Весь день шел дождь, и она не могла выйти даже в сад. Майя просила Вернона купить ей автомобиль — в самом деле, это было просто смешно, — но он отказал. Этот отказ обидел Майю. В тот вечер они давали обед и один из гостей показался ей по-настоящему привлекательным. Флирт был довольно невинный — вроде игры, в которую она играла с Лайонелом Каммингсом, некогда маминым партнером по теннису, а ныне ее вторым мужем. Улыбка, прикосновение руки, лестное внимание к его репликам. Майя ощущала досаду Вернона, радовалась этой досаде и чувствовала, что отплатила ему за невнимание, проявленное утром. Ей доставляло удовольствие, что при гостях Вернон не посмеет осуждать ее поведение. К концу вечера Майю перестала угнетать мысль о том, что замужество превратит ее в простую домашнюю хозяйку. Пусть Вернон злится; позже она сумеет заставить его смягчиться и в конце концов пообещать купить ей машину.
Когда гости разошлись, дворецкий предложил подать бренди в гостиную, но Вернон отказался, отпустил его и сам налил себе щедрую порцию напитка. Он весь вечер накачивался джином, красным вином, белым вином и ликерами. Майя накинула шелковую шаль.
— Хочу прогуляться по саду. Дождь наконец-то кончился.
Пальцы Вернона сомкнулись на ее запястье.
— Пора спать, Майя.
Она хотела возразить, но заметила выражение глаз мужа, прикусила язык и молча пошла с Верноном наверх.
Оказавшись в спальне, он снял пиджак и спросил:
— Майя, ты знаешь, кто этот молодой человек?
— Какой молодой человек?
— Тот самый, с которым ты путалась.
— «Путалась»… — с досадой повторила Майя. — Что за вульгарное выражение.
— Хорошо, строила глазки. Завлекала. Как хочешь, так и называй. Я спросил, знаешь ли ты, кто он.
— Леонард… Леонард… Фамилию не помню.
— Я не про фамилию. Знаешь ли ты, что он собой представляет?
Коллеги Вернона собирались у него в доме за обеденным столом раз в неделю. Майя различала их с трудом.
— Кажется, управляющий банком… Член гольф-клуба.
— Это один из моихуправляющих. Неглупый парнишка. Я повысил его всего две недели назад. А теперь должен искать причину, чтобы уволить.
Майя насупилась:
— Почему?
— Брось, Майя. Неужели ты не понимаешь? Какой-то мелкий служащий не имеет права распускать сплетни о моей жене. Трубить на всех перекрестках, что моя жена пыталась соблазнить его.
— Извини, Вернон, я об этом не подумала. Тем более что я не пыталась его соблазнить. — Она чарующе улыбнулась и взяла мужа под руку. — Дорогой, я всего лишь флиртовала. Мне было скучно.
— Флирт… Обольщение… Слова разные, а смысл один.
— Вернон, флирт — это просто игра, — попыталась объяснить Майя. — Развлечение.
Но при этом она кривила душой. Флирт с такими мужчинами, как Леонард и Лайонел, позволяли ей чувствовать свое могущество. Внезапно Майю осенило: ничто другое не давало ей такого ощущения власти.
— Вернон, я бы никогда тебе не изменила.
— Если бы ты это сделала, я бы тебя убил.
В этом она не сомневалась. Голос Вернона был спокойным, но выражение глаз грозило чем-то большим, чем гнев. В первый раз в жизни Майя испугалась. Во взгляде мужа читалось нечто вроде удовольствия. Как будто он заранее предвкушал, что это случится.
Внезапно он сказал:
— Знаешь, Майя, у тебя это чертовски хорошо получается. Флирт… Обольщение… Называй как хочешь. Как у профессионалки.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как у шлюхи. — Он опустился в глубокое кресло, вытянул ноги и снял галстук-бабочку. — Знаешь, во Франции во время войны были проститутки. Одна из них лишила меня невинности. Когда через четыре года я вернулся домой, то думал, что так называемые приличные английские девушки, которых находила для меня мать, совсем другие. Но я ошибался.
На Майе все еще было черное вечернее платье без рукавов. Она не смела начать раздеваться. Обычно Вернону нравилось наблюдать за ней, но сегодня Майе хотелось убежать в ванную, закрыться на задвижку и почувствовать себя в безопасности среди золотых кранов и мраморной плитки.
— Я встречал там шлюшек и помоложе тебя, Майя. Такие были милашки, пока сифилис не превращал их в уродин.
— Я не хочу это слышать, Вернон, — сдавленно проговорила она.
— Но будешь. Ты ничем не отличаешься от них. Из тебя могла бы получиться великолепная проститутка.
— Нет, отличаюсь. Очень отличаюсь! — прошипела Майя.
