...Опять раннее, тёмное, холодное утро. Садист-будильник взрывает голову изнутри и вызывает немедленную тошноту. Слабый свет электрических ламп дома, чернота за окном... Я никогда утром не завтракала — не могла, в горло не лезло ничего. Уныло собравшись, облачившись в отвратительную школьную форму, я плетусь к троллейбусу, волоча тяжеленный портфель. Трясусь в переполненном транспорте, чуточку досыпая стоя, со всех сторон зажатая людьми. Пересадка. Еще один троллейбус. Приехала...

Первый урок — самая жуть. Хочется спать, темень всё не рассеивается, в классе, как правило, холодно. Голова ещё ничего не соображает. Хорошо, если нет страха — никакой контрольной и меня не должны вызывать к доске. Если же страх есть, то мир сужается до размера маленькой горошины паники, которая катается по моему организму, болезненно нажимая на разные нервные окончания: то живот заболит, то голова запульсирует болью, то в сердце будто иголку воткнут. «Шурик мой, миленький! — мысленно молюсь я. — Спаси меня, забери меня отсюда, хочу быть только с тобой, далеко ото всех, в тепле и чтобы солнышко светило. Хочу ничего не бояться, только наслаждаться любовью и покоем».

Я жила ожиданием встречи. Встречи происходили каждый день: Шурик просто героически выдерживал и институт, и практику на ЗИЛе, и поездки ко мне, и к глубокой ночи — от меня домой. Он был влюблён, и я это очень ценила. Мои гормоны бурлили всё сильней. Зато благодаря им (то есть Шурику), я стала чувствовать себя не такой уж уродкой, не такой уж никчёмной и никому не нужной. Раз такой парень в меня влюблён, значит, чего-то я стóю!

По-моему, я сильно удивила всю свою родню, особенно брата с Мурочкой. Вот уж не ожидали они! Они так удивлённо реагировали на мои отношения с мальчиком: надо же, и впрямь влюбился в неё парень, в убогую-то! Да ещё и постарше на два года, студент. Чудеса. Они подхихикивали, с интересом поглядывая на меня...

Несколькими годами позже, занявшись на холодную голову анализом, я поняла, что, как это ни странно, между моим Шуриком и Сашкиной Мурой было больше общего, чем казалось на первый взгляд. С одной стороны, сплошная колоссальная разница: она — медалистка, отличница, студентка серьезнейшего московского вуза. Он — заядлый троечник, серенький мальчик с окраины, учится в каком-то непонятном полусерьёзном институте. Но вот что интересно: по уровню культуры, начитанности, умению общаться и «интересности» для окружающих, они оба, Мурочка и Шурик, были круглыми, абсолютными ноликами. Два нолика, так сказать, два нуля. И вели себя очень похоже: первые полгода пребывания в нашем доме невестка и зятек молчали, как партизаны на допросе. Они боялись открыть рот даже в те моменты, когда я вовсю рассуждала, захлебываясь в раже, настаивая на своём и выдвигая аргументы. У них не было аргументов. Не было своего мнения и не было инструмента спора: логики и умения говорить. Не спрашивайте меня, как Мурочка могла быть отличницей и медалисткой при всём при этом — я не знаю. Это большая загадка: корреляция отличных оценок в учёбе с отсутствием ума и культуры. Разные это вещи, оказывается. Не один раз жизнь доказывала...

Зато эти мои персонажи были начисто лишены комплексов, какой-либо рефлексии и не страдали от внутренних конфликтов. Они были, скорее, удовлетворенными жизнью и собой в ней. Нервы что твои канаты. В результате ни Мурочка, ни Шурик не спились и не впали ни в какие депрессии. В отличие от своих вторых «половин». Так кому и зачем нужны ум и культура?

Записки нездоровой женщины

10 февраля

Что-то худо, худо, худо... И физически худо, и настроение — в ноль. Что такое? Опять зарядка виновата? Я же сделала всего пять упражнений, причём самых легких! Нет, явно не то. Солнце? Возможно. Слишком яркое при отсутствии тепла, весны-лета. Может, отпустит после посещения салона красоты, а я жутко не хочу туда идти. И из-за мороза, и вообще...

Прыщ на подбородке не страшный. Надеюсь, я с ним справлюсь.

