На следующее утро за завтраком отец описывал нам свою бессонную ночь. Посуда была использована в качестве декораций, а чайная ложка стала змеей.

— Папа, — сказала я разочарованно, когда он закончил свой рассказ, — почему ты меня не разбудил? Я могла бы тебе помочь!

— И я, и я! — подхватил Кристиан.

— Это очень мило с вашей стороны, — ответил отец, — и я не сомневаюсь, что Кристиан хорошо обращается с луком и стрелами, а ты, Сабина, — настоящий охотник. Но мне как-то спокойнее, когда вы в полной безопасности лежите под своими москитными сетками. Тогда я чувствую, что смогу лучше вас защитить. Вы можете это понять?

Кристиан и я кивнули одновременно.

Но может же случиться так, что отца не окажется дома, подумала я. И если нужно будет выкинуть из дома змею, мы сможем это сделать сами. Довольная собой, я выбежала наружу, чтобы принять в реке утреннюю ванну.

Около трех месяцев прошло после нашего переезда к фаю, когда мы заметили, что местные дети иногда словно боятся чего-то, но мы не понимали — чего.

Нас очень радовало, что они с большим удовольствием стали присоединяться к нашим играм, но, даже играя, ребята с опаской смотрели по сторонам. Чаще такое бывало, когда на каноэ приплывали фаю из соседних деревень или незнакомые воины внезапно возникали из джунглей. И в тот день дети не стали играть, как это было, когда мы только приехали. Они не отходили от родителей или сидели, прислонившись к дереву.

В тот день я обратила внимание на группу фаю, которых раньше никогда не видела. Они приплыли на двух каноэ, и что показалось особенно удивительным, — среди них не было ни одной женщины.

Я как раз сидела у костра с Кристианом, Туаре и Бебе, мы ели ква — плоды хлебного дерева, которое росло прямо у нашего дома. Самые искусные собиратели плодов — молодые юноши фаю — доставали нам их. Ква по величине такой же большой, как дыня. Темно-зеленый, шероховатый, а по вкусу напоминает что-то среднее между хлебом и картофелем. Положив плоды прямо в костер, мы терпеливо ждали, когда они почернеют, — тогда их можно есть. Туаре взял один из костра и стал давить его своей босой ногой, пока он не раскололся. Внутренняя часть ква состоит из молочного цвета волокнистой мякоти, которая обволакивает коричневые орешки. Вот эти-то орешки мы и ели с большим удовольствием.

Как раз, когда мы уплетали второй ква, показались два каноэ. Местные жители заволновались. Туаре и Бебе с другими детьми и женщинами мгновенно скрылись в джунглях.

Мы с Кристианом остались у костра. Не каждый же день происходит такое!

Мужчины нашей деревни, как всегда, с луками и стрелами наготове, собрались вместе. Лодка причалила, и незнакомцы высадились на берег. Мы с любопытством смотрели на прибывших. Мрачные и воинственные, они с ног до головы были увешаны украшениями. Незнакомцы уставились на нас, но никто не улыбался, не терся лбом в знак приветствия, как это было принято. Я заволновалась... с такой ситуацией еще не приходилось сталкиваться.

Отец вышел из дома, чтобы поприветствовать гостей. Он вручил им рыболовные крючки и веревки в качестве приветственного подарка и попытался с помощью того скудного словарного запаса, который он успел накопить, завязать беседу.

Первый час прошел спокойно. Мы с Кристианом решили, что нам лучше пойти пока искупаться. Но только мы зашли в воду, голоса на берегу стали громче. Я взобралась на склон, чтобы все разглядеть. Две группы фаю сидели и стояли друг против друга: люди из нашей деревни с одной стороны, незнакомцы — с другой. Было видно, что и те, и другие настроены враждебно. Все мужчины в одной руке держали лук, а в другой стрелу.

Танец войны

Прошел еще час, но атмосфера только накалялась. Послышались крики. И мама, чувствуя, что что-то здесь не так, велела нам быстро идти домой. Отец зашел в дом последний и запер за собой дверь. Мы с Кристианом залезли на скамейку, чтобы наблюдать за происходящим в окно.

