При подходе к линии фронта на самолет-разведчик, как это случалось не однажды, навалились более десятка фашистских истребителей Ме-109. Завязался неравный бой. «Мессеры» встали в круг и начали попарно атаковать одиночный самолет-разведчик. Вскоре штурман Иван Королев был убит. Михаил Глебов получил осколочное ранение в голову. Кровь хлынула из-под шлемофона, стала заливать правый глаз. Это еще более затрудняло летчику пилотирование самолета.
Во время очередной атаки фашистам удалось поджечь «петлякова». Пожар возник у самого бензобака, расположенного на левой стороне центроплана. Кабина наполнилась дымом, пламя пробивалось в нее. Глебов приказал Иванову оставить самолет. Стал готовиться к прыжку и сам: сбросил фонарь кабины, отстегнул привязные ремни и резко отдал штурвал от себя. Он сделал это для того, чтобы проще выброситься из кабины. Но здесь выяснилось: руль высоты, обтянутый перкалью, почти полностью обгорел, и машина уже почти не повиновалась летчику. Глебова лишь наполовину выбросило из люка, и потоки воздуха тут же прижали его к кабине. В этот момент летчик оставался по сути беспомощным. Он падал вместе с горящим самолетом. Тем не менее Михаил всеми силами боролся за жизнь, пытался оттолкнуться от машины ногами. И это ему удалось. Быстро нащупал вытяжное кольцо парашюта, дернул его. Почувствовал динамический хлопок от раскрывшегося купола над головой и тут же шлепнулся в болото.
Это произошло в двух километрах о шоссейной дороги, идущей от Демидова к Велижу. Летчик встал, выбрался из торфяной жижи. Неподалеку от болота увидел догоравший самолет. Только теперь старший лейтенант Глебов почувствовал невероятную усталость. Лицо у него горело, голова раскалывалась от боли, но кровотечение прекратилось.
В то же время Михаил Глебов осознал, что только чудом избежал гибели. Стало до боли в сердце жаль штурмана Ивана Королева. Он был значительно старше Глебова, женат, до войны растил двоих детей.
«А что же с Сергеем?» – подумал командир экипажа и, взвалив парашют на плечо, направился к дороге. Не прошел он и сотни метров, как его остановили бойцы с автоматами ППШ. Глебов сбросил парашют на землю, сказал:
– Спасибо, что встретили. И тут услышал в ответ:
– Во дает гитлеровец! По-русски шпарит!
Глебов не понимал, что происходило. Он никак не мог сообразить, что наши бойцы видели перед собой человека в явно не советском меховом комбинезоне, шерстяных носках (широкие монгольские унты у него сорвало, когда покидал машину). Они видели, как этот человек всего несколько минут назад выпрыгнул из самолета, который только чудом не угодил в колонну советских войск. Возможно, он и целился в нее?
Бойцы забрали у Глебова пистолет. Летчик понял, что его принимают за врага, поспешил пояснить:
– Слушайте, товарищи, я же русский! Не помогло, так как снова услышал:
– Иди и помалкивай, пока цел!
Вдобавок его подтолкнули прикладом автомата в спину. Глебов страшно разозлился, повернулся к бойцу, но сдержался.
Он понял, что сопротивление может кончиться худо. И пошел молча. Один из пехотинцев не выдержал, спросил:
– Если ты русский, скажи, где твоя родина? Глебов ответил без запинки:
– Деревня Тополевка Вязниковского района Владимирской области. Вот где!
Тот боец, который подтолкнул Глебова прикладом в спину, воскликнул:
– Ты гляди, в земляки напрашивается!
С каждым шагом Глебов чувствовал, как усталость все сильнее наваливалась на плечи. Он даже взмок от пота, хотя под ногами похрустывал лед. Летчик попросил бойцов стянуть с плеч меховой комбинезон. Сделав это, пехотинцы увидели на гимнастерке «пленного» орден Красного Знамени, а на плечах – погоны старшего лейтенанта. Признали за своего. Когда вышли на дорогу, земляк, родом он из Вязниковского района, развязал вещмешок и протянул Глебову новые ботинки вместе с теплыми байковыми портянками. Потом они подошли к Сергею Иванову, которого бойцы вытащили из болота. Стрелок-радист был мертв. Фашисты расстреляли его в воздухе, когда он спускался на парашюте. Сергея завернули в купол парашюта и похоронили у дороги.
