— Ты не хочешь позавтракать со мной в замке? — спросила Арлетт, в ее глазах застыло разочарование.

Рольф покачал головой.

— Я бы с удовольствием составил тебе компанию, но меня ждут дела в лагере. — Он подсластил ложь быстрым поцелуем. — Эй, Ричард, подожди минутку. — Рольф зашагал прочь, нагоняя молодого рыцаря, который, придерживая рукой эфес меча, торопливо проходил мимо. — Я хочу поговорить о твоей новой лошади.

Арлетт с тоской смотрела вслед стремительно удаляющимся Рольфу и Ричарду Фицскробу, одному из рыцарей, сопровождавших табун в Сен-Валери. Ее губы еще горели от поцелуя. На фоне мрачно-серого сентябрьского неба рыжие волосы Рольфа будто полыхали огнем. Арлетт слышала, как муж смеялся, видела, как он дружески похлопывал по плечу спутника. Он двигался широкими, размашистыми шагами. Сверкнув желтой подкладкой, голубая накидка на миг взмыла в воздух, когда Рольф вскочил в седло и вслед за Фицскробом поскакал к реке.

С тех пор как герцог Вильгельм вознамерился отвоевать английскую корону у Гарольда Годвинсона, в Рольфа словно демон вселился. Неделями напролет он пропадал на ярмарках, осматривая и скупая лошадей, а затем готовя их к морскому путешествию. Уже пять месяцев в его жизни не было места ни для чего другого.

Арлетт чувствовала себя несчастной и беспомощной: чем больше она старалась удержать мужа рядом, тем дальше он ускользал от нее. Да, Рольф называл ее своим «якорем», но теперь она с тяжелым сердцем наблюдала, как он все чаще покидает свою «гавань». Во время особенно длительных отлучек ей начинало казаться, что он не вернется никогда.

Мысленно вернувшись к прошедшей ночи, Арлетт вспомнила о тех робких проблесках удовольствия, которые она испытала от близости. Священники и мать приучили ее относиться к таким ощущениям как к дьявольским козням. И в те ночи, когда ее тело все же отрешалось от власти воли и разума, Арлетт сжимала губы или закрывала рот рукой, чтобы не выпустить наружу рвущийся из груди крик удовольствия. Так было и этой ночью. Даже сейчас, вспомнив об этом, она ощутила желание, загоревшееся в недрах ее грешного тела, а потому, противясь голосу плоти, поджала губы и ускорила шаг.

В дверях она столкнулась с двумя оруженосцами, выносящими амуницию Рольфа. Один из них, совсем еще юноша, повесил меч хозяина за спину, а в руках нес копье и датскую секиру.

Арлетт сочла эту встречу дурным предзнаменованием. Солнечный свет, игравший на клинке секиры, на мгновение ослепил ее.

Оруженосец попятился, уступая дорогу хозяйке, и, поравнявшись с ним, она словно бы ощутила, как отточенное острие секиры коснулось ее шеи.

В зале, расположившись у камина, Берта кормила грудью Жизель… Рядом сидела ее прабабка Ранильда… Никто не помнил, сколько старухе лет, но поговаривали, что видела она, по меньшей мере, восемьдесят зим. Одно время она слыла лучшей повитухой в округе, но лет пять назад распухшие суставы и старческая слабость заставили ее уйти на покой. Почтенный возраст не мешал Ранильде сохранять ясный и острый, как лезвие ножа, ум. Жители окрестных деревень до сих пор приходили к ней за советами и целебными настойками на травах. Кроме того, старуха умела читать руны. В другое время Арлетт и не подумала бы обращаться к Ранильде, ибо это противоречило всем учениям церкви, но сейчас они не имели для нее никакого значения.

Приблизившись к огню, Арлетт остановилась перед старухой.

— Я хочу узнать, что скажут для меня руны, — без лишних пояснений потребовала она.

Ранильда продолжала жевать кусочек смолы. Ее сморщенная кожа напоминала дубовую кору, глубоко посаженные глаза походили на маленькие пещеры, образовавшиеся в старой, выветренной каменной стене.

— С чего бы это госпоже вдруг захотелось читать судьбу по древним языческим булыжникам? — В скрипучем голосе старухи все еще звучали нотки былой соблазнительной хрипотцы.

— Пожалуйста, я заплачу, хорошо заплачу. — Вконец растерявшись, Арлетт сняла с накидки серебряную брошь и опустила ее в уродливую ладонь Ранильды. — Я должна кое-что узнать.

