— Скажем, она уже выпила больше чем достаточно, — ответила я, затаскивая его в квартиру и запирая дверь.
— Бедная старушка Ник. — Он покачал головой. — Не могу сказать, что удивлен. Я видел этого парня пару раз, и он показался мне настоящей гадюкой. Где она?
— Прячется в своей комнате. Боялась, что гадюка приползла.
— Мне зайти или она выйдет?
— Ни то, ни другое. Она сейчас ни с кем не хочет встречаться.
— Но я мог бы помочь. — Он выглядел задетым.
— Не думаю. Мы сейчас на этапе «все мужчины козлы».
— Надеюсь, ко мне это не относится?
— Если ты так считаешь, тебе придется ответить на несколько вопросов.
— Вопросов?
— Ты из другого лагеря. Враг. Если ты готов пройти тест на тему «почему мужчины поступают так, как поступают», можешь зайти и поговорить с ней. Но предупреждаю, она будет ждать, что ты, как представитель той же породы, объяснишь ей поступки Ричарда.
— О-о-о, понимаю. — Джем пожевал верхнюю губу. — А может, я буду сочувствующей подружкой? Одолжишь мне платье? Черт возьми, да я даже готов надеть женское белье, если это поможет.
— Предполагается, что ты пришел помогать Ники, а не удовлетворять свои тайные наклонности. Давай просто посидим, выпьем — может, она сама покинет свое убежище? Кто знает — возможно, когда мы откроем бутылку, запах алкоголя выманит ее.
— Будет заливать печали?
— Топить, пока не перестанут барахтаться.
— О, кстати, ты мне напомнила. — Джеми вслед за мной прошел на кухню. — Твоя мать хотела с тобой увидеться.
Эти ужасные слова: «твоя мать».
— Не может быть! — Я потрясенно замерла со штопором в руке. — Она не знает, что я вернулась.
— Теперь знает. — Он даже не пытался выглядеть виноватым.
Я никогда не понимала девушек, которые утверждают, будто мамы — их лучшие подруги. Мама — мой самый страшный сон. Мой враг. Все мои провалы, неудачи, дурные привычки — на ее совести. Я планировала оставить ее в неведении относительно моего возвращения в страну, где живет и она, настолько долго, насколько это возможно.
— Ты что. рассказал ей о моем возвращении?! Джеми. как ты мог? Я никогда так тебя не кидала.
— Она все равно узнала бы рано или поздно, и чем позже, тем хуже тебе пришлось бы. Я сделал тебе одолжение. Позвони ей и разберись с этим.
— Это обязательно?
— Доктор настоятельно рекомендует. — Он обнял меня за плечи. — Не беспокойся, ну что она может сделать? Ты ведь уже не ребенок, она не сможет запереть тебя или прекратить выдачу карманных денег.
— Зато она может вырезать мне сердце и принести меня в жертву стяжательству и снобизму.
— В любом случае это лучше, чем конфискация недельной порции шоколада.
На следующий день Ники высунула нос из спальни и тут же юркнула обратно, стоило на пороге появиться ее матери Кейт, источавшей тревогу и запах дорогих духов.
Заняться деконструкцией свадебных торжеств — оповестить гостей, позвонить в ресторан, отослать назад подарки, кастрировать Ричарда без анестезии — было сначала предложено мне, но в понедельник с утра за дело взялась Кейт, да так рьяно, словно от этого зависела ее жизнь. Можно было подумать, что она организует свадьбу, а не наоборот — столько энергии она вложила в разрушение. Думаю, ей просто нужно было занять себя чем-то, чтобы держать себя в руках. Отца Ники практически заперли в кабинете, чтобы он не примчался из Кента в Чел си, с охотничьим ружьем и сворой собак, заливающихся лаем в кузове лендровера, дабы свершить кровавую месть с участием задницы Ричарда и большого количества дроби.
Родители Ники — люди строгих правил.
По их мнению, некоторые вещи просто не обсуждаются, особенно если о них могут узнать соседи.
Мать Ники поставила себе задачей уничтожить все физические свидетельства того, что свадьба вообще планировалась, после чего все должны были жить так, словно ничего не произошло. При этом желательно максимально сократить количество родных и близких, которые могли бы обсуждать «этот прискорбный инцидент» в числе двенадцати популярных тем месяца.
