Виола молчала.

— Зачем? — повторила Большая Маха, не собираясь ее отпускать.

И тут… Я поняла, что она лучше умрет, чем скажет. Вытерпит любую боль, но смолчит. И в ее непроницаемом зеленом взгляде… Да, Большая Маха купилась. Она подумала, что это край, немая мольба о пощаде, и чуть-чуть ослабила хватку.

Не знаю, каким чудом Виоле удалось вывернуться, но это произошло. Короткая схватка, и теперь уже она применила болевой и зажала свою тренершу так, что Большая Маха замерла, совершенно бессильная.

— Не учите меня жить, — отчеканила Виола. Видимо, это была ее коронная фраза.

Потом они расцепились и откатились в разные стороны. Некоторое время мне было слышно прерывистое дыхание обеих. Женщины сидели на татами и приходили в себя после ожесточенной схватки.

Наконец Большая Маха сказала:

— А хорошо! Хорошо же! Думаешь, я обиделась? Или разозлилась? Отнюдь. Я довольна.

— Я тоже, — усмехнулась Виола. — Ведь я выиграла этот бой. Разве нет?

— Нн, допустим. Этот выиграла… Не могу тебя понять, — внимательно посмотрела на нее Большая Маха. — То ты размазня, каких свет не видывал, а то… Просто-таки железная леди! И хватка у тебя железная. Так зачем?

— Ну, скажем, что я тоже не хочу быть униженной. Мужчиной. А точнее сказать, мужчинами.

Я залилась краской. Естественно, что все, о чем мы говорили с Большой Махой, тут же узнавала моя лучшая подруга! Ведь у нас с ней нет секретов. Что сейчас будет? Но мудрая Большая Маха сделала вид, что так и должно быть. Раз мы с Виолой повсюду ходим вместе, то и откровенничаем на полную.

— Я догадываюсь, чем ты занимаешься, — сказала тренерша.

И я вновь залилась краской. «Ведь мы с тобой — порядочные женщины?» Видимо, это имело для нее значение. И Виоле Большая Маха не простит.

— И ты меня, конечно, осуждаешь? — спросила моя лучшая подруга.

— Осуждать никто никого не имеет права. Просто ты должна знать, что всегда можешь обратиться ко мне.

— И что будет? — прищурилась Виола. — Ты мне денег дашь? Или любимого мужчину преподнесешь на блюдечке с голубой каемочкой?

— Ну, денег у меня много нет, — вздохнула Большая Маха, проигнорировав фразу насчет любимого мужчины, как игнорировала мужчин вообще. — Этот клуб, как ты уже поняла, принадлежит мне, но сейчас арендная плата увеличилась настолько, что… Впрочем, это мои проблемы. Как-нибудь выкручусь.

— У тебя что, есть богатый спонсор? — рассмеялась Виола.

— Спонсора у меня нет, — спокойно сказала Большая Маха.

— Так вот: это я могу тебе помочь. Когда с деньгами припрет. А ты мне ничем помочь не можешь.

— Разве? Не забывай, что ты выиграла только этот бой. Я тренируюсь во много раз больше, чем ты. И могу гораздо больше.

— Хочешь заключить деловое соглашение? — тут же спросила Виола.

— Ну почему ты все переводишь в эту плоскость? Именно плоскость, ибо купюры — толщиною всего в несколько десятых долей миллиметра.

— Это зависит от того, насколько велика пачка, — вновь рассмеялась моя лучшая подруга.

— Я не верю, что ты такая, — покачала головой Большая Маха.

— Я такая.

— Тогда не буду навязываться.

И Большая Маха поднялась с татами. Когда она направилась к выходу, я замерла. Неужели моя лучшая подруга вот так ее отпустит? Виола молча проводила взглядом Большую Маху. И когда тренерша вышла из спортзала, я не выдержала:

— Ну зачем ты так?! Зачем?!

— А, это ты… — протянула Виола. — Проснулась! Собирайся. Мы уходим домой.

Я вскочила со словами:

— Я сейчас побегу за ней, и…

— Стоять!

Она командовала мною, как будто я была ее собственностью, подумать только! Но я не хотела ее слушать. Не в этот раз. Мне было обидно до слез. Такой человек, как Большая Маха, предлагает свою дружбу, а эта дрянь еще смеет отказываться! Надо бежать, догнать ее! Но кто я такая? Я? Глупая Пучеглазая Лягушка! И такая обида меня взяла! Такая обида! Вы себе даже не представляете!

