Вспомнив про Гармона, хамелеон встревожился. Время шло уже к вечеру, а его еще не было видно. Лес перед горами был не такой уж большой, и давно пора бы уже вернуться. По Алине не было заметно и тени беспокойства, наоборот она выглядела почти счастливой и чтобы убить время до возвращения охотника, они пошли проверять садки вместе. Валькирия парила над водой, а хамелеону снова пришлось влезть в воду, но по крайней мере это было не напрасно: рыбалка удалась на славу. Они со смехом вытащили несколько больших пучеглазых и плоских рыбин и несколько угрей, которых чуть не упустили из-за их бешеной изворотливости. Взметнув целые ливни брызг, и вымокнув до нитки, валькирия и хамелеон занялись приготовлением ухи.
- Пожалуй я не буду ждать его возвращения. – обратилась Алина к Реку, который разделывал рыбу. Выпотрошенные угри уже лежали на берегу, камбалы только еще ждали своей очереди.
Хамелеон в ответ только головой покачал:
-Ты же не сможешь бегать от него вечно.
- Не смогу. Но и нервы нам обоим надо бы поберечь. До встречи. И не говори, пожалуйста, что я была здесь сегодня.
Она взмахнула крыльями, и через мгновение ее уже не было видно. Рек сокрушенно вздохнул и снова занялся рыбой.
Глава 4
«Рожденные хранить»
жизнь моя , боль моя, солнце мое, твой луч пронзает душу
насквозь выходя с другой стороны копьем ненависти,
от которого не избавиться
ты молча закрываешь за собой дверь надежды
и дверь отчаяния, навсегда оставаясь в ином мире,
где нет зла, и черные крылья ангелов шелестят
так успокаивающе, так усыпляюще.
Кто создал тебя на мою погибель, на мое счастье?
Кому быть благодарной за раздирающий плоть огонь ,
за бальзамом льющеюся нежность, за бессильную муку ревности?
Кто посыплет себе волосы пеплом, оставшимся от моего сердца,
кто выпьет пролитые нами обещания, кто убьет искренность мечты?
Мы кружились в вихре танца, теряя друг друга,
на ощупь отыскивая и теряя снова
Легкие забиваются пылью страха и безнадеги, синяки в душе остаются от уже навсегда…
стеклянный шар полыхает искрами страсти, в чьих он руках?
Там сгорели наши тела в одну из ночей безумия,
сплетаясь в общий кошмар, от которого нет пробуждения?
Мы ковали лед, мы снимали звезды, мы крошили серебро
мы с тобою искали истину,
ты дарил мне вселенную, что горела во взгляде,
я брала руками твою боль и рвала искореженные вены.
Ощущение потери бьется пульсом под твоими губами,
Я слышала все твои сны.
Я рождена хранить тебя...
Гармон тем временем выслеживал долгожданное жаркое. Он насквозь прошел подлесок у самого подножья гор и выбрался к каменному подъему. Пробираясь сквозь тропический лес, он не переставал удивляться. Огромные листья, свисавшие с ветвей могли укрыть под собой воина целиком. Такого он никогда не видел такого у себя дома, где северная природа рождала все много меньше и скуднее по цветам, в противовес здешним местам, где от обилия красок разбегались глаза. Он замер, разглядывая тяжелое темно-лиловое соцветие на конце длиннющей лианы. Так он пробирался по зарослям то и дело останавливаясь, то рассматривая радужное растение, то заслушавшись удивительных песен южных птиц. Скорость передвижения оставляла желать лучшего еще и потому, что приходилось почти прорубаться сквозь запутанные лианы, иногда даже помогая себе мечом. К тому же , находясь на охоте, Гармон старался делать все как можно тише и незаметнее, что оказалось весьма нелегким и почти безнадежным занятием. И все же ближе к полудню, он нашел то, что искал.
Воин невольно залюбовался на очередное чудо загадочного леса. На залитой солнцем полянке, покрытой сочной зеленой травой, паслось небольшое стадо. Ланей было шесть – несколько самок и оленята, резвившиеся на краю поля. Они беспечно щипали траву мягкими губам, грациозно переступая с ноги на ногу.Солнце золотом отливало на их спинах и длинных витых рогах, украшающих головки с огоромными влажными глазами.
