Наконец залез. Сердито глянул на меня, как мышь из валенка: ну, мол? Я выпрямила ступу и запрыгнула в нее сама. Повернулась… м-да, координаты моей аварийной посадки он рассчитал точно. Не дай Мерлин, отпущу бортики.

Прежде чем командовать взлет, быстро, но аккуратно протестировала все функции. Поплывем хрустальной вазой, не извольте беспокоиться, сэр… За спиной нудели:

— Имейте в виду, мисс Хитрых, что я скверно переношу полеты. Сразу предупреждаю об этом, на случай, если мне станет дурно в вашей stoopy…

— Всего пять минут, сэр, — утешила я его и плавно пошла вверх. Прохладный ветер, пахнущий ночью и осенью, коснулся лица.

Глава 8

— Ладно, я беру тебя; но, клянусь дневным светом, беру тебя только из сострадания.

— Я не решаюсь вам отказать; но, клянусь светом солнца, я уступаю только усиленным убеждениям, чтобы спасти вашу жизнь; ведь вы, говорят, дошли до чахотки.

Уильям Шекспир.

О том, как красив Хогвартс с высоты полета, написано много книжек, стихов и туристических брошюр. Во время субботней игры мне было не до любования природой и архитектурой. Сейчас тоже было не до того, и все-таки я не могла отвести глаз. Изумрудные, как счастье, лужайки, зеленые и серебристые купы деревьев, стальное зеркало озера, золотой закат над холмистым горизонтом, сумеречные стрельчатые башни, в узких окнах уже теплятся рыжие огоньки, — силы небесные, какая красота, вскричал поручик, и привычное эхо ответило… Если с FOWL все обойдется, непременно полетаю над Англией! Хотя бы до Лондона, вдоль Хогвартской ветки…

Позади меня зашевелился зельевар. Уже укачало, что ли? Оглянулась через плечо, скосила глаза вниз:

— Сэр, вам нехорошо?..

Одного беглого взгляда было достаточно: я не угадала. Профессору Снейпу было хорошо. Выложив локти на борт Ублюдечка, он наклонил голову, чтобы смотреть вперед из-за моей спины; черные волосы трепал ветер, а лицо выражало тот бессмысленный восторг полета, который я тысячи раз наблюдала у самых разных людей. Восторг и что-то сродни жадности. Будто у него все это сию минуту отнимут.

Ну и зачем было врать?.. Дурно ему станет, видите ли.

— В самом деле, очень быстро.

Послышалось мне или он действительно разочарован?

— Сэр, вы не будете возражать, если мы облетим вокруг здания? Я… еще не бывала на той стороне. Конечно, если вы не…

— Летите, — сказал он и тряхнул головой, отмахивая пряди со лба. Потом подумал и добавил:

— Кстати, больничное крыло на той стороне.

Это хорошо, что оно было на той стороне. Даже и там наш прилет не остался незамеченным: на поле как раз закончилась тренировка у команды Равенкло. Когда я пошла на посадку у больничного крыла, тут же подлетели двое: симпатичная раскосая брюнетка с характерным английским именем Чжоу Чанг и рыжий Огастус.

— Стэйси, помощь не нужна?

— Нет, спасибо! — проорала я.

— А что случи… У-упс!

Это Огастус заметил Снейпа. Я давно заметила, что у рыжих бывают очень выразительные лица. Парень не сказал ни слова, пока я помогала профессору зельеварения выбираться из Ублюдечка, но даже в сумерках было видно, что физиономия его сияет совершенно неземным восторгом.

Хорошо его понимаю. Позавчера эта русская заявляет, что ее не устраивает оценка, которую поставил ей Ужас Подземелий. Сегодня она привозит зельевара из лесу в своей ступе, причем явно травмированного и подозрительно тихого… А вы бы что подумали? Чжоу толкнула парня локтем, но он не обратил внимания.

— Спасибо, Огастус, все в порядке!

— Десять баллов с Равенкло за полеты вблизи здания!

— Вижу, что все в порядке, а то я было испугался… сэр.

— Да, сэр, простите, сэр, мы только что с тренировки, мы уже идем!

М-да. К утру сплетня раздуется до размеров хорошего дирижабля. В сыром английском климате они хорошо растут.

