Хитрый план Джонни почти не оставлял шансов на успех. Шанс взять все деньги в конце дня был один из десяти миллионов.

Джордж знал, что бронированная машина приходит приблизительно в пять часов и паркуется прямо напротив главного входа в здание клуба. В машине остаются два охранника, один — за рулем, а второй приставлен к пулемету, установленному на крыше броневика. Двое до зубов вооруженных инкассаторов идут в офис. От входа до офиса их сопровождают несколько частных охранников-пинкертоновцев. Два детектива несут постоянное дежурство в главном офисе, где и скапливаются все деньги.

Следовательно, как только появится броневик, ни о каком ограблении не может быть и речи.

Одна мысль о дерзком плане Джонни бросала Джорджа в дрожь.

Этому Джонни мужества не занимать, думал Джордж, надо отдать ему должное. Чтобы такое спланировать и провернуть, нужны не только хорошие мозги, но и железные нервы. Войти одному в офис и очутиться нос к носу с вооруженными легавыми — такое под силу немногим.

Когда поезд подходил к платформе станции, от которой до ипподрома было рукой подать, Джордж взглянул на часы и машинально отметил, что электричка, как всегда, пришла минута в минуту. Он зашагал к зданию клуба, стараясь держаться особняком.

Оставалось ждать еще четыре часа.

В восемь часов утра в субботу Рэнди Кеннан заступил на дежурство. Его смена продолжалась двенадцать часов. В течение этого времени ему предстояло патрулировать по очереди две улицы. Обычное дело.

Садясь в черно-белую патрульную машину, Рэнди вознес мольбы Всевышнему, чтобы сегодня обычность этого дела ничто не нарушило. А впрочем, плевать. Что бы ни произошло — хоть с полдесятка убийств и расовые беспорядки, — Рэнди знал, что ему делать, и был готов к этому.

К счастью, утро прошло спокойно. Попалась только пара пьянчуг, нализавшихся спозаранку, и случилась драка на Колумбус-авеню. Плюс Рэнди оштрафовал водителя за превышение скорости, да еще одна женщина-раззява потеряла в магазине ребенка. Вот и все происшествия.

В 12:30 Рэнди связался с участком и сказал, что отправляется перекусить, но отсутствовать будет не больше получаса. Ровно в час, уже сидя за баранкой, он доложил по рации, что снова заступил на дежурство. Все шло обычным чередом.

В два часа он подрулил к магазину на 61-й улице недалеко от Бродвея. Оставив и двигатель и рацию включенными, Рэнди заскочил внутрь и прошел к телефонной кабинке. Трубку в участке взял дежурный сержант. Рэнди даже не пытался изменить свой голос: он был уверен, что его не узнают. Дежурный обычно говорил с ним по коротковолновому передатчику. Сержанту Рэнди представился шурином лейтенанта О’Мэлли из Ширли, на Лонг-Айленде.

— Жена лейтенанта, моя сестра, неожиданно заболела, — сказал он. — У нас дома нет телефона. Сообщите об этом лейтенанту и попросите его приехать.

Рэнди повесил трубку и через минуту уже сидел в машине. Он надеялся, что его уловка сработает.

О’Мэлли был его непосредственным начальником, и Рэнди знал, что в его пляжном коттедже нет телефона. Он несколько раз бывал там в гостях у лейтенанта.

Уловка могла и не удасться. Нельзя было исключать того, что О’Мэлли проверит сообщение через полицию Саффолка. С другой стороны, не исключена была и вероятность того, что, получив сообщение, лейтенант отпросится с дежурства и помчится на Лонг-Айленд, чтобы самому все узнать.

Было бы хорошо, если бы сработал второй вариант. В этом случае если Рэнди станут искать между тремя и пятью часами, а О’Мэлли не будет на дежурстве, то подменивший его офицер полиции вряд ли сможет установить, когда именно оборвалась связь с патрульной машиной Кеннана. Если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего, они, скорее всего, подумают, что у Рэнди сломалось радио, и пошлют на место происшествия кого-то другого.

О’Мэлли, сам совершавший патрульные выезды, под началом которого были все полицейские участка, был, пожалуй, единственным, кто знал маршрут Рэнди настолько, чтобы догадаться, где его можно искать.

