Теперь послушай еще одну историю и прости, если я не назову имен грешников. Это была красивая супруга туринского промышленника У, тоже очаровательная, высокая, жгучая брюнетка с подправленным после операции носиком и чувственным ртом. Все изгибы у нее были в порядке и на нужных местах, поскольку не так давно один известный специалист по пластической хирургии сделал ей все, что было необходимо с помощью операции, продолжавшейся восемь часов. Она стала «закадычной подругой» антиквара П. из Милана. Очаровательная бывшая «девушка по вызовам» из Рима делала свои приобретения исключительно через этого представителя безалаберного мира антиквариата. У П. были свои апартаменты в Милане, Париже, Лондоне, Нью-Йорке и небольшая квартирка в Риме. Дубликаты ключей от своих апартаментов он любезно предоставил своей «закадычной подруге». Многие антиквары пытались договориться с ней или с мужем в надежде что-нибудь продать, но все было напрасно. Она лишь издевательски улыбалась и отделывалась любезностями вроде: «Ах, какая прелесть! Я бы не раздумывая купила это, но я слишком люблю П. и боюсь сделать ему больно, купив это у вас. Сами понимаете, мы очень большие друзья. Во всяком случае, спасибо за удовольствие, спасибо, что дали мне посмотреть на это чудо». Однажды, как всегда в сопровождении неразлучного друга П., она появилась в одном из известнейших салонов Ломбардии, где настоящую сенсацию вызвала картина Индуно. За полгода до ее появления в Ломбардии тот же П. приобрел ее на одном из аукционов в Нью-Йорке за 80 миллионов. На этом салоне очаровательница приобрела картину «всего лишь» за сто восемьдесят, естественно, с одобрения своего доверенного советника и «закадычного друга».

— Поздравляю, дорогая, с блестящим приобретением.

Не стоит и говорить, дорогой Армандо, что коллекция этой сеньоры — сплошь дорогая дешевка. Тут можно найти что угодно: подделки, настоящие произведения искусства, народные поделки, совершенно великолепные вещи и просто пошлятину. Так что, дорогой, у нас это называется не шантажом, а просто благотворительностью за услугу. Ведь синьору не заставляли покупать картину или картины; ей просто посоветовали приобрести кое-что из того, что синьоре понравилось, а она уж сделала так, чтобы это понравилось мужу. А с другой стороны, синьора использовала со своими случайными спутниками все эти апартаменты антиквария П. Ведь должна же она была как-то отблагодарить блюстителя ее собственной «пещеры»?

Поверьте мне, в мире, в общем, ничего не изменилось. Когда-то были короли, принцы, словом, всякая знать и богатые люди, у которых были собственные посредники в темных делах, сводники и шуты. Были люди, занимавшиеся организацией праздников и развлечений, а были и те, которые занимались меблировкой, обстановкой. У нового общества появились люди, которые ради выгоды готовы на все. Подумай только: ведь сегодня жена готова проводить мужа к антиквару в сопровождении «приятеля» из мира искусства и присоветовать ему купить кое-что. Потом все они приходят к антиквару и по-братски делят между собой 20 % «навара».

— Может, все оно и так, Самуэль, но мы, полицейские, называем все это платой за молчание или кражей…

— Дорогой Армандо, не вытягивай на свет, пожалуйста, свои худшие качества полицейского, когда у тебя на первый план выступает уголовный кодекс. И без критики, пожалуйста. При любых обстоятельствах старайся остаться тем утонченным человеком культуры, которого я знаю. Тебе прекрасно известно, что на Сицилии, если кто-то оскорбил словами уважаемое лицо, то обидчика находят мертвым с кляпом во рту, а то и с членом, если вместо языка он использовал еще и это. Конечно же, все это вульгарные, жестокие и дикие преступления вульгарных, жестоких и диких людей, погрязших в преступлениях и привыкших властвовать с их помощью, привлекать внимание к себе, приобретать друзей и врагов, в общем, использовать преступление в качестве рекламы. Все это очень печально, но к тому, что я сказал — не придерешься.

— К сожалению, это действительно так, — с горечью согласился Армандо.

