— Со штабом фронта связь прервана, товарищ командующий, — доложил капитан Малютин.

— Подключитесь сейчас к выполнению приказа о переходе войск на новый рубеж. Свяжетесь с фронтом позже, — сказал Балашов.

Невозможность в данный момент доложить обстановку фронту даже облегчала состояние Балашова. Он понимал, что позже часом-двумя фронт и сам отдаст тот же самый приказ об отводе дивизий на запасной рубеж. Это было уже неминуемо. Но в данный момент доложить, что он самочинно отдал такой приказ, Балашов не мог: обрушат громы и молнии, отзовут, потом объяснят все неудачи фронта именно тем, что он, Балашов, поддался паническому настроению и без приказа командования покинул рубеж.

Весь штаб армии, все его отделы и тысячи командиров и красноармейцев в частях претворяли приказ № 3 в действие. Артиллерия, боепитание, продовольствие, горючее, медикаменты, колючая проволока, мины, санитарный транспорт — все с этой минуты меняло маршруты и направлялось на новые рубежи.

Но все это было с вечера уже на колесах, катилось по заученным шоферами маршрутам, куда подвозили грузы вчера и неделю назад… Штаб армии выслал своих порученцев с приказами начальникам транспорта о перемене конечных точек пути. На путях возникали новые КПП. Связисты пересекали пространство, разматывая катушки, протягивая свои паутинки. Инженерные части трудились над устройством минных полей и противотанковых заграждений в районах новых позиций.

Наблюдать за движением, вносить в него на ходу коррективы, разгружая самые узкие места, — вот что стало главной задачею штаба в эти часы.

— Ну-ка, карту, Анатолий Корнилыч! Давай-ка сведем все в одно да посмотрим, — сказал Балашов, когда отделами штаба были разосланы офицеры связи навстречу движению войск, отходящих на новый рубеж.

Это было как с плеч гора. Больше он не был в разладе с совестью. Он поступил, как должен был поступить коммунист и командарм. Он рискует ответом перед начальством, пусть даже жизнью своей, но зато не жизнями целой армии, не разгромом ее войск…

Балашов не боялся работы, затраты усилий, решения трудных задач. Его терзала безвыходность, а сейчас и усталости как не бывало. Как будто это не он, выбиваясь из сил, с лопаткой, на пустыре возле горящей деревни признался себе в наступающей старости. Какой там, к чертям, старик! Ум работал отчетливо и напряженно.

На сводной карте прорыв фронта обозначился в соседней армии, севернее Мушегянца, и обрушился в тыл, угрожая отсечь дивизию. Правый фланг Мушегянца снова загнулся внутрь, но, видимо, танки врага все же в ближайшее время войдут и в это пространство.

Балашов с досадой и болью подумал опять о трагической гибели Мушегянца. «А кто же теперь там командует? И есть ли не только кому, есть ли кем командовать?!»

Танки, видимо, прорвались и на «Дунае», на участке полковника Дубравы. Значит, те залпы «PC» не достигли цели. Таким образом, дивизия Лопатина теперь оказалась зажатой между двумя участками прорыва, — потому-то к Лопатину на плацдарм сейчас и стекаются бойцы и справа и слева. Подполковник Лопатин доложил по радио, что начал отвод своих войск, однако надо понять, что его положение нелегко, и как-то еще удастся ему провести операцию!..

Дивизия Дубравы была, по-видимому, сильно дезорганизована. Но там, можно было предполагать, находится Острогоров. Если Острогоров доберется к Лопатину, то вместе они, пожалуй, сумеют вывести из беды все три северные дивизии, не дав их окружить и отрезать. «Но где же Ермишин? Жив ли?» — размышлял Балашов. Ведь это просто позор — потерять раненого командарма. Не знать целых два часа, что с ним делается… И почему молчит Острогоров? Как он может молчать?! Или тоже ранен? Убит?

«Дон» — дивизия Старюка — оторвался от связи. Однако левый сосед его, Дуров, сообщал, что не замечает у Старюка никакого смятения. Тем не менее именно поварам Старюка пришлось защищать свои кухни от группы танков. Значит, можно было предположить, что, прорвавшись на стыке Старюка и Дубравы, эти танки пошли разветвлением вправо и влево громить тылы… Да, картина была неприглядной!