В конце концов, даже если за это время случится что-то серьезное и Рэнди не найдут — ничего страшного. Он может всегда сказать, что задремал, зарулив в переулок, а радио сломалось, — он об этом побеспокоится. Самое большее, что с ним сделают, — вычтут из зарплаты за несколько дней или разжалуют в «пешего» полицейского — будет топать по участку на своих двоих.

Вот и все.

Когда часы показывали без десяти минут три, по рации ему сообщили, что на углу Бродвея и 69-й улицы уличная драка.

— Пусть эти сукины дети дерутся, сколько им влезет, — сказал Рэнди самому себе и, развернув патрульную машину в южном направлении, поехал к центру. На 59-й улице он свернул на мост Куинсборо. Можно было выбрать путь короче, но Рэнди хотел миновать турникеты, где взимались дорожные сборы. При таком интенсивном движении, какое бывает на трассе Нью-Йорк — Лонг-Айленд в субботу во второй половине дня, никто не приметит патрульную машину, но ее появление у дорожного турникета может кому-нибудь запомниться.

Поглядывая на часы, Рэнди держал постоянную крейсерскую скорость. Мысленно разделив свой путь на шесть отрезков, он точно рассчитал, в какое время он будет в том или ином пункте. Самое важное было прибыть на ипподром в точно условленное время, и Рэнди это прекрасно понимал. Конечно, приехать минутой-другой раньше — роли не играло, но опоздать даже на десять секунд значило бы провалить дело.

Свернув на парковую автостраду у Форест-Хиллз, Рэнди отметил, что укладывается точно — минута в минуту. Он улыбнулся и, держа руль одной рукой, достал сигарету из кармана мундира.

Ровно в 4:30 он выехал на бульвар, идущий параллельно скаковой дорожке ипподрома. В 4:35 повернул на узкую асфальтированную аллею, ведущую к конюшням. Посередине нее стоял полицейский в форме и лениво отмахивал немногочисленным водителям, покидавшим ипподром, не дожидаясь конца скачек. Когда Рэнди проезжал мимо, он помахал ему. Рэнди кивнул и поехал к задней стороне здания ипподрома, где располагался главный офис.

До его ушей с трибун доносился гул возбужденной толпы: лошади взяли старт в седьмой скачке на приз Кэнэрси.

У главного офиса полдесятка машин стояли тут и там, нарушая правила парковки. От одной из них неторопливо отходил человек. Рэнди остановил машину у высокой глухой стены здания, выходившей на улицу.

Он взглянул на часы: минутная стрелка только что прошла отметку 4:40.

Неумолчный рев толпы на трибунах ипподрома вдруг оборвался, сменившись полным молчанием, но спустя мгновение Рэнди услышал бешеную тысячеголосую какофонию.

Опытный полицейский, он сразу же уловил на слух, что на ипподроме началась всеобщая свалка.

Приоткрыв дверцу автомобиля, он не сводил глаз с ряда из трех окон в глухой бетонной стене на расстоянии семидесяти футов от земли.

Когда Морис Коэн добрался до угла Южного бульвара и 149-й улицы, было 8 часов 30 минут утра. В газетном киоске он купил беговой листок и зашел в оживленный кафетерий по соседству. Он заказал чашку кофе и, достав из внутреннего кармана пиджака авторучку, аккуратно расправил лист на столике. Около сорока пяти минут он что-то чертил и писал. Затем сложил листок, сунул его в боковой карман, заплатил за кофе и вышел.

В банке на углу, около входа в метро, он с небрежным видом подошел к первому же окошку, просунул в него пятидолларовую купюру и попросил девушку-кассира дать ему два столбика пятицентовых монет — по два доллара в каждом. Улыбнувшись, она разменяла, как он просил, и протянула ему доллар сдачи.

Морис положил в боковые карманы по столбику монет.

Для сегодняшней работы он был достаточно вооружен. Морис знал, что столбик из сорока пятаков не менее эффективен, чем полицейская дубинка. К тому же с ним ничем серьезно не рискуешь: закон не считает пятачки оружием.

По пути в центр он открыл утреннюю газету и отыскал расписание поездов. Он решил поехать поездом, отправлявшимся в 12:30. Морис собирался делать ставки в каждой скачке — на всякий случай. Если в результате заварушки его арестуют, он, по крайней мере, сможет доказать, что на ипподроме он находился на законных основаниях.