— Значит вот так. Теперь уже никого из них не осталось. Джеймс, Сириус и Римус…

— Ты больше не имеешь права их ненавидеть, — сказала она.

Я горько усмехнулся,

— У меня не было ненависти к ним. Я немного завидовал — да, иногда восхищался их жаждой к жизни, часто они просто раздражали меня, но ненависть, нет, такого не было никогда. Детские обиды бывают очень сильны, профессор, но с возрастом понимаешь, что это всё не так уж важно.

Я помолчал и внимательно посмотрел на неё,

— Вы же были моим учителем, профессор. Вы старше и мудрее. Вот объясните, почему так? Они невероятно любили жизнь, а она ускользнула от них, я желал смерти и посмотрите вокруг…

— Будь я даже самым мудрым учителем на земле, Северус, я не смогла бы дать ответ на твой вопрос. Видимо кому-то было очень нужно, чтобы всё случилось именно так.

Я глубоко вздохнул и спросил,

— Кто-то ещё?

Она стала перечислять. Я не перебивал.

— О, Мерлин, — сказал я, когда она закончила. — И дети…

— Война никого не жалеет, Северус. Я счастлива, что хотя бы вам удалось спастись.

— Мне бы не удалось, — проговорил я. — Эни спасла меня.

Минерва взглянула в окно.

— Я всегда знала, что сильнее моей девочки нет никого на свете, но даже я не могла предположить всего этого.

— По Вашим словам получается, что Вы любили её больше других Минерва, почему?

Профессор замешкалась, но потом, оглянувшись на дверь, взяла салфетку. Она написала на ней что-то палочкой и повернула ко мне. Я удивлённо уставился на салфетку. Минерва встрепенулась, быстро сожгла то, что написала и глянула на меня.

— Пожалуйста, не говори ей. Я как-нибудь соберусь с духом и сама всё расскажу.

— Хорошо, только не тяните с этим, для Эни очень важно знать, что она не одна.

— Обещаю тебе. Но и ты пообещай, что никогда не обидишь её.

— Вы можете даже не сомневаться.

Дверь скрипнула, вернулась Эни. Минерва улыбнулась ей и проговорила,

— Твой муж поклялся мне, что будет заботиться о тебе.

— Это он брякнул не подумав, — махнула рукой Эни и широко улыбнулась.

— Вот, что мне с ней делать, профессор? — я понял, что Эни пытается избавиться от грусти, наполнившей наш дом, и решил поддержать её. — Может быть, Вы поможете мне и заставите её в самое ближайшее время дать клятву, которой она так неистово боится?

МакГонагалл удивлённо приподняла брови.

— Эни, это правда? Ты действительно отказываешься это сделать?

Краска начала заливать лицо Эни, она не ответила. Минерва покачала головой.

— Я старалась, как могла не лезть в твои дела, девочка, но в этот раз, я буду на стороне твоего мужа, уж прости.

Эни шумно выдохнула и сказала,

— С ним одним я бы ещё справилась, но если уж и Вы… — она хитро прищурилась. — Тогда давайте, назначайте день и будем готовиться.

Когда Минерва покинула нас, Эни вернула колдографию в шкатулку, молча поднялась с ней наверх, но вскоре вернулась уже с пустыми руками и, не говоря ни слова, направилась к своему этюднику. Устроившись за ним, она сосредоточилась на работе. Я ещё чуть-чуть постоял, раздумывая, стоит ли мне начинать разговор сейчас, но потом, решив, что не стоит, отправился в спальню и упал на кровать.

«Как же так? — подумал я, разглядывая потолок. — Я столько ещё не знаю об Эни. Да и она сама кое-что не знает. Почему она не хочет ничего рассказывать? Говорит, тебе и так всё известно».

Я обвёл взглядом спальню. Вот и шкатулка, поставила на самом видном месте. Я поднялся и, взяв шкатулку, попытался дотронуться до крышки. Волк яростно клацнул зубами. Я еле успел отдёрнуть руку, чтобы не лишиться пальца и задумался, пытаясь воспроизвести в памяти всё, что делала Эни.

