Не поймите меня превратно, я люблю мужчин, даже очень. Мне только не нравится, в кого они превращаются, когда а) отправляются с друзьями как следует выпить и поразвлечься или б) думают, что вы совершенно пленились их шармом, умом и привлекательной внешностью, следовательно, дальнейшие усилия, направленные на то. чтобы вас осчастливить, будут пустой тратой сил. которые лучше потратить на поднимание пинтовых кружек с пивом и обработку очередной мадемуазель.

И несмотря на все это, моя лучшая подруга Ники, всегда такая здравомыслящая, благоразумная, не питающая иллюзий женщина, идет на смертельный риск. Собирается броситься в эмоциональную пропасть. Продаться в духовное и носкостиральное рабство, едва ей посулили совместный счет и регулярный секс.

Она выходит замуж.

Я мысленно повторила это еще раз, как можно более мрачно.

Ники выходит замуж.

Нет, боюсь, все равно не достаточно, не тот регистр. Мы давали клятву никогда не делать этого, и что же? Осталось всего четыре недели до того, как она наденет жертвенный наряд и позволит одному мужчине отдать себя в руки другому.

Ники была так увлечена всем этим, что меня тоже захлестнуло этой неотвратимо растущей приливной волной. Как же — свадьба моей лучшей подруги! Я хочу сказать, что — о ужас! — позволила ей уговорить себя облачиться в наименее розовый наряд и следом за ней впорхнуть в церковь. Для того чтобы приехать в Лондон и присоединиться к веселью, я даже прервала путешествие. Единственной причиной, заставившей меня оставить солнечную Австралию, последний этап моего большого турне — последний этап, продлить который у меня было не слишком много шансов (мне дали визу всего на месяц), — было мое желание помочь Ник с последними приготовлениями перед большим днем в своей официальной роли Старой Девы; да, только это, ну, разве что еще тот факт, что у меня почти закончились деньги.

Выбор у меня был невелик: либо обменять на наличные обратный билет на самолет и остаться до тех пор, пока я не смогу заработать на новый билет — если это мне вообще удастся, — либо вернуться домой и натянуть на себя нечто шелковое под названием «наряд первой подружки невесты». Многолетняя дружба и печальное состояние финансов перевесили, и я, попрощавшись с солнцем, бездельем и великолепными видами, прыгнула в ближайший самолет.

Наш пилот любезно сообщил, что самолет идет на посадку. Перегнувшись через посапывающих соседей, я увидела в иллюминаторе далекие огни Лондона. Меня захлестнула волна радостного возбуждения. Приве-е-ет, детка! Цивилизация, иди к мамочке! Поздравляем с возвращением в старую добрую гедонистическую реальность, в которой шоколад продается маленькими удобными автоматами, а общественные туалеты слегка отличаются от облепленной мухами дыры в земле. И как бы прекрасны ни были места, в которых мне довелось побывать, мой дом по-прежнему — Лондон, наполняющая восторгом душу метрополия, и моя уверенность в том, что сегодня мне не придется полночи кружить по улицам в поисках пристанища, соответствующего моему бюджету (десять австралийских долларов, складной нож и пакет китайской жевательной резинки), и что если мне отчаянно понадобится батончик «Марс», пицца или упаковка тампонов «Тампакс», то спасение будет лишь в нескольких минутах ходьбы, делает этот город еще более желанным.

Первое неприятное открытие я сделала, едва выбравшись из самолета на трясущихся ногах, превратившихся в какое-то желе от двадцатичетырехчасового пребывания в одном положении, и осознав, насколько не подходят мои пляжные одежды для суровой английской весны.

Моросящий дождь. Совсем забыла, что это такое. Слегка отличается от коротких ливней, которые теплым водопадом обрушиваются на истекающие потом улицы Бангкока, с успехом заменяя душ. Как ни странно, подозрительный вид не помешал мне пройти паспортный контроль, я быстро отловила на движущейся ленте рюкзак и видавшую виды дорожную сумку, пробилась через толпу пассажиров, толкающих нагруженные багажом тележки, и первой оказалась в зале прибытия, пытаясь разыскать в море нетерпеливо ждущих лиц одно знакомое.

