Нос «Лейчестера» медленно поворачивал на новый курс. Судно в спокойных водах двигалось так легко, что неискушенному человеку трудно было бы понять, что оно все еще находится в неспокойных водах. Второй помощник, не дожидаясь вопросов, заметил:

— Мне доводилось слышать, капитан, что это место называют Большим Прудом, — сказал он, пытаясь вызвать шефа на разговор, — но я в первый раз вижу, чтобы в середине сентября оно выглядело так спокойно.

— Ну вот и любуйтесь им, — ответил Лаусон. — Ничего подобного можете не увидеть до следующего лета.

Следуя собственному совету, он прошел на левое крыло мостика, вглядываясь в даль.

— Спокойной ночи, — сказал он. — Я пошел к себе.

Лаусон спал чутко, как большинство бывалых капитанов. В 7.00 утра он проснулся. Какое-то время лежал без движения, пытаясь понять, что за тревожное чувство проникло в его подсознание. «Лейчестер» качало — качало сильно, на длинной, тяжелой и мошной волне.

Через иллюминатор над койкой Лаусона пробивались солнечные лучи. Надо одеваться. Натянув брюки, он взглянул в иллюминатор. Утро очень солнечное, но гораздо больше интересовало капитана море. Десять минут спустя он был уже на мостике. Настроен Лаусон был довольно мрачно. И не скрывал этого.

— Когда началась качка? — спросил он вахтенного офицера. — И почему не позвонили мне?

Офицер, молодой и с виду робкий юноша, недавно получивший диплом, удивленно взглянул на своего небритого капитана.

— Не могу точно сказать, сэр, когда я заметил, — ответил он. — Но по-настоящему сильная качка началась с полчаса назад. И поскольку признаков ветра не было, я подумал, что вас будить не стоит.

Вспомнив о неопытности юноши, Лаусон пожалел о своей резкости.

— Хорошо, — сказал он. — Но не нужно было ждать ветра, чтобы предупредить меня. Эта зыбь идет с юга, и когда бы она ни началась, ее появление значит одно: где-то отменная буря. Посмотри сюда. — Он подошел к барометру, привинченному к переборке, и легонько постучал по футляру. — С полуночи давление упало на две десятых. Очевидно, у нас зона понижения, возможно, оно идет откуда-то с юга. В это время года это что-то да означает. Не надо даже слишком уповать на радио и береговые станции, и без них ясно, что погода изменится. Когда плаваешь в открытом море, должен уметь сам предсказывать погоду. Что же касается зыби, то в твоих учебниках говорится, что такая зыбь может распространяться со скоростью тридцать — сорок узлов. Достаточно быстро, чтобы опередить шторм, который вызвал ее. Если это тропический циклон, то он может находиться в пяти или шести сотнях миль отсюда. Виновник волнения может даже близко и не подойти к нашему курсу. Но может и подойти… Я собираюсь позавтракать. Приглядывай за небом с южной стороны. Если начнет темнеть, сразу же дай мне знать.

Несколько ошеломленный этой неожиданной лекцией, вахтенный офицер с запозданием почти шепотом произнес: «Так точно, сэр» — вслед удаляющейся спине капитана. Вновь оставшись на мостике единственным хозяином, он тихонько присвистнул и, озираясь на рулевого, взял со своей полки «Практическую навигацию» Леки и начал листать ее, ища раздел о зыби в океане.

Лаусон не сразу отправился завтракать и даже не стал бриться у себя в каюте. Он пошел к радисту в его каюту, заставленную и увешанную невероятным количеством разных непонятных штуковин. После короткого стука капитан молча возник на пороге, и спарки, подняв на него глаза, заговорил, не дожидаясь вопроса:

— Полагаю, что я нашел причину неполадки, сэр. Дайте мне еще час или самое большое два, и я снова выйду в эфир.

Лаусон кивнул.

— Надо как можно скорее получить метеосводку. Я имею в виду — немедленно. — Бросив любопытный взгляд на мешанину катушек и ламп, он направился в свою каюту.

