Конечно, байдарка дяди Олега оказалась камуфляжного цвета, как фронтовой истребитель или боевой вертолет, а спереди имелся выгнутый плексигласовый щиток, еще больше усиливавший сходство байдарки с летательным аппаратом. У них лодка не румпелем и не баранкой управлялась, а педалями, как вертикальный руль самолета.

Последними собрали свой «корабль» дядя Коля и Степа. Сережка почему-то думал, что они на байдарку компьютер установят, но ошибся. У них лодка была точно такая же, как у Рябцевых, и тоже недавно купленная, безо всяких усовершенствований и наворотов.

Уже хотели спускать флотилию на воду, но тут вышла заминка.

— Как-то неудобно получается, — заметил дядя Коля. — У нашего «Одноглазого Крокодила» «фрегат» с названием, а у остальных «корабли» безымянные. Так нечестно!

Я вообще-то об этом подумал… — скромно усмехнулся дядя Толя. — Даже трафареты сделал с названиями тех кораблей, которые мы в детстве себе придумывали. Только не знаю, понравятся ли вам теперь эти названия. Помнишь, Вань, какой был корабль у капитана Джона Рябая Морда?

По-моему, — немного смущенно наморщил лоб Сережкин папа, — он назывался «Святая Джульетта».

Это в честь кого же он так назывался? — с подозрением спросила мама. — В честь героини Шекспира?

Вообще-то такова была официальная версия, — ответил папа, — ребятам я так и сказал. Но вообще-то я его назвал в честь девочки Юльки, которая жила в доме напротив.

То есть в честь меня, что ли? — искренне удивилась мама. — А причем здесь Джульетта?

Потому что русское имя «Юлия» по-итальянски звучит как «Джулия», а уменьшительное, то есть «Юлька», переводится как «Джульетта»!

Вот я такой трафарет и заготовил! — сказал, улыбаясь, дядя Толя. — Не возражаете, синьора Джульетта?

Нет, конечно! — Сережкина мама заулыбалась.

Так, с этим названием вопрос решили! — сказал дядя Толя и открыл свой этюдник, который собирался взять с собой в поход, и вынул оттуда прямоугольный листок с прорезанными на нем буквами, а также баллончик-распылитель с белой нитрокраской. Папа и Сережка прижали трафарет к носу лодки, дядя Толя нажал на баллончик — пш-ш-ш! — и безымянная байдарка стала носить имя: «Святая Джульетта».

А помнишь, Джон, — спросил дядя Олег, — как мы все с тобой спорили из-за этого названия? Мол, нельзя пиратскому кораблю носить женское имя!

Конечно, — ответил Сережкин папа. — И мне пришлось притащить вам книжку Сабатини «Одиссея капитана Блада». Ведь капитан Блад назвал свой корабль именем любимой девушки — «Арабелла».

А я в этой книжке имя для своего корабля вычитал, — припомнил дядя Витя. — Там у французского адмирала корабль назывался «Викторьез», а я его все читал как «Викторез».

Вот и получай это название в своем варианте, капитан Гарри Костолом! — ухмыльнулся дядя Толя и вытащил трафарет с надписью «Викторез».

И все-таки, — заметил дядя Олег. — У меня название было лучше. «Джульеттой» можно и торговую шхуну назвать, и яхту прогулочную, а «Викторьез», что по-французски значит «Победоносный», — это королевский корабль был, а не пиратский. Вот у меня настоящее, пиратское название было: «Морской орел».

Это почему же? — совсем по-мальчишечьи заспорил дядя Коля. — Да у тебя, если хочешь знать, название вообще не для корабля, а для гидросамолета. Самое пиратское название я придумал: «Черный призрак»!

Уж очень страшно… — поморщилась тетя Таня. — Тем более в такое место собрались…

Ладно тебе, бабка! — усмехнулся дядя Коля. — Это ж понарошку, игра такая!

Тем временем дядя Толя с помощью трафарета нанес нужные названия на носы байдарок и сказал:

При спуске кораблей на воду положено разбивать шампанское о форштевни, но шампанского у нас нету, а форштевни резиной обтянуты — об них ничего не разобьешь как следует.

— Еще из пушки положено стрелять, — напомнил Сережкин папа.

А из двустволки сойдет? — дядя Толя расчехлил ружье.

Если лесник не заругается… — усмехнулся профессор Рябцев.

Не заругается! — уверенно сказал дядя Толя. — К тому же я холостыми стрелять буду.

