Илья Николаевич во многом соглашался с рассуждениями Назарьева. Да, о народной школе нет единого мнения, царит хаос разнообразных суждений и мнений. И лучшие люди мечтают о том, когда наконец народному образованию будет оказана существенная и искренняя поддержка.

…Очерки появились в мартовском и майском номерах «Вестника Европы» за 1876 год. В них встречались недомолвки, обусловленные боязнью цензурных преследований, неточности в освещении тех или иных сторон школьного дела. И все-таки это было честное и страстное слово в защиту сельской школы, многое объяснявшее, правдиво повествующее о ее бедах и успехах.

Назарьев писал и об Илье Николаевиче:

«Единственным двигателем земства, единственным просветителем одной из богатейших приволжских губерний являлся инспектор народных училищ. Это был один из неизвестных тружеников, никогда не идущих далее скромного места и ничтожного, едва хватающего на пропитание, жалованья.

В одно и то же время инспектор был просветителем края, строителем училищ, архитектором; вечным просителем, назойливо, но в большинстве случаев тщетно вымаливавшим у земства лишний грош на школы; руководителем основанных земством при городском приходском (уездном. — Авт.)училище курсов; добрым гением учителей и учительниц, не раз спасавшим их от крайней нужды и безвыходного положения, но чаще всего поставленным в полнейшую невозможность оказать какую-либо помощь своим бедствующим и зачастую голодавшим подчиненным, и в то же время только что не почтальоном, так как на долю его выпадала обязанность вечно скакать на перекладных по нашим проселкам, замерзать во время зимних морозов и метелей, утопать в весенних зажорах, голодать и угорать на так называемых въезжих и т. п. Он… при всей окружавшей его неурядице, при всем физическом и моральном утомлении, умудрился не только сохранить врученный ему светильник — не дать ему окончательно потухнуть, но даже при самых ничтожных средствах подготовить и сформировать первых учителей и учительниц народных школ, более или менее удовлетворявших современным требованиям…

Бывало, сидишь в теплой, покойной комнате, прислушиваясь к нестерпимому завыванию метели, гулявшей по степному раздолью, ставни скрипят, а стекла мечет крупными хлопьями снег. В комнате стемнело, читать нельзя… Но вот под самым окном прозвенел колокольчик, я уже в прихожей, рад гостю, а предо мною, весь занесенный снегом, с обледеневшими бакенами и посиневшим от холода лицом, стоит инспектор. Начинаются заботы о том, чтобы скорее обогреть путника, но тот, как ни в чем не бывало, быстро ходит по комнате, расправляя свои окоченевшие члены, а сам уже заводит разговор о школьном деле, о своих наблюдениях, надеждах и продолжает свой рассказ во время чая, обеда, вечера. Казалось, ничто не могло волновать и омрачать этого человека, он не замечал ни своего одиночества среди общего такого равнодушия, ни своего крайнего бессилия, ясно бросавшегося в глаза каждому постороннему наблюдателю. Он никогда не роптал, не озлоблялся и не впадал в уныние, а такую выносливость и силу может дать только одна безграничная, доходящая до самозабвения преданность делу».

После выхода номеров журнала Назарьев сброшюровал семь очерков-глав и подарил Ульянову с такой надписью: «Многоуважаемому И. Н. Ульянову, в память общих трудов, забот, горестей и радостей по устройству сельских школ Симбирского уезда. В. Назарьев.

1876, октябрь 24. С. Ново-Никулино».

Эта книжечка стала семейной реликвией Ульяновых. Ныне она хранится в библиотеке кремлевской квартиры-музея В. И. Ленина в Москве.

Государственные средства на народное образование отпускались мизерные. А между тем все большее число людей понимало, что пора приступать к массовому просвещению народа. Где же брать деньги на это?

В свое время Н. Г. Чернышевский, выступая за всеобщее бесплатное обучение, называл источник финансирования: обложение населения подоходным налогом на нужды народной школы.