— Видно, молитвы в часовне не на все дают ответ, а? — злорадно усмехнулась старуха. Затем, повернувшись к Берте, добавила: — Иди и корми ребенка где-нибудь в другом месте. Убирайся, ты, бесполезная шлюха. У нас с госпожой важное дело. — Спрятав брошь в кошелек, она достала из-за пазухи маленький матерчатый мешочек. Сердито сверкнув глазами, Берта пересела на стул, стоявший по другую сторону от камина.

Переминаясь с ноги на ногу, Арлетт беспокойно оглянулась вокруг. Она уже раскаивалась в том, что так опрометчиво обратилась к Ранильде.

— Успокойся, моя госпожа, никто не увидит. Сейчас утро, все заняты работой. — Старуха неожиданно подмигнула Арлетт. — Итак, что бы ты хотела узнать?

Нервно облизнув губы и стянув на шее накидку, Арлетт выдавила:

— Лорду Рольфу грозит опасность.

Ранильда многозначительно улыбнулась и небрежно бросила горсть белых камней на земляной пол. На каждом из них были вырезаны угловатые рунические знаки. Старуха склонилась над ними, внимательно разглядывая только ей понятные письмена. Ее грязный платок сполз набок, заслонив лицо.

— Ну? — нетерпеливо нарушила тишину Арлетт.

— Собери-ка камни, дочка. Мои руки, к сожалению, уже не так проворны, как прежде, — приказала Ранильда непривычно-ласковым голосом. Арлетт поспешно выполнила ее просьбу.

— Что там, скажи мне.

Ранильда покачала головой.

— Наберись терпения. Брось их еще раз. Швырнув камни, Арлетт заворожено смотрела, как они раскатились по полу в разные стороны. Тяжело, со свистом, дыша, Ранильда свесилась с кресла, вглядываясь в руны.

— Ты спрашиваешь, угрожает ли твоему мужу опасность? — вполголоса начала напевать она. — Руны говорят, что черные вороны Одина будут пировать на многих полях сражений, но им не клевать плоть, принадлежащую Бриз-сюр-Рислу.

Облегченно вздохнув, Арлетт неожиданно для себя широко улыбнулась противной дряхлой гадалке.

— Значит, он вернется ко мне?

Изможденное лицо Ранильды осталось непроницаемым.

— Он вернется к тебе, госпожа.

Арлетт быстро собрала камни и сложила их в засаленный льняной мешочек. Теперь, воспрянув духом, ей хотелось как можно скорее избавиться от старухи.

— Руны также сказали, что наш герцог надолго останется на чужой земле, — пробормотала Ранильда вслед уходящей молодой женщине. — Берегись: остальные тоже последуют его примеру. Секира перерубит якорную веревку надвое.

Но Арлетт уже не слышала ее. На пороге появился священник, и теперь она спешила к нему навстречу в надежде на прощение и благословение.

Рольф сидел у костра и жевал хлеб с куском холодного мяса, запивая их разбавленным вином.

Оглянувшись, он увидел Оберта де Реми: тот, печальный и измученный, получал свой завтрак на полковой кухне. Быстро извинившись перед сотрапезниками, де Бриз поспешил к другу.

— Похоже, ты преследуешь меня. — Рольф сгорал от любопытства.

Слабо улыбнувшись в ответ, Оберт сделал глоток вина.

— Увы, у меня нет на это времени, — устало вымолвил он. — Я прискакал в лагерь поздно ночью. А к сумеркам должен добраться до цели. Конюх уже седлает для меня свежего коня. — Поморщившись, Оберт потер рукой ягодицы. — Господи, у меня, кажется, вся задница в синяках.

— Ты направляешься в Сен-Валери? Сдвинув густые, посеревшие от дорожной пыли брови, Оберт кивнул головой.

— Я приплыл в Див прошлой ночью на фламандском торговом судне. Пролив свободен. Гарольд распустил свой флот и отправил солдат, охранявших южное побережье, по домам. Их было трудно прокормить.

— Вот это новости! — воскликнул Рольф. Однако в глубине души он чувствовал себя слегка обманутым. Лаконичные и сдержанные фразы Оберта свидетельствовали о том, что он чего-то недоговаривал. — Итак, нам следует молиться, чтобы Господь поскорее послал южный ветер, я правильно тебя понял?

— Это еще не. все, — приглушенным голосом продолжил Оберт и оглянулся. — Распустив одну армию, Гарольд в настоящий момент собирает другую. Я слышал, что на севере Англии высадились норвежцы. Их правитель Гарольд Хардгад тоже предъявил свои права на английскую корону. На его стороне выступил братец Годвинсона, Тостиг.