Эта попытка использовать сельскую школу в пропагандистских целях была замечена правительством.
Летом 1873 года жандармы выяснили, что и среди учителей Симбирской губернии оказалось несколько народников. 3 июня 1873 года в Симбирске побывал министр внутренних дел Тимашев. Он принял волостных старшин. Среди прочих наставлений министр дал совет как можно строже относиться к подбору учителей в школе, следя, чтобы они отличались самой «безукоризненной нравственностью».
Илья Николаевич прочел изложение этой речи министра в «Симбирских губернских ведомостях». Итак, не только полицейские чины, но и полуграмотные волостные старшины и писари должны отныне следить за «благонамеренностью» учителя.
Правительственное давление на школу к середине 70-х годов стало ощутимее. Начиналась полоса контрреформ.
В 1862 году в проекте общего устройства народных школ, составленном межведомственным комитетом, а в него входили представители министерств просвещения, внутренних дел, финансов и святейшего Синода, говорилось, что начальное образование — это забота городских и сельских обществ, а не правительства. Из этого следовало, что правительство в значительной мере устранялось от участия в развитии народной школы, отказывалось ее финансировать, отдавая ее почти целиком под опеку земства и местных обществ, сохранив за собой лишь полицейский и религиозный контроль.
Земство и крестьянство выкраивали кое-какие средства на строительство школ, на жалованье учителям, на приобретение книг, наглядных пособий. И сила общественной инициативы оказалась столь значительной, что и впрямь наступила «весна» народной школы. В 1870 году Ушинский отмечал: «Народная школа… начинается у нас, и начинается самым естественным образом из прямых своих источников: из понимания народом необходимости образования…»
Однако вскоре правительство меняет отношение к народной школе. В декабре 1873 года Александр II, опасаясь, что народная школа при недостатке «попечительного наблюдения» может быть обращена «в орудие нравственного растления народа», то есть станет рассадником революционных идей, призвал дворянство помочь «правительству бдительным наблюдением на месте к ограждению оной от тлетворных и пагубных влияний». Существующая практика управления народными училищами признавалась «несоответствующей».
Симбирское дворянство направило царю адрес, в котором горячо благодарило за доверие. Оно обещало укрепить в народных школах начала христианской веры и «чувства гражданского долга». Дворяне заверили царя, что школы станут «самым лучшим оплотом против тлетворных И пагубных влияний».
Летом 1874 года вышло новое «Положение о начальных народных училищах». Выборных председателей уездных и губернских училищных советов теперь повсюду заменяли предводители дворянства. Именно на них, на дворян, на чиновников министерства народного просвещения, на духовенство правительство возлагало «заботу» о народной школе.
Если десять лет назад уездные училищные советы получили право наблюдать за преподаванием, рассматривать и утверждать программы, нанимать учителей, открывать новые школы, то теперь об этом не было и речи. Председателей советов теперь не выбирали, а назначали, их заместителями становились чиновники министерства народного просвещения. Право делать распоряжения по учебной части имели отныне лишь они, то есть инспектора училищ, а «общее наблюдение за ходом и направлением первоначального обучения в губернии» поручалось губернатору. За земством и училищными советами оставались лишь вопросы хозяйственные и административные.
После царского рескрипта стал меняться состав многих уездных училищных советов. В Симбирском уезде преданный делу председатель Языков уступил свое место предводителю дворянства, считавшему школы игрушкой, в которую пора уже перестать играть. Один из лучших попечителей, Знаменский, отказался от двусмысленной роли, предоставленной новым «Положением» тем, кого приглашали лишь для механического голосования.
В училищных советах начался разлад. Одни смотрели на школьное дело как на пустяки, которыми можно заниматься между прочим. Другие не могли примириться с официальным равнодушием к школьным делам. Движение передовой интеллигенции за народное образование нельзя было сразу остановить никакими распоряжениями, столь велика была сила этого движения.
Летом 1874 года последовало распоряжение, запрещавшее, по сути дела, учительские съезды. Однако, несмотря на сложную обстановку, Илье Николаевичу все же удалось провести съезд народных учителей Симбирского и Сенгилеевского уездов.
Этот съезд отличался от предыдущих существенной особенностью: под руководством Ульянова наиболее подготовленные учителя заранее написали обстоятельные рефераты по важнейшим проблемам жизни народной школы. С ними они и выступили на съезде.
Некоторые из этих рефератов Илья Николаевич отредактировал и опубликовал в книге, освещавшей работу съезда. Очень интересным и содержательным был, например, реферат молодого учителя П. П. Малеева «О ведении объяснительного чтения», во многом отражавший взгляды на задачи народной школы и самого Ильи Николаевича. Суть их сводилась к следующему: дать учащимся «нравственное побуждение к борьбе с невыгодными жизненными условиями и дать умение, чтобы это побуждение не оставалось одним невыполненным порывом, прибавляющим ко всей жизненной грязи еще сознание невозможности перемены к лучшему. Другими словами: на школу возлагается обязанность по возможности развить все духовные стороны ученика, чтоб приготовить человека сильного духом и научить его известным знаниям, чтоб приготовить человека сильного умом».
Почти все учителя целиком разделяли эту точку зрения. Горячие споры велись о путях и способах воплощения в жизнь учебных и воспитательных задач народной школы.
Этот съезд наглядно показал, каких учителей сумел воспитать инспектор народных училищ за пять лет. Но «…министерство народного просвещения стало косо поглядывать на эти съезды, живой общественный характер их был правительству не по душе и „вследствие ограничительных распоряжений с его стороны дело это стало падать“. Оно было отнято у земства, и даже инспектора народных училищ были устранены от непосредственного руководства съездами. Живая душа была вынута из этого дела, оно было оказенено и потеряло свое прежнее назначение. Так преследовалось в те времена всякое живое общественное дело, хотя бы в нем не было ничего антиправительственного». Это свидетельство Марин Ильиничны Ульяновой.
Правительство все более и более ограничивало деятельность земства в сфере народного образования, усиливало здесь свое влияние. Чтобы окончательно подчинить школу правительству, взамен института инспекторов был введен новый — дирекции народных училищ губернии.
В Симбирске дирекцию возглавил Илья Николаевич. Ему предстояло подобрать себе помощников — знающих, любящих дело людей. Илья Николаевич понимал, что в новых условиях далеко не безразлично, кто будет осуществлять официальное руководство школой, человек с какими взглядами, с каким мировоззрением. Официальный представитель министерства народного просвещения мог вершить и добро и зло. И тут уж многое определялось не должностью, а характером личности.
Именно поэтому он попросил попечителя учебного округа назначить одним из инспекторов своего бывшего товарища по физико-математическому факультету университета Владимира Михайловича Стржалковского, который около двадцати лет преподавал в уездных училищах Нижегородской и Казанской губерний. Илья Николаевич полагал, что досконально знающий свое дело, трудолюбивый и даже несколько педантичный Стржалковский смог бы на новом месте с большой пользой применить свой богатый педагогический опыт. Округ с этим предложением согласился.
Владимир Михайлович стал для Ильи Николаевича первым советником и помощником. Не было мелочи, в которую не вникал бы Стржалковский; не проходило дня, чтобы он не побывал в той или иной школе. Немногословный и мешковатый с виду, Владимир Михайлович буквально жил школой, забывая подчас про семью и свои житейские заботы. Илья Николаевич верил ему как самому себе.