Бах! Бах! — оба ствола ружья грохнули в небо, возвещая о том, что эскадра отправилась в дальнее плавание…

Глава V НА БУКСИРЕ И НА ВЕСЛАХ

Как и предполагал дядя Толя — его все как-то без специальных выборов признали «адмиралом», — первые три километра вверх по Новице эскадра прошла на буксире. К «Старой черепахе» — мотор, как известно, только у нее имелся — привязали «Викторез», к «Викторезу» — «Джульетту», к «Джульетте» — «Морского орла», а к «Орлу» — «Черного призрака».

Неужели этот моторишка целый флот потянет? — засомневался дядя Витя. — Сколько в нем лошадиных сил?

Две с половиной, кажется… — ответил дядя Толя.

Ну да, две лошадиных и одна ослиная! — захохотал дядя Олег со своей лодки.

Однако, когда моторчик затарахтел, то оказалось, что караван из пяти лодок, хоть и не очень быстро, но движется против течения.

Сережке, конечно, понравилось ехать. Бензиновый выхлоп у мотора был небольшой, и пока его доносило до «Джульетты», он уже почти не чувствовался. Тарахтение моторчика тоже было не сильное, скорее на жужжание похоже, но не такое противное и назойливое, как у мух. Оба берега, поросшие кустами, то сходились поближе друг к другу, но не меньше, чем метров на двадцать, то расходились в стороны, но все-таки не шире, чем на полсотни метров. Резких поворотов река не делала, и Сережка все время видел все лодки, которые шли впереди и позади «Джульетты».

Вот так и проплыли целый час, пока не оказались у речной развилки. «Старая черепаха» свернула вправо и втянула караван в Старицу. Затем дядя Толя выключил «Тюммлер» и отдал якорь, то есть выбросил за борт увесистый камень с привязанной к нему веревкой. После этого он подождал, пока течение подгонит к «Черепахе» остальные байдарки и объявил:

— Сейчас отвяжем буксиры и пойдем на веслах. Грести все умеют по-разному, сила тоже не у всех одинаковая, поэтому одним будет легче, другим труднее. Конечно, мы поплывем по течению, то есть особо надрываться не придется, но и надеяться на то, что течение само куда надо вывезет — не советую. Во-первых, на Старице полно всяких проток, рукавчиков и заводей, заросших камышами — запросто можно заплутать. Во-вторых, если свернете не туда, можете попасть на острые камни, напороться на коряги и продырявить лодку. Так что лучше всего держаться за мной, пока я еще сам дорогу знаю, не обгонять, не отставать и не устраивать гонки.

Ты же говорил, что только на два километра в глубь Старицы совался, — напомнил дядя Витя с борта «Виктореза». — Значит, дальше, после этих двух километров, ты тоже не знаешь дороги?

Вот когда эти два километра проплывем, еще раз соберемся и обсудим, куда и как дальше двигаться.

Веревки, соединявшие байдарки, отвязали, дядя Толя поднял свой каменный «якорь», и они с тетей Катей и Зойкой взяли в руки весла. Р-раз! — все трое сделали гребок с левого борта. Два! — то же самое с правого. Неторопливо, размеренно — и лодка пошла вперед ровно, как по ниточке, хотя после того, как они мотор из воды подняли, никакого руля у байдарки не было.

«Викторез» тоже пошел следом. У него тоже

имелось три весла, которыми орудовали дядя Витя, тетя Клава и Таська, а Татаська важно сидела впереди и рулила баранкой. Конечно, ей все время, то есть когда надо и когда не надо, хотелось покрутить свой штурвал, а потому лодка, как выразился Сережкин папа, «рыскала на курсе», то есть поворачивала нос то вправо, то влево. Впрочем, она и без Татаськиных фокусов все равно бы дергалась из стороны в сторону. Дело в том, что загребать одновременно дядя Витя, тетя Клава и Таська еще не научились. Как объяснял Сережке папа, изучавший все эти премудрости по книжке, тот гребец, который сидит впереди, должен задавать темп работы веслами, а остальные, сидящие позади, — этот темп выдерживать. Но впереди на «Викторезе» сидела Таська, которая махала веслом как бог на душу положит, и приноровиться к ее гребкам ни мама, ни папа не могли. Они даже веслами друг о друга стукались, потому что когда Таська загребала веслом, тетя Клава свое весло уже поднимала из воды, а дядя Витя опускал весло в воду с другого борта.