Сначала он осмотрел дверь и окно, затем люстру, кресло, полки, пол и, наконец, письменный стол. Сначала он ничего не обнаружил. Затем, вытянув до конца правый ящик, между доской стола и дном ящика, нашел то, что искал: аппарат, чуть больше дамских часиков, способный четко передавать радиосигналы на расстоянии пятисот метров. Комиссар удовлетворенно улыбнулся и оставил аппарат там, где его нашел. Он вышел из кабинета и направился на квартиру к Джулии, где обнаружил ту же технику в одном из стеклянных плафонов люстры, под перекладиной кровати и между стеной и вытяжным колпаком на кухне. Тут он тоже оставил все как было. Он не пошел домой, но был уверен, что и там его тайные «доброжелатели» понатыкали передатчики в каждой комнате. Он позвонил Джулии на работу и пригласил ее позавтракать.

Армандо рассказал ей обо всем, что произошло за последнее время и посоветовал быть очень осторожной. На крайний случай договорились использовать условный знак. Джулия должна была, между прочим, сказать: «Маме нехорошо», а Армандо: «Сегодня не могу, вечером я должен быть дома». Если кто-то из них произносил условленную фразу, то через полчаса они должны были встретиться под портиками виа Рома у кафе-мороженого и постараться избежать слежки. Вместо того, чтобы испугаться, Джулия, казалось, очень возбудилась при мысли, что помимо воли стала участницей криминальной истории.

— Армандо, — сказала она со счастливой улыбкой, — я становлюсь героиней детективного фильма.

Комиссар ничего не ответил, но, невольно вздрогнув, не мог не подумать, что в жизни, в отличие от фильмов, благородный герой очень часто терпит поражение, а мерзавцы бывают оправданы за недостаточностью улик.

Казалось, Марио почувствовал, что за его шефом установлено наблюдение. Поздно вечером молодой сотрудник Сюртэ доставил из Парижа солидный пакет. Поскольку Марио не удалось разыскать комиссара, он решил доставить пакет на дом и вручил его без лишних слов. Они и так поняли друг друга. Армандо ничего не говорил о новой ситуации, складывающейся в связи с делом Рубироза, но, очевидно, стены управления были недостаточно плотны, чтобы не пропустить некоторых тайн, или же у болтунов и сплетников слух и нюх на новости оказались намного тоньше, чем предполагалось. Марио сказал Ришоттани, что он в полном его распоряжении.

Отчет комиссара Брокара о посреднике начинался так.

«Дорогой друг,

я последовал вашему совету и перенес расследование в среду антикваров и на аукционы, чтобы установить личность этого посредника, который, по моим сведениям, вполне мог оказаться директором одной из крупных художественных галерей.

Когда я потерял уже всякую надежду на какой-либо результат, неожиданное везение целиком перевернуло всю ситуацию. Везение заключалось в том, что я отыскал одного молодого человека, смертельно ненавидевшего одного антиквара с набережной Вольтера: тот нанял его не столько в помощники, сколько для того, чтобы постоянно к нему приставать со своими гнусностями. Парень ему наотрез отказал и был тут же с треском выгнан с работы. Мне подумалось, что идея поговорить с кем-нибудь, кто не мог не иметь зуба против антикваров, могла дать неплохие результаты. В течение многих дней мои вопросы разбивались о несокрушимую стену круговой поруки этих «знатоков искусства». Никто рта не открывал, ничего не знал, все сплетничали друг на друга, но когда речь заходила о товаре, они превращались в трех знаменитых мартышек: «ничего не вижу, ничего не слышу и ничего не скажу»…

Идея оказалась плодотворной, и парень выложил все как есть. Он вспомнил, как его работодатель разговаривал с директором «Арт Гэлери» в Монте-Карло, неким Марком Дювалем (о нем я уже говорил с вами по телефону). Он директор одной из известнейших галерей. Разговор шел о передаче каких-то двух вещей. Когда я поставил под контроль телефонные переговорю с галереей, стало ясно, что в руки к нам попало что-то весьма взрывоопасное.

