Принцесса мать, женщина капризная и пустая, своенравная и упрямая въ мелочахъ и безхарактерная въ важныхъ случаяхъ, давно уже сердила короля своими сборами въ путь и отсрочками. И вотъ, наконецъ, король взялся за дѣло рѣшительно, вызвалъ ее въ Берлинъ, надавалъ много совѣтовъ, кромѣ того, не смотря на свою невѣроятную скаредность, далъ и денегъ. Наскоро собравъ принцессѣ небольшую свиту, онъ подарилъ ей экипажи, конюховъ, курьера и снарядилъ въ дорогу подъ именемъ графини Рейнбекъ, съ приказомъ соблюдать строгое инкогнито до Риги, гдѣ встрѣтитъ ее камергеръ Нарышкинъ.

Въ эту, на скорую руку составленную, маленькую свиту попалъ охотникомъ юноша Фленсбургъ и выѣхалъ съ принцессами въ Россію, въ качествѣ чего-то въ родѣ пажа.

Могъ ли 18-ти-лѣтній юноша, красивый, умный и честолюбивый, въ долгомъ пути по безконечнымъ снѣгамъ съ частыми и долгими остановками и бесѣдами на постоялыхъ дворахъ, остаться безнаказанно равнодушнымъ спутникомъ 16-ти-лѣтней красавицы принцессы. Не даромъ при всѣхъ маленькихъ дворахъ Германіи того времени юные красавцы пажи были героями многихъ романовъ, иногда и трагедій. И Фленсбургъ зналъ это…

Какъ ни безсмысленно и глупо это, но бѣдный шлезвигскій юноша во время пути безумно влюбился въ юную принцессу — невѣсту царскую.

Ни обѣ принцессы, конечно, ни кто-либо изъ свиты не знали и не подозрѣвали сердечной тайны юнаго пажа. Всѣ равно полюбили юношу за его заботливую услужливость, тонкую любезность, въ которой сквозила кровь прадѣдовъ — рыцарей.

Въ этотъ долгій и трудный путь, въ часы однообразныхъ зимнихъ вечеровъ на привалахъ, гдѣ-нибудь въ глуши, иногда въ избѣ, подъ гулъ и завыванье мятели на дворѣ, среди чуждаго народа и непонятнаго нарѣчія, молодой Фленсбургъ былъ неоцѣнимъ и незамѣнимъ. Онъ разсказывалъ, пѣлъ, смѣшилъ, показывалъ фокусы…

Въ Москвѣ, послѣ крещенія въ православіе принцессы Софіи, затѣмъ, послѣ вѣнчанія великой княжны Екатерины Алексѣевны съ наслѣдникомъ престола, неосторожная, безпокойная и безтактная принцесса Елизавета была вѣжливо выпровождена правительствомъ изъ Россіи. Надо было поневолѣ избавиться, въ лицѣ ея, отъ усерднаго агента Фридриха и отъ множества сплетенъ, интригъ, которыя она создавала между двумя дворами.

Поневолѣ, съ досадой, съ горечью выѣхала Елизавета Цербстская изъ Москвы, простясь съ дочерью, чтобы никогда уже не свидѣться.

Вся свита принцессы двинулась за ней, исключая юноши Фленсбурга. Онъ одинъ былъ оставленъ при дворѣ наслѣдника и оставленъ по волѣ императрицы. Изъ всей свиты принцессы одинъ Фленсбургъ обратилъ вниманіе на себя и заслужилъ благорасположеніе Елизаветы Петровны. Онъ одинъ изъ всей «пріѣзжей своры» не интриганствовалъ, не наушничалъ, держалъ себя съ достоинствомъ, полюбился наслѣднику и снискалъ даже пріязнь и покровительство Шуваловыхъ, Бестужева… Увѣряли, что онъ будто тоже служилъ кому-то ловкимъ соглядатаемъ, но ничто никогда не подтвердило этого…

Итакъ, Фленсбургъ остался въ Россіи, сдѣлался равно любимцемъ и великаго князя, и великой княгини, и сталъ офицеромъ гвардіи.

Прошло изъ года въ годъ — десять лѣтъ. И однажды 28-ми-лѣтній Фленсбургъ, уже капитанъ потѣшнаго голштинскаго войска, былъ вдругъ арестованъ и высланъ изъ столицы.

Оказалось, что полудѣтская любовь 18-ти-лѣтняго пажа, какъ ни была безсмысленна и самонадѣянна, не прошла съ теченіемъ времени, при разнообразныхъ перемѣнахъ въ его карьеррѣ и въ жизни. Это чувство въ мужчинѣ, въ тонкомъ придворномъ, въ усердномъ офицерѣ голштинскаго войска, только окрѣпло и какъ бы руководило всѣмъ его существованіемъ.

Десять лѣтъ Фленсбургъ считался лишь преданнымъ рабомъ великой княгини и великаго князя и ни разу не измѣнилъ себѣ, ни разу не проговорился ей, что его сердце было порабощено еще принцессой Софіей.

Но, наконецъ, однажды, въ пору разныхъ несогласій, ссоръ и семейныхъ недоразумѣній при маломъ дворѣ въ Ораніенбаумѣ, голштинскій капитанъ оказался вдругъ однимъ изъ дѣятельныхъ интригановъ между мужемъ и женой… Екатерина Алексѣевна открыла это случайно и пригрозилась довести до свѣдѣнія самой государыни. Интриганъ тотчасъ сознался самъ во всемъ, объяснилъ все безумнымъ, давнишнимъ чувствомъ и ревностью и, почти рыдая, упалъ къ ногамъ великой княгини.