Несмотря на протесты, подарки были возвращены, платье убрано в чемодан, а не очень целомудренное белье удалено из шкафа, прежде чем Ники могла наткнутся на него и пролить еще пару ведер слез. Единственная вещь, по поводу которой слабая и заплаканная Ники, так сказать, топнула ногой, был свадебный торт, настоящее олицетворение «утешительной еды». Мне с трудом удалось спасти ее от передозировки марципаном, и, памятуя о том, что от любви до ненависти один шаг, а выносить ненависть гораздо проще, чем несчастную любовь, я решила помочь Ники обычными, освященными веками способами.
1) Месть (Сцена на балконе — но не совсем Ромео и Джульетта»).
— Белл, я так рада, что ты вернулась! Что бы я без тебя делала?
Прошло пять дней, и пусть все еще слабая, подавленная. унылая, но она явно шла на поправку. Конечно, о полном выздоровлении говорить было рано. Однако она уже не так напоминала крысу, раздавленную колесами грузовика, в ее глазах появились слабые проблески бойцовского духа.
Я обняла ее и по-матерински застегнула ей пуговицу на рубашке.
— Для этого и существуют друзья… на решетке еще есть место?
Рядом с нами гриль для барбекю посылал серый дым в розовеющее закатом небо. Ники кивнула.
— Можно еще добавить что-нибудь маленькое. Я изучила экспонаты, разложенные на деревянном столе.
— Может, ремень?
— Прекрасный выбор.
Я бросила его на огонь, и мы с удовольствием наблюдали, как от жара углей он быстро скручивается в трубочку, как язык в предвкушении мороженого.
— Не желаешь еще немного вина?
— Благодарю, дорогая, очень мило с твоей стороны.
Я взяла быстро пустеющую бутылку «Шираза» и до краев наполнила ее бокал.
— Твое здоровье, — улыбнулась она, коснувшись моего бокала своим. — Знаешь, твоя идея с этим барбекю — то. что надо. Как по-твоему, этот уже откинул коньки?
Ники подняла щипцами обгоревший до черноты ботинок, распространявший великолепно- мерзкий аромат жженой кожи.
— М-м-м-м… — Я внимательно осмотрела его. — Пожалуй, еще пару минут на другой стороне. А вот эти точно готовы.
Ники сняла с огня пару бывших джинсов «Кельвин Кляйн», дымившихся рядом с шелковым галстуком, который я только что кинула в погребальный костер.
— Отлично. — согласилась она. — Ты права. Хорошо прожаренные и хрустящие. Как раз как я люблю.
— Не хватает только одного.
— Шаров Ричарда! — хором выкрикнули мы.
2) Реабилитация.
Мой запрет на употребление алкоголя постепенно забылся, и вскоре содержимое синей бутылки «Смирновской», которую притащил Джеми. все-таки перекочевало из напольной вазы в наши стаканы.
После того как мы выпили по несколько порций. я решила, что вновь покорить Эверест под названием «мужчины» Ники поможет старый добрый поход на вечеринку с девчонками. Она уже поставила на себе крест и решила никогда больше не общаться с мужчинами. Я отнеслась к этому заявлению с долей скептицизма — чтобы сдержать это обещание, ей оставалось сделаться монахиней или лесбиянкой.
Я сказала, что ни ряса, ни кожаный наряд ей не пойдут, и потащила ее в город, чтобы напомнить, что мужчины все еще присутствуют в ее жизни, — ведь даже невинный флирт в переполненном клубе сможет вдохнуть жизнь в ее поникшее эго.
Если бы Ричард молил о прощении и просил ее вернуться, она чувствовала бы себя лучше, но от него не было ни слуху ни духу с тех пор, как она предала огню его модную одежду, которая была у нее дома, а останки отослала ему в тридцати пяти отдельных конвертах.
Мы с Ники решили, что мужчины делятся на две категории:
а) милые, но уродливые;
б) лживые, но сексуально гораздо более привлекательные ублюдки.
Хотелось бы встретить кого-нибудь, в ком сочетались бы лучшие качества этих категорий. Сексуального, веселого и шустрого и в то же время внимательного, умного и отзывчивого, и все это в равных пропорциях, без перегибов.