Даже жаль было убивать такое совершенное создание, и все же охота – это всего лишь охота, и стараясь не наделать лишнего шума, который бы мог вспугнуть их, Гармон вынул стрелу из колчана за спиной. Пальцы пробежали вдоль острого наконечника , перешли к деревянному основанию и заученным движением положили стрелу на тетиву. Охотник затаил дыхание , выбирая цель, лук легко вздохнул, натягивая тетиву, готовясь выпустить смерть для одной из ланей и … неожиданная трель разорвала полуденную тишину. Дальнейшее произошло в одно мгновение, – лани с детенышами стремглав исчезли с поляны, а стрела, дернувшись, ушла в сторону. Последнее животное снисходительно, как показалось Гармону, взглянуло на опешившего охотника, на секунду задержавшись у кромки леса, и скрылось из глаз.
Гармон чертыхнулся и завертел головой, высматривая так несвоевременно появившегося певца. Кажется, звук шел откуда-то сверху. Словно издеваясь над ним, переливчатая трель прозвучала снова, на этот раз прямо над самой головой.
- Не тронь моих ланей, северянин .- раздался серебристый голосок, едва различимый в шелесте листьев на деревьях.
Гармон вскинул, опущенный было, лук прямо на голос, шедший прямо из кроны развесистого дерева.
- Стрела-то улетела уже. - заметил непонятный голос и рассмеялся колокольчиком.
Охотник окинул взглядом пустой лук , выругался и моментально выхватил новую .
-Так, намного лучше – похвалил голос. Теперь было слышно, что голос принадлежал женщине, если можно так было выразиться. Скорее это была девушка или даже ребенок. И она нетерпеливо потребовала:
- Стреляй, чего ты ждешь?
Гармон сделал несколько шагов назад, пытаясь разглядеть обладателя таинственного голоса. Лук опустился сам по себе – оседлав нижнюю ветку дерева, свесив загорелые босые ноги, на ней сидела девушка. Хотя, пожалуй, это было громко сказано, на вид ей можно было дать лет двенадцать – тринадцать. Светло-серые, почти белые глаза пристально, но вместе с тем нахально и весело смотрели на него, в непонятного цвета волосах, доходящих почти до колен терялся самодельный венок из желтых ромашек, платье, сшитое из кусков кожи едва-едва прикрывало по мальчишески стройное тело.
Явление насмешливо наклонило голову и повторило:
- Ну что же ты не стреляешь?
Гармон угрюмо посмотрел на нее, повернулся и пошел прочь. Нужно было достать зря использованную стрелу на другом конце поляны. Воину пришло в голову, что вот только детей ему только тут и не хватало для полноты картины. Он приблизился к дереву и понял, что стрелу достать уже невозможно - она наполовину ушла в древесину.
Девчушка, не задумываясь, последовала за ним, правда, несколько иным способом. Гибкая, как кошка и ловкая, как обезьянка, она перепрыгивала ветки на ветку и таким образом добралась до дерева, под котором стоял воин, не пошевелив ни единого листика. Зацепившись ногами за нижнюю ветку, она повисла вниз головой и потянув за оперением двумя пальцами, легко вынула стрелу, словно та и не была всажена в дерево с расстояния нескольких десятков метров.
- Держи, северянин.
Гармон осмотрел стрелу со всех сторон, на всякий случай, решив ничему не удивляться. Стрела была цела и невредима.
- Спасибо, конечно. – поблагодарил ее воин. - но лучше бы ты не портила мне охоту…дитя. – замялся он, подбирая походящее обращение и был встречен новым взрывом серебристого смеха:
- Я много старше тебя, северянин – это, во-первых, а во-вторых, ты охотился в моем лесу и на моих ланей.
- Прости, на них не написано. – буркнул воин, убирая стрелу в колчан.
- А я писать не умею. – не мало не смущаясь, выдала девчушка, все еще вися вниз головой.
- А говоришь – не дитя. – хмыкнул Гармон, размышляя, что она имела ввиду говоря о возрасте – Что ты тут делаешь совсем одна?
- А ты?
- Охочусь. Вернее, охотился – поправился он, укоризненно глядя на нее. – Ты оставила меня без ужина, между прочим.