Насчет того, что колдуны бывают только в сказках, как утверждал, например, папа, Вовка еще в Москве сильно сомневался. Почти в каждой газете среди рекламных объявлений можно прочесть что-нибудь типа того: «Колдун Сидоров предлагает свои услуги…» или «Ведьма Марфа снимет сглаз и порчу. Оплата сдельная». Правда, папа говорил, мол, никакие это не колдуны, а просто жулики, но Вовке почему-то хотелось верить, что колдуны бывают на самом деле. И втайне он мечтал познакомиться с каким-нибудь колдуном. Чтобы тот, скажем, помогал уроки готовить. Но в рекламных объявлениях таких услуг почему-то не предлагалось. К тому же Вовка знал, что за бесплатно ни один колдун работать не будет, а денег у Куковкина не было. Даже если отказаться от мороженого, кока-колы, чипсов и тому подобного, на оплату хорошего колдуна сэкономленного явно не хватило бы. Наконец, Вовка знал, что колдуны бывают добрые и злые. Нарвешься на какого-нибудь, а он тебя в крысу превратит или еще в какую-нибудь дрянь.
Сразу после похода на речку Вовка был убежден, что если кот — колдун, то непременно злой. Раз по его вине кролики и поросята болеют, банки с огурцами взрываются и другие беды происходят, то ничего хорошего от этого зверя ждать не приходится. Однако после того, как кот Злодей помог ему одолеть Поросятниковых на футбольном поле, Куковкин засомневался в том, что сказал Макарыч.
Может быть, просто кот на прадедушку за что-то обиделся? Например, шел себе Злодей по каким-то мирным кошачьим делам и перебежал старику дорогу. А тот в него палкой или камнем запустил ни за что ни про что. Могло быть такое? Запросто! Все знают, что если черная кошка дорогу перебегает — это не к добру. Но при этом кидаться в нее чем ни попадя вовсе не обязательно. Надо трижды плюнуть через левое плечо — и все будет в порядке. Это Вовке ребята в школе рассказали. А прадедушка небось этого не знал, вот и поссорился с котом-колдуном…
Сон между тем продолжался, и Вовка все так же поглаживал Злодея, а таинственная энергия все так же перетекала от ладони до Вовкиной макушки. При этом Куковкина все больше наполняло какое-то странное ощущение эдакого веселого страха, которое в прошлом возникало тогда, когда Вовка, например, наскоро, перед самым уроком, списывал у кого-нибудь домашнее задание. Или, опять же наскоро, пытался выучить стихотворение. Посещало его это чувство и тогда, когда он делал что-нибудь запрещенное родителями. Например, тайно залезал в шкаф и съедал несколько ложек варенья прямо из банки. Всегда в таких случаях Вовка испытывал легкий страх, но вместе с тем было весело оттого, что он нашел в себе отвагу нарушить запрет. В общем, сейчас было то же самое: ведь прадедушка запрещал гладить кота, а Вовка гладил. И понимал, что раз это происходит во сне, то разоблачить его будет невозможно. Поэтому удовольствия от нарушения запрета было намного больше.
Неожиданно Злодей выскользнул у Вовки из-под руки и, задрав хвост трубой, куда-то помчался. Куковкин тут же побежал следом. Да, он в этот момент еще помнил, что кот может увести его на речку Дурную или на Гнилое болото. Но, во-первых, Вовка считал, что во сне ничего подобного случиться не может, а во-вторых, уже не верил в то, что кот ему может принести какое-то зло.
Злодей побежал куда-то влево от футбольной площадки. То есть в сторону речки Дурной. Вовка об этом помнил, но все равно мчался со всех ног за котом. Ноги будто сами по себе несли его вперед. Возможно, что даже если бы Вовка захотел остановиться, то не смог бы этого сделать. Но он даже не задавался вопросами, зачем и почему догоняет кота.
Все, что окружало Вовку, виделось ему лишь постольку-поскольку. Его внимание полностью сосредоточилось на кончике хвоста Злодея, мелькавшем в высокой траве. Когда по левую руку от Куковкина появились корявые ивовые кусты, росшие вдоль речки Дурной, он этого даже не заметил. Кот замедлил бег и теперь лениво трусил по тропинке вдоль кустов. Вовка почти догнал его как раз в тот момент, когда Злодей вдруг резко свернул в кусты, к речке. Куковкин, не останавливаясь, тут же последовал за ним и, с разгону проскочив кусты, вылетел на невысокий обрывчик. Остановиться он уже не мог и, не успев даже испугаться, плашмя бултыхнулся в воду…
Глава X
ВЛИП!