Женя жалуется на головную боль — может, в природе что-то не так? Пусть у него ничего не болит! Пожалуйста...

Пришла домой с приятным чувством голода. Спасибо Жене — на-кормил вкуснейшим гуляшом. Вообще-то полегчало. Все-таки среди людей всякие беспокойства и даже неприятные физические ощущения немного развеиваются. Легкий необязательный треп с косметичкой, легкое щебетанье с маникюршей... И — полегчало. Чуть клонит в сон. Женя тоже себя чувствует не ахти, и это плохо сказывается на наших отношениях: вот пособачились из-за ерунды. Нет, чтобы, напротив, понежнее друг к другу, поосторожнее... Какие-то мы неправильные.

В сон клонит все сильнее. Собираемся смотреть кино с Вивьен Ли, как бы не заснуть. Но сейчас Женя трепется с другом по телефону, а это может быть надолго. Алиса на связи, но пока ничего интересного.

Фильм посмотрели, с дикой сонливостью я, кажется, сладила. Техника опять буянила, Женя бесился и, естественно, это выливалось на меня. Ладно, он сегодня нездоров, потому такая повышенная раздражительность. По себе знаю.

Звонила Алиса, много говорила о своих душевных переживаниях и о том, что, по большому счету, ей нечем заняться и некуда себя деть. Хорошо бы это было началом понимания того, что надо что-то делать. А, может, просто повод искала напроситься к нам — недаром же так много говорила про мясо, которое она хочет съесть. Жаль мне её, конечно, голодный ребенок, Но... Уже пора вырасти. Уже 18. Чёрт, но деньги действительно надо учиться экономить, тут мой «бывший» прав. Впрочем, и я ей об этом говорила тысячу раз.

Женечка сварил мне кофе, милый мой. Как будто извиняется за рез-кости. Я понимаю. Я принимаю. Я не обижаюсь. Я люблю его. Очень люблю. И он мужественно переносит свои недомогания. Если б знать, как его лечить? И что лечить? Только бы он был здоров, только бы его ничего не мучило! Когда он говорит, что просыпается ранним утром оттого, что ему плохо, мне выть хочется, так его жаль.

Намазала морду «чистилкой», сижу зелёная. Женя разговаривает с дочкой по телефону — это для него всегда радость. Завидую ей, какой у неё отец. Я завистница. Но не «чёрная»: я рада, что у людей что-то в жизни есть очень хорошее. Просто мне грустно, что у меня именно этого нет.

В последнюю нашу поездку в Лондон наш с Женей «внук» Максик мне очень понравился, а к «падчерице» я стала чувствовать что-то большее, чем просто хорошее отношение. Трудно это объяснить, но я, например, по ней скучаю... Мне нравилось с ней гулять, просто болтать, сидя у неё дома или в ресторане. Я начинаю к ней привязываться. Странно? Мне странно. Или я постепенно «заражаюсь» жениным отношением к дочери? Это, наверное, нормально, когда по-настоящему любишь.

Трудно говорить и спорить с Женей об искусстве, проигрываю в два хода. Во-первых, потому, что он подкованнее во сто крат, а, во-вторых, я на самом деле почти всё забыла — и из прочитанного, и из услышанного (это я о музыке). У меня есть предположение: эти поганые нервные проблемы за многие годы сожрали в том числе и мою память, а ведь всё своё самое лучшее «образование и культурное развитие» я получала давно. Теперь я очень многое даже из своей личной биографии помню как-то странно, урывками... Так ещё эти лекарства, бьющие непосредственно в мозг! Вот и стала теперь «серой», недообразованной, как все прочие «совки». Но не начинать же всё сначала! Или... начинать? Ладно, пойду «смывать и драить» морду.

Странно как-то устроена жизнь: живёшь себе, живёшь, вроде ничего плохого и даже просто неправильного не совершаешь, а потом, в сорок лет выясняется, что вся твоя жизнь — одна сплошная... так, я уже почти цитирую: «А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, такая пустая и глупая шутка». Но я бы сказала не «шутка», а «ошибка». И с сорока начинаются «расплаты» за ошибки. Женя — это, конечно, самый настоящий «бонус», но за этот огромный «бонус» — много маленьких и средненьких «расплат».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: