Время было уже вечернее, а Эвелина с утра ходила по дому в ночной сорочке, значит сегодня у нее выходной, который она проводила с сыном, если можно так выразиться, потому что даже в свободное время она не расставалась со своими тремя телефонами. Вслед за мамой в холл вбежал мальчуган в зеленой пижаме и, издав торжествующий вопль, раскинув руки, помчался ко мне, шлепая босыми ногами. Начинается! Ни минуты покоя. Временами я тоже оставалась сидеть с младшим и знала насколько это нелегко. За ним нужен был глаз да глаз, отец звал его маленьким дьяволом, что отчасти было правдой. Мальчишка вечно всюду совал свой нос, все трогал, совал руки, падал, застревал, вот и сейчас Тибо сразу же повис у меня на плечах, возбужденно дергая за ухо:

- Ня! Ня! - выговорить «Алина» было для него слишком сложно, поэтому он довольствовался простым «Ня». Он обожал любую воду, будь то душ или море, не оставляя без внимания ни одной лужи или фонтана, и оттаскивать его во время прогулки от жидкости было сущим наказанием. А тут, увидев такое количество любимого времяпрепровождения, малыш в тоже мгновение потащил меня к двери.

- А, так ты уже дома. – поздаровалась Эвелина и не отрываясь от сотового, продолжила уже кому-то на том конце провода. – Нет, эту партия нельзя выпускать не в коем случае, ее мы оставим на лето.

Я машинально кивнула головой и стряхнула Тибо с плеч. Он тем временем нашел новое развлечение - по лестнице спускался Франсуа, друг семьи, «гостивший» у нас уже полгода:

- Пам! Пам!

- Ну уж, нет уж, молодой человек. Вчера ты меня убил пять раз и сегодня уже три. Хватит. Больше умирать не собираюсь. – погрозил он пальцем малышу и обратился к его матери.- нет, ты представляешь, что выдумал твой сын? Он в меня стреляет, а я должен изображать, что умираю, причем в конвульсиях, уж и не знаю, кто его этому научил. Падать, во всяком случае, мне надоело, я старый для этого. Привет, мисс, теперь модно ходить в одной босоножке?

Последнее было сказано в мой адрес, потому как я уже минут десять сидела в своих мыслях, так и не сняв вторую. Эвелина в кружевном пеньюаре, не выпуская телефонной трубки из рук, как обычно, уйдя с головой в свои деловые переговоры, прошествовала в кухню делать всем кофе. Оттуда послышалось:

- Да это его брат придуривался. Ох, нет простите, это я не вам. Копию Шанели, только сменим расцветку, да.

Из холла поднималась винтовая лестница на второй этаж, на ступеньках которой я и восседала. Холл плавно переходил в коридор, из которого шли стеклянные белые двери в кухню и тяжелые деревянные двухстворчатые в столовую. Везде царил идеальный порядок. Напротив меня, в холле, стояли два мягких черных кожанных дивана и два кресла с такого же цвета журнальным столиком между ними, изумительно контрастирующих с полом, выложенным белой плиткой. Черный телевизор размером два на два метра тоже подбирали в свое время специально под интерьер. На белом толстом ковре, раскинув лапы в разные стороны, валялся огромный пузатый тайский кот, которого почему-то звали русским именем Вася. Никак не отреагировав на всеобщее появление, он перевернулся на спину и растянулся во всю длинну.

- Кто опять свистнул мои шлепанцы? - вклинился Гиом, свесившись через перила, и услышав реплику мамы, отмежевался. – И вовсе это не я, он сам в телевизоре увидел!

Я перевела взгляд на ноги и сочла за лучшее удалиться, потому что именно я его большие и удобные тапки всегда носила дома в отсутсвие хозяина. Я почесала Ваську за ухом и направилась в кухню. Франсуа тоже проследовал за нами, пытясь по дороге вытащить ногу из обьятий Тибо:

- Алина, забери его. – взмолился он, протягивая мне извивающегося и заливающегося веселым смехом мальчишку. – Мне своих внуков хватает.

Впереди зажегся свет, – это Эвелина зашла в кухню. Я распахнула стеклянную дверь и сделала приглашающий жест рукой.

- Раз хватает внуков, заведи еще одного ребенка. - с умным видом заметила я , пытаясь увернуться от тянущихся маленьких ручек. – Ей, оставь в покое платье! Ты знаешь, сколько оно стоит?

Тибо схватился за подол и радостно повис, повизгивая от удовольствия.

- Только после вас. – ответил он, вовсе не имея ввиду то, чтобы пропустить меня вперед. - Я лучше собаку заведу.

- Мои тапки! – торжествующе завопил его брат, просунув голову в кухню.

Я спряталась за друга семьи, одновременно пытаясь вытащить подол из цепких маленьких пальчиков, рискуя остаться без платья вообще:

- Тибо, ты прекратишь или нет, сейчас отшлепаю кого-то! На помошь! Ничего не знаю, я первая взяла.

- Зато я знаю, что это мои шлепанцы! - возмутился он, явно намереваясь их с меня снять.

Франсуа, уже уселся за стол и предупреждающе поднял руки:

- Так, дети, мне пятьдесят четыре года, у меня уже четверо внуков, я не подхожу для ваших игр.

Я отошла за спину седого мужчины и попятилась вокруг стола:

- Я тоже не подхожу, хоть мне и нет пятидесяти четырех.

- Такими темпами ты до них и не доживешь! - пригрозил Гиом и мы забегали вокруг круглого стола. Тибо в полном восторге устроился под ним и пытался хватать пробегающего брата за ноги.

- Малыш, прекрати! Ты мой брат или чей?

- Давай – давай, - пробегая мимо, поощеряла я, совершенно не собираясь отдавать любимые тапочки. Размеры кухни позволяли любые упражнения, хоть на велосипеде катайся. Эвелина стояла спиной, не видя нашей беготни:

- Кофе готов. Нет, дизайн этой модели оставим старый, в ней ничего не трогайте.

Гиом, запыхавшись, остановился:

- Вот заберу твои лифчики, будешь тогда знать!

- И что же ты с ними делать будешь, интересно? На голову наденешь? – полюбопытствовала я и показала ему язык – И потом, у меня их нет, я не ношу.

Франсуа поставил дымящиеся чашки с разным содержимым на покрытый белоснежной скатертью стол: я пила с цикорием, Гиом какао, он сам черный, а Эвелина вообще – зеленый чай, заботясь о здоровье.

- А почему не носишь? – полюбопытствовал он.

- Эй, тебе пятьдесят четыре года! – напомнила я ему, дуя на горячий кофе.

- А правда, почему не носишь? – из вредности поддакнул подросток, приглаживая залитые гелем вихры. – Мне не пятьдесят четыре.

Эвелина даже оторвалась на секунду от телефона, желая удостовериться:

- Действительно не носишь бюстгальтер?

- Это что самый главный вопрос недели? - подозрительно уставилась я на семейство. - Чего вы пристали, ну не ношу, потому что не нравиться эти удавки. Имею право. Ай, Тибо!

Возмущенный всеобщем невниманием, он забрался ко мне на колени и обхватил руками за шею, целясь в чашку:

- Пам! Пам! Пам-пам-пам!

- Она скоропостижно скончалась. – печально констатировал Франсуа, глядя в мой кофе.

- Кто?

- Чашка! Он так упорно в нее стреляет, что у нее просто нет шансов!

- Девятнадцатую модель тоже оставляем. Нет, месье, я понимаю, что вы не носите женского белья, я это сказала моему сыну. Двадцатую? Нет, он тоже не носит. Что значит : «А кто носит?». Никто не носит! - потеряла терпение Эвелина, - О господи, сумасшедший дом какой-то! Двадцатую выбросьте вообще!

- Все выбросьте! И телефоны в первую очередь. – пробурчал Гиом из-за своей чашки. – У тебя, кажется, выходной!?

Эвелина, не отнимая трубки от уха, погрозила кулаком старшему сыну и вдруг схватилась за карман халата: зазвонил второй телефон. Гиом только закатил глаза к потолку. Франсуа пожал плечам, мол работа есть работа, что уж тут сделать, и потянулся за сахарницей. Гиом тоже подвинул свою кружку. За компанию он решил и мне насыпать пару ложек, чему я решительно воспротивилась, спасая свой кофе:

- Ты же знаешь, что я на диете. Смерти моей хочешь?

- Спляшу на твоих поминках, - сьехидничал Гиом, - Я же говорил, что до пятидесяти ты не доживешь. А с чего это вдруг ты на диете?

- Когда на мне не застегивается юбка… - начала я.

Франсуа с пониманием подтвердил:

- Да, когда на мне тоже не застегивается юбка, диета необходима, в этом я с тобой согласен.