— Нет. Ты такая же, как все. Продалась за несколько побрякушек и дорогих тряпок. Брось, Майя. Неужели ты будешь утверждать, что вышла за меня по любви?!
Майя увидела циничный взгляд мужа, и по ее спине побежали мурашки. Он знал ее. И хорошо понимал.
Вернон улыбнулся и протянул:
— Между проститутками с плас Пигаль и продавщицами из универмага «Мерчантс» нет ни малейшей разницы. Про тех сучек с каменными физиономиями, которые приходят в мой магазин, я и не говорю. Все они одним миром мазаны. Разница лишь в том, кому как повезет. Все они продаются. Кто за десять фунтов, а кто — за штамп в паспорте и домик в предместье. Все женщины — шлюхи. Если не буквально, то потенциально.
— Вернон… — Майя попыталась рассмеяться. — Ты ведь так не думаешь, правда?
— Конечно, думаю. Исключений не бывает. Моя мать… Твоя мать. Эти сучки стоят друг друга.
Майя не сводила с него глаз. И не смела посмотреть на дверь ванной.
— Но теперь ты моя жена, и если ты пытаешься разыгрывать потаскуху перед моими служащими, то должна быть наказана.
Его тон изменился. В детстве Майя боялась, когда родители на нее кричали. Вернон не повышал голоса, однако теперь она боялась не меньше. Майя побежала к двери ванной, но едва она схватилась за ручку, как Вернон заставил ее разжать пальцы.
— Сука, — сказал он. — Шлюха.
Жаркое дыхание мужа касалось ее шеи. Он заломил ей руки за спину и начал трясти.
— Французским проституткам не нужно было искать клиентов. Мы, молодые солдаты, просто выстраивались в очередь, и сержант выкликал наши номера. Десять минут на каждого. Конечно, когда я стал офицером, все было по-другому. Тогда у нас появились проститутки рангом повыше. Именно такая ты и есть, правда, Майя? Проститутка высокого ранга.
Майя не могла говорить, на ее глазах проступили слезы. Раньше Вернон только давал ей пощечины и слегка толкал, но теперь боль была такой сильной, что у нее потемнело в глазах. Она едва дышала.
— Отпусти меня, Вернон, — выдавила Майя. — Ты делаешь мне больно. Вывихнешь плечо…
— Не вывихну. Придется вызывать врача, а это мне совсем ни к чему.
Вернон выпустил ее так внезапно, что Майя упала на пол. Все закончилось, с облегчением подумала она. Но тут Мерчант сказал:
— Майя, сними свои цацки.
Она подняла взгляд. Вернон снова сидел в кресле.
— Быстрее, Майя, — негромко сказал он.
Как ни странно, она послушалась. Руки тряслись, одна серьга застряла в мочке, а колье пришлось снять через голову.
— Так лучше. Конечно, одежда никуда не годится. Слишком дорогая. — Вернон встал, поднял Майю и начал расстегивать на ней платье. На полу растеклось озеро из черного шелка. Потом он стащил с нее комбинацию, разорвав тесемки и кружева. — Я куплю тебе обмундирование уличной проститутки. И помады мало. Добавь еще. Как и этих черных штук вокруг глаз.
Обнаженная Майя сидела у туалетного столика и красила губы. Рука дрогнула, и абрис губ изменился. Лицо, смотревшее на Майю из зеркала, принадлежало не ей, а какой-то старой уродине.
— Ложись в постель, Майя.
— Вернон… Пожалуйста…
Он снова улыбнулся и показал мелкие, белые, острые зубки.
— Ради этого я тебя и купил. — Ей уже приходилось видеть этот взгляд. Такие алчные, голодные, довольные глаза были у Вернона, когда он ударил ее в первый раз.
— Ложись в постель, Майя, — повторил Вернон, и она подчинилась.
После катастрофы в ресторане Робин избегала и Фрэнсиса, и Джо. Пророчество Джо о том, что она при первых же трудностях сбежит к родителям, безумно разозлило ее. Ну а Фрэнсис… Мысли о Фрэнсисе доводили ее до исступления. Робин не нравилось, что Клоди флиртовала с ним. Не нравилось сравнивать себя с Клоди. Девушка выходила из себя, считая, что и Фрэнсис, и Джо обращаются с ней так, будто ей не девятнадцать, а двенадцать. Робин не давала покоя мысль, что она ушла из дома почти год назад, но до сих пор не нашла интересной работы, не съездила за границу и не лишилась невинности. А ей так хотелось написать Майе и Элен и пригласить их отпраздновать по крайней мере одну веху женской жизни. Впрочем, Майя, у которой был огромный дом и богатый муж, стала самодовольной и противной.