Через пару минут безуспешных попыток и нескольких царапин на руке, мне, наконец, удалось сделать всё правильно, и шкатулка открылась. Сверху лежала всё та же колдография. Я усмехнулся. Я очень хорошо помню этот день. Римус получил на день рождения фотоаппарат, носился с ним по всей школе с глупым смехом и делал снимки всех подряд. Конечно, когда он фотографировал Эни и Лили, я был там. Я хвостом ходил за Лили повсюду, с самого первого курса, пока однажды она накричала и запретила это делать, но и тогда я не прекратил, а просто стал осторожнее, не позволяя ей увидеть меня. Я так был увлечён этой рыжей весёлой девочкой, что абсолютно не замечал вторую. Эни Блэкстоун. Её взгляд часто задерживался на мне дольше, чем было позволительно. Это пугало и раздражало. Почему-то я был уверен, что она заодно с мальчишками, которые не упускали возможности поиздеваться надо мной, и принимал её взгляды за очередную насмешку. Если бы я только мог предположить тогда…

Я аккуратно вытащил тетрадь и заглянул в неё. Красивые карандашные рисунки покрывали страницы, и над каждым стояла дата. Такого мне никогда не приходилось видеть раньше. Я открыл самую первую страницу, на которой была изображена сухонькая старушка в кресле с огромной раскрытой книгой на коленях. Я зачем-то прочитал вслух:

— Двадцать седьмое июля тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Рисунок на странице мигнул и начал двигаться. Старушка увлечённо читала книгу, когда в комнату вошла маленькая девочка.

— Бабушка, — сказала она. — Вы звали меня?

Старушка оторвалась от книги и строго взглянула на внучку.

— Это было уже очень давно, Эни. Где ты ходишь?

— Я была на крыше, — девочка неловко переминалась с ноги на ногу. — Я рисовала.

— Где? — вскричала старушка. — Что ты делала? Мне кажется, или ты действительно вот так просто говоришь мне об этом?

— Я не смею Вам лгать, бабушка, — девочка уставилась в пол и ковырнула его носком туфля.

— Это хорошо, что не смеешь, — теперь старушка вскочила и стала нервно мерить шагами комнату. — Хоть бы в этом ты отличаешься от своего отца, тот бы не раздумывая солгал мне. Ты такая же безалаберная, невежественная и сумасшедшая как он. Но я не позволю тебе заниматься всякой ерундой и тем самым сломать себе жизнь!

Глаза девочки наполнились слезами.

— Не говорите так об отце, бабушка! — выкрикнула она и вся сжалась.

— Что? — бабушка говорила спокойно, но голос угрожающе звенел. — Что?! Да как ты посмела! Я делаю всё, чтобы ты не стала на путь моих детей, и так же как они не потеряла всё. А ты вот этим платишь мне, неблагодарная!

Девочка заплакала. Бабушка тяжело опустилась в кресло.

— Успокойся, Эни. Вот, держи, — она протянула конверт. — Это приглашение в Хогвартс.

Эни трясущимися руками взяла конверт и зажала его в ладошке.

— Ну что же ты не радуешься? — жёстко проговорила старушка. — Ты же, наконец, уедешь отсюда и на девять месяцев в году избавишься от моего присутствия.

— Бабушка, я…

— Ступай, — оборвала её та. — Завтра поедем покупать тебе всё, что нужно.

Эни повернулась к двери, но старушка снова окликнула её.

— Я очень надеюсь, Эни, что ты не подведёшь меня и поступишь на Слизерин. Все Блэкстоуны заканчивали только этот факультет, за исключением … — она осеклась. — Ты же не станешь ещё одним уродом в нашей семье?

Эни опустила глаза и помотала головой.

— Хорошо, — протянула старушка.

Картинка снова застыла. Я с замиранием сердца перевернул страницу и произнёс,

— Тридцать первое августа тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Платформа девять и три четверти. Эни мнётся возле вагона и крепко сжимает бабушкину руку. Та быстро говорит ей,

— Эни, не забывай кто ты. Ты должна всегда держаться на уровне и никогда не опускаться до этих грязнокровок, — старушка брезгливо огляделась по сторонам.

— Бабушка… — зашептала Эни.

Но старушка уже подтолкнула её к вагону,

— Запомни, ты — чистокровная волшебница из благороднейшего и древнейшего рода. Веди себя соответственно, и не смей никому проговориться! Смотри мне, ты меня знаешь!

Она погрозила Эни пальцем, потом вдруг погладила её по голове, но быстро отдёрнула руку.