейсера возможности корректировать огонь и свела бы к минимуму эффективность огня броненосцев. Можно было поставить и радиопомехи японским крейсерам, как тогда говорили, «перебить большой искрой радиопередачу». Но до этого портартурцы додумались лишь 2 апреля.

Чтобы не допустить дальнейших обстрелов японскими кораблями через Ляотешань, адмирал Макаров принял ряд мер. Так, уже 28 февраля 1904 г. минный заградитель «Амур» выставил в трех милях от мыса Ляотешань 20 мин. Минная постановка прикрывалась крейсером «Баян» и пятью миноносцами.

Кроме того, на горе Ляотешань и на других высотах были созданы наблюдательные и корректировочные посты, снабженные специальными морскими картами, разбитыми на пятикабельтовые квадраты. При появлении японских кораблей в районе выбранных ими огневых позиций наблюдательные посты с помощью флажных сигналов, поднимаемых на сигнальной вышке, сообщали на «Ретвизан» и «Победу» номер квадрата и направление движения противника. На основании этих данных русские корабли открывали ответный огонь по заранее пристрелянным квадратам.

Возникает вопрос: а почему бы корректировочные посты не снабдить радиостанцией или, еще проще, не протянуть телефонный провод прямо на стоящие у самого берега броненосцы?

Минный заградитель «Амур»

Макаров распорядился на горе Ляотешань установить батарею 152-мм пушек Кане, снятых с броненосца «Ретвизан».

9 марта японская эскадра вновь подошла к Порт-Артуру. Адмирал Того, заняв с основными силами позицию против выхода из гавани, направил броненосцы «Фудзи» и «Ясима» для перекидной стрельбы через Ляотешань. После нескольких залпов японцев броненосцы «Ретвизан» и «Победа» открыли ответный перекидной огонь. Перестрелка продолжалась около часа. С «Победы» произведено было 16 выстрелов, с «Ретвизана» — 13. Один из русских снарядов упал в четырех метрах от носа «Фудзи» и засыпал его палубу осколками.

Японцы выпустили 100 снарядов по внутреннему рейду Порт-Артура, но ни одного удачного попадания не добились.

Замечу, что первая перекидная стрельба 26 февраля крайне угнетающе подействовала на личный состав кораблей и гарнизон Порт-Артура. Зато ответный огонь «Ретвизана» и «Победы» был встречен 9 марта как успех Макарова.

Однако в Петербурге думали совсем иначе. 13 марта управляющий Морским министерством, адмирал Авелан направил Макарову распоряжение, по которому запрещались «стрельбы на дистанции свыше 10 верст». Мол, попасть все равно нельзя, так зачем же тратить снаряды.

В марте 1904 г. японцы приступили к постановке мин заграждения на внешнем рейде Порт-Артура. Мины ставились с миноносцев в ночное время. По указанию адмирала Макарова было усилено наблюдение за внешним рейдом и организовано траление, которое производилось катерами и специально приспособленными для этой цели минными крейсерами «Всадник» и «Гайдамак».

Броненосец «Яcuмa»

Для обеспечения выхода кораблей в море применялись два способа траления: предварительное траление выходного фарватера и проводка кораблей непосредственно за тральщиками. Однако далеко не все корабли при выходе в море обеспечивались тральщиками. Не было организовано и систематическое траление как обязательная мера боевого обеспечения флота. Поэтому сохранялась опасность подрыва на японских минах отдельных кораблей при выходе их в море.

В ночь на 14 марта японцы вторично попытались заградить вход в Порт-Артурскую гавань. Противник был обнаружен в 2 ч. 20 мин. «Ретвизана» уже не было на старом месте, но зато в проходе стояли «Бобр» и «Гиляк», а из-под Золотой Горы стреляла батарея 120-мм пушек, снятых с «Ангары».

Два заградителя выбросились на берег под этой самой батареей. По пути на эту пару произвел атаку миноносец «Сильный», который, не обращая внимания на сыпавшиеся градом русские снаряды, почти в упор выпустил свои торпеды, к сожалению, не причинив японским пароходам таких повреждений, чтобы они немедленно затонули. У одного из них, например, был снесен взрывом почти весь форштевень, а носовая переборка как-то уцелела, и он продолжал идти вперед. Другая пара заградителей шла несколько левее. Один затонул, не доходя до маяка, а второй выскочил на берег как раз на том месте, где еще недавно стоял на мели «Ретвизан».