— Тебе лучше?

— Немного.

Поправив платок, Фелиция опустилась на стул. Она подняла с пола клубок пряжи и небрежно повертела его в руках.

— Почему ты не запеленала его? Он же простудится.

— Кажется, ему нравится лежать без пеленки и греться на солнце.

— И все же я предпочла бы, чтобы ты его запеленала. Маленьких детей необходимо пеленать, чтобы они выросли с ровными и стройными ногами и руками.

Потупив взор, Эйлит прикусила язык. Старая Гульда называла все эти истории с кривыми ногами глупостями: животные не пеленают своих детенышей.

Последнее время, живя в доме Оберта де Реми, Эйлит начала тяготиться своим положением. Раньше, когда Голдвин был жив, а на троне сидел король Гарольд, она, Эйлит, занимала столь же высокую, если не выше, общественную ступень, что и сейчас Фелиция. Но все, увы, изменилось. Муж умер, к власти пришел Вильгельм, а место Голдвина при королевском дворе занял норманнский оружейник. Она же стала беспомощной английской вдовой и всецело зависела от милости супругов де Реми. Правда, оба считали себя вечными должниками Эйлит и стремились относиться к ней как к равной, но пропасть между ними была слишком велика. Фелиция нуждалась в отдыхе и почти все время проводила в постели. Бремя домашних хлопот упало на плечи Эйлит. Иногда она выполняла роль служанки, иногда хозяйки. Но и в том и в другом случае ни одна из них не оставалась довольна… Кроме того, между Эйлит и Фелицией шла негласная борьба за влияние на Бенедикта.

Проглотив обиду, Эйлит положила свернутую подкладку между ног младенца и завернула его в чистую пеленку. Недовольный Бенедикт громко раскричался. С красноречивым, как бы говорящим «Видишь, я оказалась права» взглядом, Эйлит протянула ребенка Фелиции в надежде, что та, испугавшись, сразу же вернет его.

Но Бенедикт, почуяв знакомый запах и услышав знакомый голос, неожиданно затих, затем улыбнулся матери и загикал.

Эйлит ревниво наблюдала, как нежно Фелиция играет с малышом, как ласково воркует с ним по-французски.

— Ну, разве он не красив, Эйлит? — В темных глазах Фелиции светилась любовь. — А какой он умница! — Склонившись к ребенку, она звучно чмокнула сына в щеку. — О, да ты просто прелесть! Только посмотрите на него!

Эйлит с трудом сдерживала порыв выхватить Бенедикта из рук Фелиции и прижать его к себе. Ее душа клокотала от зависти. Пробормотав что-то насчет уборной, она выскочила за дверь.

Во дворе стоял Рольф де Бриз собственной персоной. Его серый жеребец пощипывал сено у конюшни. Вокруг суетились конюхи и слуги.

Застыв на пороге, Эйлит не решалась идти дальше. Первоначально она собиралась укрыться за домом и там выплакаться, на глаза уже наворачивались слезы, но теперь, вместо желанного спокойствия, перед ней предстал рыжеволосый норманн, чье присутствие всегда угнетало ее.

Подняв голову, Рольф заметил стоявшую в дверях Эйлит.

— Эйлит, как я рад вас видеть! — просияв, ласково сказал он и направился к ней.

Молодая женщина не успела опомниться, как Рольф приветственно расцеловал ее в обе щеки. Залившись краской смущения, она отступила назад.

— Мы не знали, что вы приедете в Лондон..

— Я решил, что перед дорогой должен нанести вам визит. Я отправляюсь в Нормандию с ближайшим торговым судном.

— О! — облегченно вздохнула Эйлит, но вслед v за облегчением неожиданно почувствовала себя разочарованной.

Она собралась было пригласить гостя в дом, но в этот момент на пороге появилась Фелиция с Бенедиктом на руках.

Широко улыбнувшись, Рольф расцеловал ее.

— Ты хорошо выглядишь. Намного лучше, чем во время нашей последней встречи в январе.

— Я и чувствовать себя стала значительно лучше, — порозовев и сверкнув глазами, сообщила Фелиция. — Посмотри-ка на своего крестника. Он подрос, не правда ли? — Она протянула Рольфу ребенка.

Посмотрев на Бенедикта, удобно разместившегося в широких мужских ладонях, Эйлит мысленно согласилась с Фелицией: малыш действительно изменился.