— Северус, ты идиот, — сказала мадам Помфри. Без всякого раздражения — просто напомнила больному диагноз, чтобы он не вздумал протестовать против лечения. Потом повернулась ко мне:

— А вы, мисс Хитрых, казались мне разумной девушкой.

Я молча потупила глазки. Ясно, что диагноз мне поставили тот же самый, только с поправкой на возраст, недавнее знакомство с доктором и статус гостьи школы. Снейп изобразил улыбку и поднял бровь.

— Хорошо, я не буду спрашивать тебя, зачем ты пьешь эту гадость, это дело твое и Альбуса. От души надеюсь, что тебе это в самом деле необходимо! Но вы, Стэйси, молодая, талантливая девочка, — зачем это вам?!

Врачиха говорила так грустно, что мне вдруг стало стыдно. Когда меня стыдят доктора, я всегда поддаюсь.

— Но, мадам Помфри, Дневная Ночь — наше родовое зелье, так хочет моя бабушка… («Ага, еще скажи, что ты изо всех сил отказывалась!») Это нужно для нашей магии… А профессор Снейп сам, я ему не предлагала… Но это же не опасно, правда? Я хочу сказать, с ним ничего не случится?

— От этого зелья — ничего, — сказала мадам Помфри с ударением на «этого». — Вот настойка мандрагоры, у меня теперь она всегда в запасе. Одной ложки тебе хватит, пей сейчас же.

Мадам Помфри собственноручно скормила Снейпу, который сидел на кушетке, вытянув вперед костяную ногу, ложку пахучей коричневой жидкости. Зрелище было умилительное, но я воздержалась от хихиканья: что-то мне говорило, что разбор полетов со мной еще не закончен. И верно.

— Я говорю вовсе не про вашу Дневную Ночь, дорогая. Посмотрите на себя и на профессора!

Мы послушно посмотрели друг на друга. И сразу же отвели глаза. Он — тоже, я успела заметить.

— «Признаки же таковы: их будто связывают Манящие чары, но между ними подобие невидимой стены, и взгляд одного тяжел для другого, и тяжелей обида от него, чем от кого иного. Разлука им невыносима, близость мучительна, и мучения во всем похожи на роковую любовную страсть…»

Мы вскинулись и завопили одновременно.

— Прошу прощения, мадам Помфри, но этого не может быть по простой причине: я принимаю Отвратное зелье!

— Поппи, не говори ерунды! Будто ты не знаешь, что я с двадцати лет сижу на бальзаме Презрения!

И замолчали мы тоже одновременно. И опять переглянулись. Теперь уже по-другому.

Я никогда не называла Универсальный отворот этим помпезным термином западноевропейских алхимиков. Бальзам, понимаешь… Но, как ни назови, суть не меняется. Зелье нечасто используемое, хотя сравнительно несложное и недорогое, основной эффект прямой и однозначный, как у пургена. Тот, кто пьет Отвратное зелье, не способен на глубокие привязанности, благоговение, ненависть — вообще ни на какие сильные чувства по отношению к другим людям. Ранее возникшие чувства при этом сохраняются, могут даже усиливаться, зато новые не возникают гарантированно. И новые приятели, и новые враги, и новые кумиры — все это видится только через призму иронии. С ухмылочкой.

Физиологических побочных эффектов у Отвратного зелья — целый букет. (Но я же не собираюсь пить эту дрянь всю жизнь, только до тех пор, пока не найду работу и не займу прочное положение в конторе!) Магический побочный эффект — один-единственный, однако прикольный. Проявляется при встрече с другим человеком, принимающим то же самое средство. Симптомы нам только что профессионально описали.

Никаких опытов он надо мной не ставил. Не более, чем я над ним.

Видела я профессора Снейпа злобного. Видела злорадного. Видела умеренно ехидного, спокойного, слегка удивленного, даже довольного видела. Но Снейп растерянный и смущенный, чтобы не сказать обалдевший — это, доложу я вам, картина маслом.

Хогвартская врачиха печально улыбалась, покачивала головой.

— Поймали друг друга, мои дорогие зельевары? Я только диву даюсь, Северус, как это не случилось с тобой раньше.

— Бальзам Презрения редко кто использует. — Он уже пришел в себя. — А женщины практически никогда.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: