Одним из непредвиденных последствий этого оказалось вот что: ему по ходу его шумного «дела» приходилось большей частью быть невидимым, ибо полиция убеждала его не накалять ситуацию дальше своими выступлениями, а он слушался — до поры до времени, пока не отказался хранить молчание; между тем в его отсутствие никто из тех, кому он был дорог и с кем он не хотел потерять возможность видеться — ни жена, ни сестра, ни ближайшие друзья, — не выступал от его имени. В прессе возник образ человека, которого никто не любит, но многие ненавидят. «Смерть, пожалуй, слишком легкий выход для него, — заявил мистер Икбал Сакрани из Британского комитета действий по исламским вопросам. — Он должен испытывать душевные муки до конца своих дней, если не испросит прощения у Всемогущего Аллаха». В 2005 году этот самый Сакрани был по рекомендации правительства Блэра удостоен рыцарского звания за усилия по налаживанию межобщинных отношений.

По пути в Котсуолдс они остановились заправиться бензином. Ему понадобилось в уборную, он открыл дверь и вышел из машины. Все до одного, кто был на бензозаправке, одновременно повернули головы и уставились на него. Ведь он красовался на первой странице всех газет — «канул в глубь первой страницы», по памятному выражению Мартина Эмиса, — в мгновение ока стал одним из самых узнаваемых людей страны. Лица были приветливы — один мужчина помахал рукой, другой подбадривающе поднял большие пальцы, — но неуютно было чувствовать себя таким заметным в тот самый момент, когда его попросили поменьше высовываться. На деревенских улочках Бродуэя дела обстояли ровно так же. Одна женщина подошла к нему на улице и пожелала удачи. В гостинице натренированный персонал не мог удержаться, чтобы не пялиться. Он превратился в экспонат из паноптикума, и они с Мэриан испытали большое облегчение, когда смогли уединиться в красивом номере, отделанном под старину. На случай, если его что-нибудь обеспокоит, его снабдили «тревожной кнопкой». Он решил ее проверить. Она не работала.

Еду им приносили в маленькую отдельную комнату. Администрация гостиницы предупредила Стэна и Бенни об одной возможной проблеме. В числе постояльцев был журналист из «Дейли миррор», приехавший с дамой, которая не была его женой, и занявший соседний номер. Проблема, впрочем, оказалась мнимой. Дама явно была чертовски очаровательна: сотрудник «Миррор» не выходил из номера несколько дней, и в тот самый момент, когда таблоиды посылали своих ищеек на поиски затаившегося автора «Шайтанских аятов», журналист таблоида упустил добычу, находившуюся через стенку от него.

На второй день в «Гербе Лайгонов» Стэн и Бенни пришли к нему с листком бумаги. Президент Ирана Али Хаменеи намекнул, что «этот презренный человек еще может сохранить себе жизнь», если извинится.

— Вам, — сказал Стэн, — надо, они считают, кое-что сделать, чтобы разрядить обстановку.

— Да, — подтвердил Бенни, — такое сложилось мнение. Желательно, чтобы вы выступили с соответствующим заявлением.

Он спросил: кто это — они? У кого «сложилось мнение»?

— Это общее мнение, — неопределенно ответил СтэН, — наверху.

Он спросил: в полиции или в правительстве?

— Они даже текст подготовили — взяли на себя такую смелость, — сказал Стэн. — В любом случае прочтите его.

— Само собой, вы можете внести изменения, если стиль вас не устраивает, — заметил Бен. — Вы — автор.

— Заверяю вас, — сказал Стэн, — что текст был одобрен.

Текст, который они ему дали, был неприемлем: трусливый, самоуничижительный. Подписать его значило сдаться. Неужели ему предлагают такую сделку — правительственная поддержка и полицейская охрана при условии, что он, предав свои принципы и отказавшись защищать свою книгу, униженно упадет на колени? Стэну и Бену, судя по их виду, было чрезвычайно неловко.

— Повторяю, — сказал Бенни, — вы можете вносить изменения.

— И тогда поглядим, как они отреагируют, — сказал Стэн.

А если он решит не делать пока никакого заявления?

— Они считают, это был бы хороший ход, — гнул свое Стэн. — Сейчас о вас идут переговоры на высоком уровне. И не надо забывать про заложников в Ливане и про мистера Роджера Купера в тюрьме в Тегеране. Их положение тяжелей, чем ваше. Вас просят сделать то, что вы можете.

(В 80-е годы ливанская группировка «Хезболла», всецело финансируемая из Тегерана, действуя под разными фальшивыми названиями, взяла в заложники девяносто шесть иностранцев из двадцати одной страны, включая нескольких американцев и британцев. Кроме того, в Иране был схвачен и посажен в тюрьму британский бизнесмен Купер.)