Теперь все фаю стояли прямо друг против друга, что-то громко выкрикивая. Внезапно атмосфера изменилась — такого я никогда не видела ни до, ни после этого. Лучше всего это можно описать словами темное и тяжелое: снаружи еще светло, но внутри уже разрастается вязкая и опасная темнота.

Я снова выглянула наружу: некоторые воины топали ногами. Они собрались в круг и постоянно повторяли одно слово: «Увха, увха, увха...» — клич войны! Скоро к ним присоединились и остальные. Они стояли напротив друг друга, топали ногами, луки были натянуты, но ни одна стрела не вылетела. Затем они начали бегать, будто по заранее спланированному сценарию: обе группы разбежались приблизительно на сто метров, потопали, опять сбежались и остановились в двух метрах друг от друга. Снова начали топать, снова побежали в противоположные стороны... Все это продолжалось в течение часа, и они не выглядели уставшими.

Думается, таким образом они вводили себя в транс. Постепенно движения туземцев становились какими-то парящими, и голоса начали меняться: некоторые стали очень низкими, другие очень высокими в нескончаемом «увха, увха, увха!».

Наконец мне надоело это зрелище, и я стала читать книгу. Она подходила уже к концу, когда послышался крик между кличем «ухва-ухва». Затем еще один, война началась. Дальше события развивались молниеносно. Мы старались держаться подальше от окон, чтобы в нас не попали стрелы, которые могли запросто залететь в дом. Слава Богу, этого не случилось.

Затем все стихло. Фаю из другой деревни подобрали раненых, сели в каноэ и уплыли.

Отец первым вышел на улицу, чтобы разведать обстановку и помочь, если нужно. Через минуту он крикнул маме, что все спокойно. Мы вышли на улицу — дома осталась только Юдит, которая все еще была сильно напугана — и то, что увидели, было просто ужасным. Вся деревня была будто парализована: люди замерли в горестном молчании. Многие истекали кровью. К счастью, не было убитых. Мама быстро начала перевязывать раненых, мы с отцом стали ей помогать.

Впоследствии воины часто приходили к нам после боя, чтобы сделать перевязку. Из-за жаркого тропического климата всего за несколько часов может развиться опасная инфекция, поэтому даже легкораненые могут умереть через несколько дней после боя.

Вождь Баоу не был ранен, он сидел в стороне от других воинов и смотрел прямо перед собой. Отец с сочувствием подошел к нему и постоял, не говоря ни слова. Потом мы снова вернулись в дом, начинались сумерки.

Теперь мы знали, что такое война между двумя племенами фаю. В тот день сражались сефоиди, чьи земли находились вверх по реке, и тигре, жившие прямо около нашего дома. Но могли быть и другие комбинации. Большое племя фаю, исчислявшееся прежде тысячами человек, почти истребило себя к моменту нашего приезда — осталось 400 мужчин, женщин и детей!

Это был не последний бой в джунглях, которому я была свидетелем. Но в первый и последний раз я своими глазами видела летящие стрелы. И когда сейчас оглядываюсь назад, не могу припомнить, чтобы в тот момент мне было страшно — возможно, я верила в светлое будущее фаю.

Вечером мы читали свою молитву с гораздо большим прилежанием, чем когда бы то ни было. И когда я ложилась спать под хор цикад и лягушек и посмотрела на небо, усыпанное звездами, снова прочитала молитву и попросила от всего сердца: «Боже, подари фаю мир!»

Когда ребенок чем-то увлечен, ему не хочется думать ни о чем другом. То же самое происходит и в джунглях.

Однажды мама вышла на кухню и увидела, что я завалила весь стол горшками, бутылками из-под масла, полотенцами, ножами и прочей посудой. Она удивленно спросила:

— Что ты делаешь, Сабина?

С горящими глазами я крикнула:

— Мне нужны вещи! Меня ждет фаю, который хочет отдать детеныша крокодила, а взамен получить все это, — я кивнула на стол.