Если спарки нужен был какой-то побудительный мотив, то он его получил. Когда капитан сам приходит за сводкой погоды, значит, что-то назревает. Радист с удвоенной энергией взялся за работу. Но, несмотря на титанические усилия, за все утро он не мог принять ни единого сигнала и лишь в 11.00 наконец связался с мысом Рейс и запросил сводку погоды на этот час. В 11.05, держа в руке сообщение, он поднялся на капитанский мостик, взбежав на него почти со спринтерской скоростью.

Лаусон взял бланк радиограммы и внимательно прочитал сообщение.

Лаусон стремительно прошел в штурманскую рубку, в одно мгновение нанес на карту положение центра урагана и вчерне набросал его путь. В 8.00 этим утром центр урагана находился примерно в 500 милях от «Лейчестера». При прогнозируемой скорости его продвижения теперь он может находиться в 400 милях от корабля, примерно к юго-западу от него. Через десять часов, если и корабль и ураган не изменят направление, их пути пересекутся. Центр урагана, приближающегося с юго-запада, можно ожидать в 20 милях от точки пересечения, и в этом случае «Лейчестер» будет захвачен им.

Определить, сколь велика площадь, подверженная опасности, не представлялось возможным, но по своему прошлому опыту Лаусон знал, что находиться даже в 100 километрах от центра циклона весьма неуютно, если не сказать больше.

— Сходи к спарки, — сказал он Бейли, который появился на мостике сразу же, как только слово «ураган» достигло его ушей. — Пусть он попробует поймать Галифакс или одну из береговых станций США и запросит самый последний прогноз продвижения центра урагана — очень важна его скорость. Он должен послать срочный запрос. И объяснить, что мы близко к предполагаемому пути урагана. Слишком близко для того, чтобы оставаться невозмутимыми… нет, не говори ему этого, все равно ничего не поймет. Приходи сюда и посмотри…

Через несколько минут понурый спарки открыл Бейли дверь своей каюты. Бейли не успел еще передать ему приказы капитана, как радист развел руками:

— Я просто ничего не понимаю, Джеймс. Еще пять минут назад все было прекрасно. Я мог принимать сообщения и с мыса Рейс, и из Сидни. Потом эти станции вдруг стали пропадать. Наверное, я еще смогу передать сигнал, но ничего не слышу. Сейчас вновь займусь станцией, но скажу тебе честно, просто не могу понять, в чем неисправность.

Когда Бейли на мостике принялся рассказывать о случившемся, он был почти уверен, что Лаусон разразится страшной руганью. Но ее не последовало.

— Он делает все, что может, — коротко сказал Лаусон. — Я уверен, это не его вина. Пока давай-ка подумаем вот о чем. У нас есть три варианта. Мы можем изменить курс и пойти южнее — тогда мы уйдем восточнее урагана. Можем остановиться там, где находимся сейчас, пока спарки не починит радио или мы не удостоверимся, что ураган прошел между нами и берегом. Можем сделать поворот оверштаг и плыть туда, откуда пришли. Я не думаю, — продолжал капитан, — что есть реальная причина пробовать последний вариант. Еще меньше причин для второго варианта — мы просто будем сидящей уткой, если нас не снесет дальше в море. Поэтому мы повернем к югу и попробуем пройти позади урагана. Мы изменим курс в двенадцать ноль-ноль — через десять минут. Возможно, мы уже и опоздали. Взгляните на небо.

Бейли, смотревший на карту, поднял глаза вверх. С южной стороны небо покрывалось дымкой с высокими перистыми облаками, которые, казалось, неслись по всему горизонту с востока на запад. Внизу, в направлении волн, которые уже серели, казалось, повисла тонкая вуаль, спускающаяся до поверхности воды. Глазу не на чем было остановиться, и все-таки там что-то было, иллюзорное, но реальное. Солнце постепенно окружалось бледным ореолом, и его свет угасал, переходя из белого в грязно-серый.