Вовка проснулся, открыл глаза и тут же зажмурил их. Потом снова открыл, снова зажмурил и еще раз открыл, но ничего вокруг к лучшему не поменялось.
Нет, Куковкин очнулся от своего странного сна вовсе не в избе прадедушки. Сон перешел в явь! Вовка, по горло в воде, сидел на липком илистом дне речки Дурной, а на глинистом, полуметровой высоты обрывчике, с которого Куковкин во сне свалился, топорщил свои закрученные в спираль усы кот Злодей.
Сказать, что Вовке стало страшно, значило бы ничего не сказать. Он сразу вспомнил все, что говорил о коте Макарыч, и ужас сковал мальчишку так, как сорокаградусный мороз сковывает реку. Ни встать, ни рукой двинуть, ни ногой пошевелить Куковкин не мог. Только шея вертелась понемногу да глаза суматошно бегали по сторонам. Но никого, кто мог бы ему помочь, на берегах гнусной речушки не было. Один Злодей самодовольно умывался на обрывчике — будто только что птичку сожрал.
Поначалу глаза у кота были прижмурены, но когда Вовка повернул голову в сторону Злодея, они внезапно открылись и вспыхнули ярким, зловещим, ядовито-зеленым светом…
Зеленые огни медленно повернулись прямо на Вовку. Нет, насквозь его не прожгло, но с этого момента Куковкин уже ничего не мог делать самостоятельно. Он снова, как и в яме около футбольной площадки, завороженно смотрел коту прямо в глаза, не в силах ни зажмуриться, ни отвернуться.
И вновь, как и в яме, Вовка не ушами, а мозгом услышал голос Злодея:
— Встань!
На этот раз это был совсем другой голос, хотя исходил он, несомненно, от кота. В яме кот дружелюбно урчал — здесь, на речке, он говорил властным, не терпящим никаких возражений громовым голосом. Гулким, раскатистым, мощным басом. И не подчиниться этому голосу Вовка не мог. Он поднялся на ноги и застыл посреди Дурной.
— Повернись налево! — все тем же страшным голосом приказал кот. — Иди!
И Вовка, не в силах противиться неведомой силе, побрел вверх по речке…
Сколько Куковкин так брел и какое расстояние при этом протопал — неизвестно. Дурная обтекала холм, поросший лесом, и все больше сужалась. При этом росшие на ее берегах деревья и кусты становились все выше и плотнее, а их кроны все сильнее переплетались между собой над Вовкиной головой. Получалось что-то вроде туннеля, причем солнце уже почти не проникало сквозь листву и ветки. Хотя вроде бы до вечера было еще далеко, сумрак стоял почти такой же, как во время вчерашней «белой ночи».
Вскоре Вовка почувствовал, что речка вот-вот кончится. Она теперь была не шире обыкновенной канавы, берега у нее сильно понизились, а вода — совсем черная, мутная, в каких-то масляных пятнах — едва-едва доходила до щиколоток. Но идти стало заметно тяжелее, потому что при каждом шаге Вовкины ноги глубоко утопали в ил.
На какое-то время Куковкину показалось, будто неведомая сила, подавившая его самостоятельность, немного ослабла. Хотя ноги по-прежнему шагали по топкому дну Дурной, в голове вдруг появилось желание выбраться на берег.
Но едва Вовка только подумал, что может вылезти из речки, как точно в том месте, куда он собирался поставить ногу, послышалось угрожающее шипение и из травы высунулась треугольная головка большущей змеи.
Не успел Вовка испугаться, как точно такое же злое шипение раздалось и с другой стороны. Там тоже лежала змеюка, да еще, пожалуй, побольше первой. Вовка в ужасе остановился, но тут откуда-то прогудел повелительный голос Злодея:
— Иди, как шел, — и они не тронут!
И Вовка покорно пошел дальше.
Через несколько минут речка исчезла. Теперь Вовка шагал по залитой водой траве и противно чавкавшей под ногами зыбкой грязи. Но «туннель» из кустов и деревьев никуда не делся, равно как и гадюки. Они ползли рядом, время от времени выставляя головы, будто проверяли, не собирается ли сбежать их подконвойный. Теперь шипение слышалось и сзади — Вовка обернулся и увидел, что прямо за ним, на расстоянии метра, не отставая и не приближаясь, ползет еще одна змея — наверное, на тот случай, если Вовка попытается пойти назад.