Но чувство бѣднаго шлезвигскаго дворянина, прежняго пажа, понемногу вышедшаго кой-какъ въ люди, показалось великой княгинѣ только крайне оскорбительнымъ. Она захотѣла немедленно избавиться отъ присутствія при дворѣ этого безумца и доложила обо всемъ императрицѣ, прося перевести Фленсбурга куда либо, давъ назначеніе по службѣ… Но императрица приняла все горячо къ сердцу и Фленсбургъ былъ арестованъ, разжалованъ и сосланъ въ Угличъ.

Великій князь назвалъ все клеветой и искренно пожалѣлъ забавнаго потѣшника своего голштинскаго войска.

Прошло еще много лѣтъ. Скончалась императрица и чрезъ двѣ недѣли по восшествіи на престолъ, Петръ Ѳеодоровичъ, хорошо помнившій всѣхъ своихъ, вернулъ Фленсбурга изъ ссылки, возвратилъ ему чины, подарилъ триста душъ и назначилъ адьютантомъ-переводчикомъ къ пріѣхавшему дядѣ.

И вотъ, при дворѣ новаго императора, снова появился капитанъ голштинскаго войска, правая рука и любимецъ дяди государя… и злѣйшій, непримиримѣйшій врагъ государыни. Долголѣтнюю страсть замѣнила въ ссылкѣ долголѣтняя ненависть.

Когда Шепелевъ, уже часовъ въ шесть утра, вернулся въ домъ принца съ слесаремъ, вооруженнымъ инструментами, то Державинъ былъ уже смѣненъ и на часахъ стояли незнакомые ему рядовые семеновскаго полка. Онъ велѣлъ первому попавшемуся человѣку доложить о слесарѣ, а самъ, захвативъ свое ружье, собрался домой.

Лакей вернулся и, пропустивъ мастероваго, вскорѣ выскочилъ снова изъ дворца принца и догналъ на площади вышедшаго уже Шепелева.

— Эй, батюшка. Васъ! васъ надо! кричалъ онъ догоняя, — вы тутъ ночью караулили-то?

— Я. A что?..

— Пожалуйте. Васъ спрашиваютъ. Самъ, значитъ, Его Высочество требуетъ въ покои.

Шепелевъ въ изумленіи глядѣлъ на лакея.

— Вѣрно ли? Не путаешь ли ты…

— Какъ можно! Сказано мнѣ, васъ позвать. Да ужъ и по ихнему я разумѣть сталъ малость. Говорили по своему про ночнаго часоваго, т. е. про васъ, и послали меня васъ шикнуть.

Шепелевъ пошелъ за человѣкомъ. Снявъ верхнее платье, онъ вошелъ въ корридоръ, затѣмъ прошелъ большую залу, вы ходившую окнами на Неву, и, наконецъ, столовую въ противоположномъ концѣ которой виднѣлась дверь; подъ тяжелыми драпри и около нея стоялъ уже слесарь, приведенный имъ.

Дверь эта, при звукѣ его шаговъ, отворилась и на порогѣ показалась та же фигура того же камердинера Михеля, видѣннаго имъ въ передней.

Едва Шепелевъ робко переступилъ порогъ и вошелъ въ горницу, Михель указалъ ему почтительно по направленію къ горѣвшему камину и выговорилъ по-русски, сильно присвистывая…

— Фотъ Эфо Высошество шелаетъ съ васъ кофорить.

Шепелевъ, слегка смущаясь, быстро оглядѣлъ небольшой кабинетъ, заставленный всякой мебелью, столами и шкафами съ книгами, съ посудой и съ оружіемъ. — У горѣвшаго камина сидѣла въ креслѣ и грѣла ноги въ туфляхъ маленькая фигура въ шелковомъ темномъ шлафрокѣ и въ черной бархатной ермолкѣ; въ углу, у окна, согнувшись и опершись локтями на колѣна и положивъ щеки на руки, сидѣлъ неподвижно несчастный ротмейстеръ, все въ той же мискѣ.

У дверей, за спиной Шепелева, переминаясь съ ноги на ногу, остановился впущенный слесарь.

Шепелевъ былъ сильно озадаченъ и смущенъ, не зная что будетъ, и вытянулся, ожидая, что скажетъ принцъ.

Принцъ оглядѣлъ его и быстро вымолвилъ по-нѣмецки:

— Вы изъ дворянъ, какъ сказалъ мнѣ Фленсбургъ, и говорите хорошо по-нѣмецки?

Шепелевъ смутился еще болѣе и заикаясь вымолвилъ, съ отвратительнымъ нѣмецкимъ выговоромъ:

— Ихъ! Зеръ венихъ, Ире Кайзерлихе…

И молодой человѣкъ вдругъ смолкъ, не зная какъ по-нѣмецки: Высочество. Маэстетъ, нельзя сказать, подумалъ онъ про себя.

— Вы однако разговаривали съ моимъ адьютантомъ и съ господиномъ ротмейстеромъ, когда онъ пріѣхалъ, замѣтилъ принцъ, опуская на рѣшетку камина поднятую къ огню правую ногу и приводя лѣвую въ то же положеніе, подошвой къ теплу.