Я всегда смущаюсь, когда, миновав таможню, появляюсь в зале ожидания и все взгляды обращаются ко мне, а таксисты с удвоенной энергией начинают размахивать табличками с именами. Видимо, так чувствует себя футболист, когда выбегает на поле и все зрители до единого следят за ним с ожиданием и надеждой.

Мой сосед из самолета, обладатель сексуальных коленок, прокатил мимо меня тележку, тяжело осевшую под грузом дорогих чемоданов, чехла с ноутбуком и пакетов из «дьюти-фри», набитых выпивкой, блоками сигарет и парфюмерией. В следующую минуту к нему в объятия влетела потрясающая блондинка с ногами, растущими из ушей, и в еще более потрясающем костюме от Аманды Уокли.

— Тристан, дорогой, я так по тебе скучала! Тристан? Такое имя не оставляет никаких надежд, придется отступить. Господи, я все никак не угомонюсь, хотя очевидно, что все мои предположения гроша ломаного не стоят — ясно ведь, что он бабник, каких поискать.

— Ты скучал по мне? — Ее длинные ресницы затрепетали, как занавески на окнах.

— Я думал о тебе каждую секунду нашей разлуки, — проворковал он в ответ.

Вот заливает! Рейтинг Тристана немедленно падает до отметки «грязная ползучая крыса», всего на одно деление выше, чем «срань болотная с планеты Грязь», и на два, чем максимально низкая оценка — «зловонное воплощение дьявола».

Забавно, но почти все мужчины, с которыми я познакомилась за границей, подходили под одну из двух категорий: либо «мозгов хватает только на то, чтобы увлекаться спортом, легкими наркотиками и крепким алкоголем», либо «будет трахаться с овцой, пока ей не надоест прикуривать ему сигареты после секса». Возможно, я вращалась не в тех кругах.

Я стояла и около минуты смотрела сквозь Ники, пока тот факт, что кто-то, подпрыгивая, громко выкрикивает мое имя, не был должным образом истолкован моим мощным мозгом.

— Аннабел! Белл! Ты приехала… наконец-то ты здесь! Боже мой. ты сногсшибательно выглядишь! Боже, не могу поверить, что это действительно ты! — голосила она. заключая меня в страстные объятия.

Я вдыхала знакомый с детства запах Ники — кокосовый шампунь, стиральный порошок «Ферри» и едва заметный аромат «Трезора», оставшийся с предыдущего вечера, — пока она наконец не умерила пыл и не принялась разглядывать меня, положив вытянутые руки мне на плечи. Ее глаза сияли радостно и взволнованно.

— Вы только посмотрите на нее! Такая гладкая. коричневая! С ума сойти, волосы отросли не меньше чем на фут. Просто слов нет. чудо…

Я в свою очередь робко взглянула на предполагаемую Ники, на губах вместо искренней улыбки появилась неестественная ухмылка. Хотела бы я вернуть ей комплимент, но тогда мне пришлось бы соврать, а мы ведь не обманываем лучших друзей.

— И ты тоже.

Кажется, мне удалось придать улыбке чуть больше искренности. Ну да, мягко говоря, она слегка поправилась, но какое это имеет значение? Все равно для меня она прекраснее всех, мне ее так не хватало…

Ники скривилась.

— Чушь собачья, — слабо улыбнулась она. — Я выгляжу отвратительно, и мы обе знаем это.

Ник всегда была невероятно хорошенькой, не осознавая этого. У нее зеленые в коричневую крапинку, как груши «конференц», глаза, маленький остренький подбородок и милый маленький остренький носик, который она ненавидит, утверждая, что он делает ее похожей на кикимору, хотя все остальные считают его совершенно очаровательным.

Теперь ее темно-русые, с золотым отливом волосы, обычно подстриженные пышной шапочкой, торчат во все стороны, словно после неудачной домашней стрижки, обезвоженные, как верблюд, который восемь дней воды даже не нюхал.

На подбородке у нее гигантский красный прыщ, настолько огромный, что даже через шесть слоев супергрима «Макс Фактор» он мерцает, как габаритный огонь самолета.

К тому же со времени нашей последней встречи она набрала килограммов семь.

Не сумев скрыть своего потрясения, я взирала на округлости, украсившие ее всегда худощавую фигуру.