Три южных дивизии отлично держались на связи. Живо откликнулись на получение приказа. Сообщили о высылке представителей на новый рубеж и на маршрут, особенно к переправам. Значит, вывод левого крыла почти обеспечен. Однако ночь не окончилась, было много еще неясного. Повсюду шел сильный артиллерийский и минометный обстрел наших позиций. Местами даже и в этот поздний час ночи не угасали атаки.

Щепетильнее всего обстояло дело с дивизией левого фланга — с Волынским. Начать отвод ее означало открыть правый фланг армии соседа, которая, может быть, держится на рубеже и до приказа фронта не двинется. Значит, отвод следует начать с частей Дурова и Старюка, потом отводить Щукина, а Волынского — после всех…

— Начинаем с Дурова, а там и фронт даст приказ. Свяжитесь с левым соседом, — приказал Балашов.

Наштарм соседней армии сообщил, что у них кое-где удалось прорваться отдельным танкам противника с мотопехотой. Два вражеских десанта на их плацдарме окружены, и ведется бой в глубине расположения армии. Резервов у них тоже нет. За день вышло из строя много орудий. Соседи уже просили разрешения командования фронта отойти на запасной рубеж, но фронт отказал. В последний час у них тоже связь с фронтом утрачена.

Телеграфный аппарат постукивал ровно, в привычном ритме. Ему не взглянешь в глаза, за этими звуками не угадаешь интонации голоса, а как бы сейчас Балашову хотелось именно слышать голос наштарма соседа!

Балашова мучила совесть: он должен был сообщить соседу, что начинает отвод своих войск. Но как ему это сказать? Получилось бы, что Балашов понуждает соседа к отходу, когда тот еще может удерживать прежний рубеж. Ведь он, Балашов, еще не снимает войск из окопов. Пока они выполняют приказ о переходе во вторые ряды окопов, организуют прикрытие, пока отходят только тылы дивизий да везут штабное имущество. Балашов понимал, что лукавит с самим собой. А сосед? До конца ли он откровенен или тоже слегка хитрит?.. По взгляду, по голосу можно бы угадать, а в бесстрастном стуке телеграфного аппарата что разберешь?..

Командир левофланговой дивизии полковник Волынский вдруг доложил, что он чувствует — у левого соседа прорыв: в тылах Волынского появились фашистские танки и мотопехота, которые прорываются с юга. Населенные пункты в тылах соседа горят. Регулировщики с направления Волынского донесли, что гражданские беженцы, уходя от немцев, запруживают дороги. Батальон истребителей танков Волынскому пришлось выслать в глубину обороны своей дивизии, хотя через ее позиции танки противника нигде не прорвались.

«Значит, сосед лукавит! Может быть, тоже отводит без приказа фронта свои войска и молчит!.. Да разве так можно?! Срам! Какие же мы коммунисты?!» — возмутился в душе Балашов.

— Пиши-ка, Бурнин, шифровку соседу, — сказал он. — «Ввиду отсутствия связи со штабом фронта я, на свою ответственность, приказал войскам армии отход на запасной рубеж. Отход начал в центре своего участка. С плацдарма вашего правого фланга в тыл наших левофланговых частей просачиваются танки и мотопехота противника». Передай, — приказал Балашов и облегченно вздохнул.

Ночная работа штаба была напряженной, но с каждой минутою чувствовалось, что некоторая растерянность, которая родилась часа два назад, исчезает. Теперь все усилия уверенно, четко направляются по единому плану — на выполнение приказа к отходу. Это чувствовалось даже в спокойных движениях людей, в привычных военных формулировках рапортов, в отдаче приветствий, в отработанных годами военной службы поворотах, манере держаться, даже в ритме шагов.

Балашов это все ценил как признаки дисциплины и выдержки, необходимых в войне.

Время шло уже к двум часам ночи, когда по рации связался Ивакин, сказал, что установил связь с Чебрецовым, задержал его и возвращает к исходному рубежу.

— Теперь помогаю ему распутать и смотать все в клубочек. Не так это просто! Ну да мамка, бывало, меня всегда заставляла распутывать пряжу… Ничего, разберемся! — бодро сказал Ивакин.