Я выскочила из зала, но… Вот именно: но. Все комплексы Саши Беловой остались при ней. Даже в детстве я не могла подойти к понравившейся мне девочке и просто сказать: «Давай дружить». И до сих пор общение для меня проблема. Исключение составляет Виола. Но Виола — это особый случай. С ней мы можем говорить часами.

Вот и на этот раз я выскочила из спортзала с целью догнать Большую Маху, а очутилась на улице. Да-да, на улице! Меня душили слезы. Ну почему, почему, почему?! Почему я не могу открыть душу близкому мне человеку? Почему вынуждена страдать в одиночестве? Да потому, что я боялась. Близость с кем-то — это словно страшная кара. Потому что, доверяя, мы подставляем себя под удар. И потом приходится жить, втянув голову в плечи. Вот-вот онона тебя обрушится. Мне казалось, что меня не предавали по одной только причине: некому было. Ведь я никогда не имела подруги.

От внезапного приступа отчаяния я себя не помнила. И прохожие оглядывались на меня с такими лицами, будто сюда уже ехала «скорая».

Не дождавшись Виолы, я побежала домой. Даже ее мне не хотелось сейчас видеть. Я словно бы оглохла и ослепла.

…Виола пришла не скоро. Я сидела за швейной машинкой уже два часа кряду. И строчила, строчила, строчила… Перед моими глазами простирались бесконечные прямые строчки, а правая нога онемела. Когда позвонили в дверь, невольно поморщилась: я же сделала недавно запасной ключ! И положила дубликат ей в карман. Неужели же обязательно каждый раз меня беспокоить?

Впустив Виолу, я вернулась за швейную машинку. Раздевшись, она прошла в комнату и устало опустилась в кресло. Несколько минут молча смотрела, как я шью. Потом зевнула:

— Ты не хочешь спросить, где я была?

— Нет, не хочу.

Мой взгляд не отрывался от пододеяльника. Мы еще несколько минут помолчали.

— Я есть хочу! — заявила Виола.

По идее я должна была разозлиться. Не понимаю, почему в такие моменты у меня пропадает всякая способность к сопротивлению? Но мне во что бы то ни стало надо ее накормить. Причем не абы как, а вкусно. Она же такая лакомка, эта Виола!

И я оставила шитье и отправилась на кухню. Пока занималась ужином, Фиалка что-то напевала, и, судя по всему, настроение у нее было прекрасное. Хоть бы помогла мне порезать овощи в салат! Так нет же! Ждет. Просто ждет.

— Ну почему ты не можешь готовить? — не выдержала я. — Почему бы тебе, например, не пожарить мясо? Это же так просто!

— А зачем? — удивилась Фиалка. — Для этого у меня есть ты!

Ах, так! Она честно распределила обязанности! Честно, как ей кажется! Красавице Виоле — постельные утехи, а Глупой Пучеглазой Лягушке — кухня, магазины, уборка и так далее. И это называется честно!

— А не хочешь ли поменяться? — разозлилась я.

Фиалка расхохоталась:

— Ты? Хочешь со мной поменяться? Ты, которая целый месяц ходит в спортклуб для того, чтобы просто сидеть в уголочке? В то время как у меня потрясающие успехи! Нет, милая, каждый должен заниматься своимделом.

И мне ничего не оставалось, как продолжить возиться с ужином. Но, сказать по правде, я уже начинала потихоньку ее ненавидеть. Я уже не хотела быть такой. Во всяком случае не до конца. Многое в Фиалке мне не нравилось.

А поздно вечером:… О! Она разозлила меня так, что я чуть не вышвырнула ее вон из своей квартиры! Я подкараулила Виолу, когда она выходила из ванной. Первым делом лучшая подруга потянулась к выключателю. Свет погас, и она направилась к постели. Нежно зашуршал шелк. Она скинула пеньюар и потянулась к Леночкиной ночной рубашке, состоящей, казалось, из одних только кружев. Дня два назад Виола откопала ее в недрах платяного шкафа и теперь только в этом безобразии и спала. И тут…

Я щелкнула выключателем. Дверца шкафа была открыта, а на ней висело большое прямоугольное зеркало. Ну, вы знаете эти старые платяные шкафы. И в зеркале отразилась ее красивая, нервная спина, которая за последний месяц обросла мышцами и стала еще красивей. Так вот, на этой спине…