Я приплёлся домой неприлично поздно. Неприлично для Дурслей, конечно. Голова у меня была как кипящий котёл (приехали, уже и сравнения начинаются волшебные!), который, того и гляди, взорвётся. И только одна ясная мысль болталась на поверхности — бред. Всё это полный, чистейшей воды абсурд. Шизофрения на последней стадии.

Гарри Поттер — волшебник. Ха! Ха! Ха!

Но это ещё ничего.

Гарри Поттер — МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ!

Где же вы? Где вы, люди в белых халатах?

Когда я зашёл в дом, на меня сразу же набросился дядя Вернон.

— Где тебя черти носили, мальчишка?!

Он бы наверняка схватил меня за шиворот, но, наверное, его остановил мой побитый и абсолютно апатичный вид. И пустой взгляд. Потому что я чувствовал себя так, будто мне только что сделали лоботомию. Я внимательно посмотрел на него, а потом на подскочившую тётю Петунию.

— Вы знали, — сказал я бесцветным голосом, — вы всё знали.

— Что мы знали? — выкрикнул дядя Вернон, начиная багроветь, — что ты несёшь?!

Наверное, не свались всё это на меня разом, я бы очень на них разозлился. Даже очень-очень. И даже стал бы на них кричать. Но сейчас я хотел одного — пойти в свою малюсенькую комнату, свернутся на старом диване, закрыть глаза и отрубиться часов на двенадцать. И чтобы без снов.

— Про меня, — устало продолжил я, — про родителей. Как они умерли… что они были волш…

— Не произноси ЭТО СЛОВО в моём доме!!! — заорал дядя Вернон, почти позеленев. Тётя Петуния побледнела. Не родственники, а хамелеоны какие-то…

— Мы поклялись вышибить эту дурь из тебя, и вышибли! — продолжал бушевать дядя.

— Ага, конечно, — хмыкнул я, — очень заметно. Вашего мнения вообще никто не спрашивал, вы в курсе?

И молча, мимо остолбеневших родственников, я прошёл в свою комнату.

Комната — это, конечно, сильно сказано. Маленькая каморка — благо, что с окном. Старый диван, письменный стол ещё старше, табуретка и ящик. В ящике хранилось всё — одежда, книги, и любая вещь, принадлежавшая мне. Всего этого, впрочем, было немного. Мои друзья никогда не были у меня дома, и поэтому никогда не видели этого убожества. Но, конечно, всё относительно. Если сравнивать эту комнату с пыльным чуланом под лестницей, в котором я провёл первые одиннадцать лет своей жизни, сейчас я жил просто шикарно.

Но что ещё ожидать от своих родственников. Значит такими вот иезуитскими методами они решили вытравливать из меня колдовство. Зная их патологическую узколобость, я представляю, как их каждый раз выворачивало при мысли, что я — потомственный волшебник. Значит, им тоже было хреново — с ужасом ожидать от меня какой-нибудь колдовской выходки, а ещё хуже — на людях, и тогда все начнут тыкать в них пальцами и шарахаться от них, как от прокажённых. Да что и говорить, мысль о морально страдающих Дурслях доставляла мне удовольствие. Правда, если не считать того, что их моральное страдание выливалось в моё физическое.

Я подумаю обо всём завтра, — решил я, сворачиваясь под одеялом. Завтра. Буду думать завтра. Сейчас только бы уснуть…

Конечно, надежды на сон без снов не сбылись. Сначала мне снились вопящие Дурсли в котлах, потом профессор Дамблдор упорно доказывал мне поразительный эффект от применения теории относительности Эйнштейна в прикладной магии, потом вообще какая-то ерунда про школу. А под утро я уже летал на мотоцикле, и со мной был мужик невероятных размеров с копной спутанных чёрных волос и косматой бородой, от которого даже во сне пахло виски. А потом был леденящий душу смех и ярко-зелёная вспышка, от которой я и проснулся. Казалось, голова с вечера не переставала болеть, а после идиотских снов шрам горел огнём.

Я открыл глаза, и оказалось, что уже наступило утро. Вспомнил сон. Потом пришли воспоминания о вчерашних событиях. О разговоре с Дамблдором. Потом опять подумал о последнем сне и, с ползущем холодком по спине, понял, чтомне снилось. Но лучше об этом вообще не думать.