— Скоро, очень скоро он станет таким же красивым, как его мать… — Рольф еще раз улыбнулся, а лицо Фелиции покраснело еще больше. — Ничего не скажешь, Оберт всегда был счастливчиком. Он дома?

— Нет. Но скоро вернется, — ответила Фелиция, смущенно поправив платок. — Он отправился на пристань проверить груз.

— Хорошая новость. Я как раз собирался закупить вина для Улвертона. Уверен, мы с Обертом сойдемся на приемлемой цене. — Рольф вернул мальчика матери. — Правда, сделка совершится только после того, как я вернусь из Нормандии.

— Из Нормандии?! — Фелиция удивленно приподняла брови: она не слышала, о чем говорили до ее появления Эйлит и Рольф, и впервые узнала о его отъезде. Ее волнение передалось Бенедикту, он закричал и расплакался.

— Дай его мне. — Эйлит с готовностью протянула руки к мальчику.

Но Фелиция отрицательно покачала головой.

— Не нужно. Он не голоден, ведь ты только что его покормила и сменила пеленки. Я посижу с ним, пока он не заснет. Может, ты позаботишься об угощении для гостей?

— Конечно, — сухо ответила Эйлит и покорно кивнула.

Рольф внимательно наблюдал за женщинами, но не вмешивался в их разговор. Когда Фелиция взяла его под руку и повела в дом, он широко улыбнулся ей и ненадолго почти забыл о вдове оружейника.

В камине тихо потрескивал огонь. Он окрашивал лица сидевшей рядом женщины и ребенка в ярко-красный цвет. Рольф лежал на соломенном тюфяке и украдкой поглядывал на Эйлит, кормящую Бенедикта. Она предварительно распеленала его, и теперь мальчик сжимал своей крохотной ручкой прядь ее волос, заплетенных в косу и перехваченных простой лентой.

Рольф затаил дыхание: зрелище зачаровывало его. Впервые он застал Эйлит врасплох и теперь наслаждался выражением безграничной нежности и любви, появившемся на ее лице.

Со времени приезда в Лондон Рольфу так и не удалось хоть ненадолго остаться с ней наедине. Сначала Эйлит вместе с прислугой занималась ужином, а когда все сели за стол и беседа пошла на беглом французском, она молчала. К концу ужина за окном сгустились сумерки и при тусклом свете свечей ее лицо стало совсем печальным.

Но теперь, судя по всему, печаль прошла. Закончив кормить ребенка, Эйлит прикрыла грудь. Рольф бесшумно встал с тюфяка и подсел к ней. Она бросила на него косой взгляд, но осталась на месте.

— Как поживаете? — поинтересовался он.

Эйлит меняла пеленки. Коса, свесившись с плеча, покачивалась в воздухе. Полные груди тяжело колыхались под тонкой тканью платья.

Окинув взглядом крепкую фигуру женщины, Рольф поднял глаза на ее лицо. Но сейчас ее внимание всецело поглотил ребенок.

— Неплохо. Хотя по-прежнему очень сильно скучаю, по Голдвину и Гарольду. Эта боль, наверное, не пройдет никогда.

— Но я надеюсь, теперь у вас не возникает желания поиграть с ножом? — Его голос прозвучал слишком резко. Намного резче, чем ему хотелось бы.

— Возникает. Каждый день. Но мне удается справляться с ним.

Рольф вдруг осознал, что до тех пор, пока маленький Бенедикт не перестанет нуждаться в помощи Эйлит, жизнь для нее не потеряет смысл. Но что же ожидало ее в будущем? От него не укрылось, что из-за ревности к ребенку отношения между женщинами обострились. Он почти не сомневался, что рано или поздно это противостояние перетечет в настоящую войну.

С того зимнего дня, когда Рольф спас Эйлит жизнь, он чувствовал что-то вроде ответственности за нее, и это отзывалось в его сердце тревогой и угнетенностью. В любом другом случае он просто затащил бы ее в конюшню, повалил на солому, а затем с легким сердцем убрался бы восвояси. А если бы она отказалась разделить с ним страсть — случалось и такое, — Рольф бы пренебрежительно передернул плечами и быстро нашел другой, горячий и более податливый сосуд для своего семени. Так было всегда, но не сейчас.

— Вы надолго отправляетесь в Нормандию? — Эйлит осторожно уложила Бенедикта в сделанную из вишневого дерева люльку и начала покачивать ее ногой.