Это была невыполнимая задача: написать нечто такое, что могло быть воспринято как оливковая ветвь мира, и при этом не уступить ни в чем существенном. Заявление, которое в конце концов получилось, вызывало у него сильнейшее отвращение. «Я, автор „Шайтанских аятов“, сознаю, что мусульмане во многих частях света испытывают неподдельное огорчение из-за публикации моего романа. Я глубоко сожалею о том огорчении, которое причинила эта публикация искренним последователям ислама. Нам, живущим в мире многих вероисповеданий, эта ситуация служит напоминанием о том, что никому не следует забывать о чувствах других людей». Внутренний голос, голос самооправдания, внушал ему, что он извиняется за огорчение — в конце концов, он действительно не хотел никого огорчать, — но не извиняется за саму книгу. И нам действительно не надо забывать о чувствах других людей, но это не значит, что мы должны капитулировать перед этими чувствами. Таков был неуступчивый скрытый подтекст. Но он знал, что текст возымеет эффект лишь в том случае, если будет читаться как прямое извинение. Мысль об этом делала его физически больным.

Жест оказался бесполезным. Он был отвергнут, потом наполовину принят, потом снова отвергнут — как британскими мусульманами, так и руководством Ирана. Сильной позицией был бы отказ вести переговоры с приверженцами нетерпимости. А он занял слабую позицию, и поэтому на него стали смотреть как на слабака. Газета «Обсервер» встала на его защиту — «ни Великобритании, ни автору извиняться не за что», — но его ощущение, что он сделал неверный шаг, допустил серьезную ошибку, вскоре подтвердилось. «Даже если Салман Рушди станет самым благочестивым человеком за все времена, долг каждого мусульманина — употребить все, что у него есть, свою жизнь и свое имущество, для того чтобы отправить этого человека в ад», — заявил умирающий имам. Это казалось низшей точкой. Но напрасно казалось. До низшей точки оставалось еще несколько месяцев.

Охранники сказали ему, что в «Гербе Лайгонов» он может переночевать самое большее два раза. Ему еще повезло, что пресса пока до него не добралась, но еще день-два — и наверняка доберется. И тут он усвоил еще одну суровую истину: искать пристанища он должен будет сам. Совет полицейских, прозвучавший скорее как директива, состоял в том, что домой ему возвращаться не следует, потому что охранять его там будет невозможно (подразумевалось — слишком дорого). Но никаких «конспиративных квартир» предоставлено не будет. Если таковые и имелись, ему не суждено было их увидеть. Под влиянием шпионских романов большинство людей твердо верили в существование конспиративных квартир и предполагали, что его за общественный счет охраняют в одной из таких крепостей. От недели к неделе критические голоса, говорящие о недопустимых тратах на его охрану, будут звучать все громче и громче — признак сдвига в общественном мнении. Между тем уже на второй день пребывания в «Гербе Лайгонов» ему сказали, что он за двадцать четыре часа должен найти другое место, куда им отправиться.

Он позвонил, как звонил ежедневно, в квартиру Клариссы поговорить с Зафаром, и она предложила ему временное решение. Она работала тогда литературным агентом в агентстве «А. П. Уотт», и старший партнер Хилари Рубинстайн предложил на день-другой свой сельский коттедж в деревушке Тейм в Оксфордшире. Это было первое из многих проявлений сердечности со стороны друзей и знакомых, гостеприимству которых он обязан тем, что не стал бездомным. Коттедж Хилари был невелик и расположен не слишком уединенно — не идеальный вариант, но ему нужно было хоть что-то, и он с благодарностью согласился. Появление отремонтированного «ягуара», Зверюги, теннисиста Стэна, щеголя Бенни, Коня Денниса и громадного Микки К. — плюс Мэриан и человек-невидимка — не могло в крохотной деревушке пройти незамеченным. Он был убежден: все прекрасно понимали, кто поселился в доме Рубинстайна. Но никто не стал ничего вынюхивать. Английское чувство дистанции, английская сдержанность проявились в полной мере. Он даже получил возможность съездить на несколько часов к Зафару в сельский дом Хоффманов. Куда двигаться дальше, но понятия не имел. Звонил всем, кому мог позвонить, но безуспешно. Потом проверил голосовую почту и услышал сообщение от Деборы Роджерс — его бывшего агента, от услуг которой он отказался, предпочтя ей Эндрю Уайли. «Позвоните мне, — сказала она. — Я думаю, мы сможем помочь».