— А в нашем кругу, — продолжал старик, — предательство — вообще что-то вроде хлеба насущного. Ладно уж коллективные случки (вообще-то это одна из самых древних или, если хочешь, социалистических, форм получения чувственного удовольствия), так ведь часто свекор (с молчаливого согласия сына) «пользует» сноху. Таким образом, сын расплачивается с отцом, уступая ему немного свежего мяса, и в то же время может поразвлечься с любовницей без риска выслушивать занудистые упреки жены. И все счастливы: у каждого своя игрушка. И все молчат: ждут смерти старика, чтобы наложить руки на наследство.

Но все это ничто, по сравнению с отцом, который спит с женой или дочерью ближайшего друга и, заметь, у того и в мыслях нет засунуть этому типу член прямо в рот (вспомни этот милый сицилийский обычай), потому что деньги, большие деньги, смягчают боль, уничтожают страсть, с корнем вытравляют стыдливость и целиком усыпляют совесть. То есть исчезает граница между добром и злом. У нас пакеты акций переходят из рук в руки спокойно, но украдкой, чтоб никто ничего не заметил, и единственное проявление чувств, которое при этом допускается, состоит в том, чтобы показать при этом абсолютное отсутствие чувств. Можно делать все что угодно, лишь бы ничего не «просочилось». Но, тем не менее, все становится известным (и это не я придумал), но все остается в узких рамках определенного круга, который считает, что ему все позволено, потому что он думает, что может позволить себе все что угодно. Не будем забывать, что Бог существует для бедняков, но редко выступает на их стороне.

— Но почему же ты не попытался хоть как-то нарушить этот порядок?

— Видишь ли, в этом деле завязано столько аукционов, салонов, сошлись интересы стольких людей, причастных к этому миру, что я сразу бы оказался в одиночестве и кончил бы, как Дон Кихот, понапрасну изломав копье в борьбе с ветряными мельницами. Не забывай, что аукционы ничего не гарантируют, потому что у них есть мощная политическая поддержка, но ходят слухи, что именно они — некоторые из них — и финансируют некоторые партии. Этим, пожалуй, и объясняется то, что у нас, в единственной из стран Европы, лондонские Сотби и Кристи, не считая других известных фирм, могут спокойно работать по ночам и по праздникам, когда богатая клиентура освобождается от работы и может собраться почти вся здесь, как на приеме в великосветском обществе. Если бы в Италии продажа на аукционе, как во Франции, например, подчинялась законным нормам, т. е. если бы подлинность проданного товара гарантировалась законом, дай Бог, если бы пятая часть наших аукционов осталась в живых. Ну, а Кристи и Сотби пришлось бы срочно паковать чемоданы и распрощаться с ночными и праздничными распродажами. Но, по счастью, наша история была всегда богата нашествиями иностранцев и любовью к иностранщине, не говоря уже о политических фокусах, в результате которых дурака превращают в гения, а гения в дурака.

— Но ведь есть люди, вроде тебя, которые не очень-то настроены против незаконной конкуренции на аукционах?

— Когда-то они пытались протестовать, но не забывай, что мы живем в мире индивидуализма, исключительного индивидуализма, и очень трудно предположить, что одни могут в чем-то согласиться, но другие будут продолжать снабжать аукционы. Одно время пытались навести здесь некоторый порядок, но вдруг выступил какой-то политический деятель из Ломбардии со своим декретом (конечно же, деятель был подкуплен), где запрещалась работа всех «соответствующих учреждений, за исключением государственных, в ночное время», т. е. он сумел легализовать то, что до сих пор считалось противозаконным. С тех пор (и даже раньше) змея радостно кусает себя за хвост и подыхает со счастливой улыбкой. Это положение действует уже более тридцати лет, а конца этому не видно. Но самое нелепое и смешное в этом деле то, что и ночные аукционы вначале, и выставки потом были предложены по инициативе профсоюзов торговцев предметами антиквариата, состоящими в то время как из антикваров, так и из аукционеров. Поскольку в Италии, в отличие от других европейских стран, не существует закона, запрещающего антиквару быть одновременно и аукционером, эти профсоюзы поневоле должны были стать смешанными, со всеми вытекающими отсюда абсурднейшими последствиями. Именно эти профсоюзы, причем с огромным энтузиазмом, способствовали открытию ночных аукционов.