Земства некоторых губерний тоже поднимали этот вопрос. В 1867 году правительство пообещало, что оно займется этой проблемой. Пока власть «думала», передовая общественность использовала каждую возможность для обсуждения и популяризации идеи. На съезде «Общества сельских хозяев» в 1870 году Д. И. Менделеев доказывал, что массовое начальное образование поможет России стать промышленной державой. Знаменитый химик, как и Чернышевский, предлагал учредить специальный наляг для этой цели, который бы платили представители «высших или более образованных классов…».

Мысль, как говорится, носилась в воздухе. Но только 4 сентября 1876 года министр народного просвещения Д. А. Толстой специальным циркуляром предписал директорам народных училищ губерний высказать свое суждение о введении обязательного начального обучения. Предстояло ответить на 34 вопроса. Поступил этот вопросник и в Симбирскую дирекцию народных училищ. Следовало показать картину начального образования в Симбирской губернии, высказать свои соображения о путях его развития.

Директор училищ не стал скрывать истинного положения дел, приукрашивать действительность. Написал, что в губернии лишь 29 из ста мальчиков умеют читать и писать, а среди девочек положение и того хуже: лишь трое из ста знакомы с основами грамотности. Пояснил: «Числа эти выведены не теоретически, а получены в 1876 году из каждой населенной местности». Картина была безотрадной, хотя и не более мрачной, чем в соседних поволжских губерниях.

Министра интересовало, насколько можно увеличить число учащихся в уже существующих классах. Ответ был прямым и честным: «…рассчитывая по два квадратных аршина на каждого ученика, более числа учащихся нельзя поместить». Илья Николаевич охарактеризовал сельские школы: в каждой третьей требовались значительные исправления и приспособления; сорок две находились в наемных крестьянских избах, а восемьдесят все еще помещались в церковных караулках.

На вопрос, можно ли организовать двухсменное обучение, Ульянов ответил, что в Сызранском уезде оно практикуется, но в этом случае приходится иметь помощников учителей, а средств не хватает. Кроме того, в течение двух месяцев — с 20 ноября по 20 января — короткий зимний день не позволяет заниматься в две смены.

Для Ильи Николаевича принципиально важным был вопрос о минимуме знаний, получаемых ребенком за годы учения. Его коллеги — директора народных училищ Самарской и Казанской губерний — полагали, что в основе начального обучения должно быть лишь обучение закону божию, чтению, письму и арифметике. А он считал, что надо знакомить учеников с главными событиями отечественной истории, с географией России; девочек следует обучать рукоделию.

Запрос министерства позволил высказаться еще по одной, давно тревожившей его проблеме. Речь шла об использовании детского труда на фабриках и промыслах. Да, многие дети лишены возможности учиться. Единственный из директоров народных училищ России, он привел конкретные данные о применении детского труда на 15 суконных фабриках Симбирской губернии. Илья Николаевич писал: во многих селах дети работают на фабриках начиная с семи лет круглый год, получая за это от рубля до трех в месяц. Эти примеры были, по существу, обвинительным актом предпринимателям. Он заявил, что необходимо обязать владельцев фабрик иметь для работающих детей школы и содержать их за свой счет.

Как разъяснить народу пользу обязательного обучения? — интересовался министр. Кое-кто полагал, что такую пропаганду следует возложить на духовенство. Иные считали, что достаточно одного царского слова, и свершится то, «что его воля желает». Илья Николаевич полагал, что нет нужды доказывать необходимость и пользу обязательного обучения. Он подчеркнул, что в «настоящее время в Симбирской губернии большая часть крестьянских обществ сознает необходимость грамотности». И добавил: «Так как в Симбирской губернии главный источник содержания на школы заключается в сборе с сельских обществ… то при более значительных пособиях со стороны правительства и земства не встретится препятствий обязательному обучению».