Дурсли за завтраком хранили молчание и опасливо косились на меня. Наверное, ожидали самого худшего — что я начну колдовать прямо за обеденным столом. Да я бы с удовольствием, дорогие родственнички, только знать бы, как!

Я встал из-за стола и молча направился ко входной двери.

— Ты куда?! — рявкнул мне дядя.

Ну конечно, я ведь никогда не уходил из дома, не переделав всех навешанных на меня дел, как Золушка.

— Пойду, навещу крёстного, — брякнул я.

— Какого ещё крёстного? Нет у тебя никакого крёстного! — возопил дядя Вернон.

— Есть, — ехидно бросил я, — правда он сидел в тюрьме, за убийство, кажется… Но недавно вышел, и жаждет узнать, как дела у любимого крестника!

Так вам! Вот сидите теперь и бойтесь, что придёт страшный колдун-маньяк и превратит вас всех в летучих мышей!

Конечно, я очень хотел познакомиться с крёстным отцом, но тем не менее, направился к Пату. Вчера мы с Дамблдором разговаривали наедине, и с Патом мы так и не поговорили. Да и ещё разговаривать про всё это волшебство-колдовство уже не хотелось, иначе мой мозг не выдержал бы и меня стукнул инсульт от переизбытка информации.

Пат жил через две улицы, поэтому дошёл я быстро. На звонок открыла тётя Мэг. Улыбнулась мне и сразу позвала за стол. Вот жизнь!

За столом я обнаружил… Лу! Как оказалось, вчера вечером она напрочь отказалась возвращаться домой и осталась здесь. Лу вяло попивала чай и была похожа на невыспавшуюся русалку.

— Привет, — сказал я, — а где Пат?

— Спит, — флегматично протянула Лу, — мы вчера до двух часов ночи играли в покер.

— Ты разве умеешь? — удивился я.

— Дурное дело не хитрое. Так о чём вы шептались с этим Дамблдором.

Я вздохнул и уселся на свободный стул.

— Страшно вспомнить. Это точно был не сон?

— Можешь мне поверить, — донеслось от двери, — всем доброго утра.

Пат был похож на голодного ястреба и уже вовсю обследовал кухню в поисках сигарет. Нашёл их и уселся около раскрытого окна.

— Патрик, сколько раз я тебе говорила, не кури на голодный желудок! — строго воскликнула тётя Мэг, заглядывая на кухню, — ты заработаешь себе язву!

— Я же волшебник, — заявил Пат, уже затягиваясь, — а разве ты слышала, чтобы у волшебников была язва желудка?

Тётя Мэг окинула его гневным взглядом, но ничего не сказала и вышла из комнаты.

— Ну же, Поттер, не тяни кота за … хвост, рассказывай, о чём вы там болтали так долго?

Я вздохнул и стал рассказывать.

— Вчера, когда мы остались с Дамблдором наедине, он стал рассказывать, как один тёмный волшебник, по имени Лорд Волдеморт (но это имя боялись произносить вслух и поэтому все назвали его Сами-знаете-кто или что-то в этом духе), становился всё сильнее и сильнее. Была война, и много кто умер. И однажды, пятнадцать лет назад, он пришёл в дом моих родителей, убил их и хотел убить меня. Но не смог, заклятие отразилось от меня и ударило по нему. Короче, он сдох, а у меня теперь шрам на лбу.

Пат и Лу сидели напротив меня и молчали. На последних словах они дружно перевели взгляд на мой шрам.

— Но, это конечно, вкратце…

— Но почему? — это был первый вопрос, возникший у меня после истории Дамблдора.

— Что почему? — не понял тот.

— Почему я не умер?

В жизни бы не подумал, что придётся задавать подобный вопрос.

Старый волшебник ухмыльнулся себе в бороду.

— Не ты первый задаёшь этот вопрос, Гарри. Я не могу сказать тебе точно, почему это произошло, но у меня есть очень правдоподобное предположение.

— И какое же? — спросил я, возможно слишком резко. Но свалившаяся на меня куча информации, раскалывающаяся голова и странная манера речи профессора Дамблдора делали своё чёрное дело.

Профессор внимательно на меня посмотрел, прежде чем продолжить.