А Михаила Глебова на одной из машин доставили на аэродром. Там он узнал, что разведданные экипажа, переданные с борта самолета, сослужили добрую службу: на разгром вражеской колонны немедленно вылетела большая группа штурмовиков Ил-2. Они нанесли ощутимый урон врагу, который перебрасывал бронетанковую дивизию с южного участка фронта в район Витебска.
Рассказал Глебов товарищам о гибели Ивана Королева и Сергея Иванова. Авиаторы поклялись отомстить захватчикам за смерть боевых друзей, за страдания советского народа.
Около недели Михаил Максимович находился в полковом лазарете. Рана на голове заживала, и летчик вернулся в свою эскадрилью. Правда, летать ему полковой врач еще не разрешал, тем более что и экипажа у него не было. Но воздух аэродрома, атмосфера боевой работы помогла старшему лейтенанту быстро восстановить силы.
На невельском направлении бои продолжались и в ноябре. Особенно трудно было летчикам, так как погода окончательно испортилась: небо наглухо затянула десятибалльная облачность, нижняя кромка которой была в 50– 300 метрах от земли, а видимость колебалась от одного до четырех километров. Из-за этого в ноябре в полку было проведено всего 5 летных дней. Экипажи выполнили 12 боевых вылетов. Но эти вылеты принесли командованию фронта большую пользу. В пяти из них экипажи сфотографировали 475 квадратных километров площади, занятой противником. Шесть фотопланшетов заполнили белые пятна на разведывательной карте фронта. Цена этих разведданных по-прежнему оставалась высокой.
17 ноября, к примеру, экипаж лейтенанта Волкова (штурман лейтенант Скуратов, стрелок-радист сержант Васютенко) вел разведку на невельском направлении. «Петлякова» атаковали два «фоккера». Волкову не удалось уклониться от боя. Одного вражеского истребителя сбили, но другому удалось все-таки поджечь самолет-разведчик. По команде Волкова члены экипажа выбросились с парашютами. Сам Волков приземлился на нашей территории, а лейтенант Скуратов – на нейтральной полосе, откуда под сильным пулеметным и минометным огнем и пришлось выбираться. Сержант Васютенко пропал без вести.
Общие потери полка за октябрь и ноябрь 1943 года оказались большими. Осталось всего 13 самолетов Пе-2, но лишь 7 из них – исправные, 6 – требовали ремонта, причем один еще находился на месте вынужденной посадки, и его предстояло переправить на аэродром. В строю числилось всего 19 летчиков, 21 штурман, 22 стрелка-радиста.
Подполковник Н. И. Лаухин решил использовать временное затишье в боевой работе для проведения летно-тактической конференции в полку. Подполковник В. Л. Дробышев с одобрением воспринял эту идею:
– Экипажи все время воюют, накопили богатейший опыт, а обобщить его просто не хватает времени. Партийные и комсомольские собрания и то проводим между вылетами или в нелетную погоду. Уверен: боевой опыт поможет молодым экипажам в более короткий срок войти в строй и с меньшими потерями.
Подготовили доклады и содоклады, выступления летчиков, штурманов, стрелков-радистов. Полковые умельцы-новаторы изготовили схемы, таблицы, диаграммы. Когда подполковник Лаухин доложил о подготовке к конференции командующему воздушной армией генерал-лейтенанту авиации Н. Ф. Папивину, который сменил убывшего на Западный фронт генерал-лейтенанта авиации М. М. Громова, тот сказал:
– Нужное дело. Обязательно приеду.
Прибыл он не один, а вместе с начальником штаба воздушной армии генерал-майором авиации Н. П. Дагаевым. Конференцию открыл командир полка.
– За полтора года войны, – сказал Н. И. Лаухин, – летчики, штурманы и стрелки-радисты накопили немало ценного в ведении боевых действий. Все это надо передать нашим молодым экипажам, чтобы в дальнейшем повысить уровень воздушной разведки.
Первым на трибуну поднялся подполковник В. Л. Дробышев. Он выступил с докладом «Ведение воздушной разведки в наступательной операции фронта». Используя вывешенную рядом с трибуной схему, начальник штаба коротко рассказал о фронтовой операции, целях, подробно изложил задачи воздушной разведки.