Вы, дорогой друг, даже представить себе не можете, насколько нелегальная торговля в Вентимилья превосходит легальную. А ведь Марк Дюваль следит за тем, чтобы с той и другой стороны не было нарушений в поступлениях. Лучше будет пояснить это на конкретном примере. Некий антиквар, назовем его X желает отправить в Рим, Лондон, Нью-Йорк или еще куда-то некий предмет старины, но очень боится, что при отправке законным путем предмет этот может быть приобретен на основе фактуры, представленной в управление изящных искусств через Национальное управление музеями, или же сама академия запретит экспорт этого произведения. Иначе говоря, возможность сбыта этого произведения будет ограничена национальными рамками. Вот тогда и приходит на помощь Марк Дюваль. Тщательно упакованная вещь безымянно отправится к месту назначения, и доставит ее один из водителей, постоянно совершающих рейсы между Парижем, Лондоном, Веной и другими интересными городами. Антиквар откинет кое-что за перевозку Марку Дювалю. Меня уверили, что товар, идущий по этой системе, как правило, прибывает по назначению раньше того, который следовал по официальным каналам. Потери и кражи не обсуждаются. Не прощают того, кто ошибся, и ни за что не дадут ему ошибиться во второй раз. У каждой страны есть свой маленький посредник. Если вдруг, во время неожиданного досмотра, таможенники обнаружат у водителя какую-то вещь, не подтвержденную документом, он тут же валит вину на фирму, которая его наняла и старается оправдать наличие товара банальнейшими способами, но никогда не произнесет ни имени посредника, ни имени антиквара, ни того, кто должен получить этот товар. Товар изымают; но никто его не затребует, никогда.

Не стоит и говорить, что я тут же приставил двух агентов к Дювалю с заданием ни на минуту не терять его из виду, в надежде обнаружить всю подпольную сеть торговли искусством. К сожалению, я недооценил, с одной стороны, сложности операции, а с другой, переоценил интеллектуальные способности моих агентов.

Однажды вечером мои люди перехватили телефонный разговор с Марком Дювалем, но не поняли его важности, а когда решили сообщить мне об этом, было слишком поздно.

Вот вам дословная запись этого разговора:

— Это ты, идиот? Ну что, решился говорить?

— Нельзя ли узнать, кто вы и что вам надо? Я даже не предполагаю, о чем речь.

— Кончай финтить, мы располагаем такой информацией, которой достаточно, чтобы запрятать тебя за решетку до конца твоих паршивых дней. Выкладывай, как звать девочку. Говори или плохо будет. Ты же знаешь, мы не шутим. Времени у тебя до завтра.

— Если это не прекратится, я обращусь в полицию.

Послышался раскатистый смех, а потом внезапно — свирепо:

— Ладно, кретин, до завтра.

Разговор оборвался.

А в субботу мои люди заметили, что Дюваль не выходит из дому целый день. Ближе к полуночи телефон в его квартире звонил долго, но без ответа. Вот тут-то, заподозрив неладное, они начали беспокоиться. Поднялись на четвертый этаж, где Дюваль обретался в двухкомнатной квартире с претензией на шик и долго звонили у двери, не получая ответа. Тогда они взломали дверь и в гостиной (она же спальня) увидели пренеприятнейшее зрелище: голый Марк Дюваль, привязанный к креслу. После того, как Дювалю замотали рот, чтобы не орал, его пытали с помощью горелки, потом с помощью электричества и, наконец, с помощью бритвы. Этот сильный пятидесятилетний человек, должно быть долго держался. Во всяком случае, порезов и ожогов на теле было очень много. Капли крови застыли на волосах груди, рук и ног, все тело было испещрено рваными ранами. Зрелище было ужасающее. Те, кто этим занимался, ясно, дело свое знали. На левой руке Дюваля не хватало двух ногтей, которые валялись у его ног в уже высохшей лужице крови на дубовом полу, правая рука безвольно свешивалась с подлокотника кресла. Очень возможно, что выпытав у него все, его зверски задушили, перекрыв сонную артерию. Убийца обладал, видимо, невероятной силой. Артерию он просто превратил в кисель. А синюшное лицо Марка Дюваля с вывалившимся фиолетовым языком и вытаращенными глазами приводило в шок тех, кто это видел. Как только меня поставили в известность, я сразу же приказал отправить труп в морг без лишнего шума, чтобы «мошкара» особо не распространялась об этом убийстве. Я распорядился, чтобы в квартире дежурили, прослушивали и регистрировали возможные телефонные переговоры.