Так же молча, он открыл дверь своими ключами, донес Искандера до дивана в гостиной.
Снял с него рубашку и обувь.
Поставил на журнальный столик графин воды.
Включил телевизор и положил пульт рядом, чтобы Искандер мог дотянуться до него рукой.
Включил ноутбук, который стоял на кресле, поставив тоже рядом с братом, не замечая того, как с каждым его действием мое лицо вытягивалось от удивления все сильнее и сильнее.
Разве не должны были мы устроить Искандера на кровати и обеспечить полную тишину и покой?
Зачем нужно было это все грохочущее и орущее под ухом, что мало чем отличалось от обстановки в клубе, только что не было чужих людей?
Ни говоря мне ни слова, Берк просто взял меня под локоть, показывая следовать за ним и закрывая за нами дверь, где остался Искандер, то ли уснув то ли впав в какое-то странное беспамятство, отчего мне становилось жутко.
- Идем. Я увезу тебя домой.
«Зачем вы сделал все это в квартире Искандера?...»
Берк прочитал, но ничего не ответил, просто зашагав вперед и увлекая меня за собой.
- Если после сегодняшней ночи ты завтра решишь перевестись в любой другой отдел, как вышестоящее начальство Искандера, я приму твое заявление лично, – проговорил мужчина холодно и сухо, даже не глядя на меня своими необычными ясными глазами, в которых было словно чистое озеро, сплошь покрытое непробиваемым льдом.
До дома мы ехали в полной гнетущей тишине, когда я пыталась переварить и понять все происходящее, а Берк просто смотрел вперед на дорогу, явно не испытывая никакой неловкости, и просто кивнув мне на прощанье, когда мы доехали до особняка.
Как же это все было странно…
Эти мысли никак не выходили из моей головы, когда я словно мышка пробиралась домой, разувшись еще на пороге и прислушиваясь к каждому шороху в тихом, темном, сладко спящем доме.
Слово все было так же, как в тот момент, когда я поспешно убегала.
Никто не ждал меня в гостиной, никто не ходил из угла в угол, переживая о том, куда я могла деться среди ночи…все продолжали мирно и сладко спать, не мучаясь от моих мыслей и ярости, которые к утру обещали созреть и разнести в пух и прах все золотое спокойствие одного черноглазого!
Бесшумно поднимаясь по лестнице наверх, чтобы нырнуть в свою спальню под бок Неслихан и сделать вид, что все так и было, я заранее знала, что не смогу уснуть до утра, вздрогнув, когда неожиданно раздался приглушенный, ленивый и бархатный знакомый голос, от которого колени предательски дрогнули:
- Зайди.
Поморщившись, я покосилась по сторонам, пытаясь в темноте разглядеть этого демона во плоти, который одним только звуком своего голоса плавил мою кровь, заставляя тело подрагивать и наливаться негой. Я искала его, словно наркотик, который мне было жизненно необходимо вдохнуть в себя, забывшись и потерявшись в этом мире, запутавшись в собственных желаниях и полыхающей истерии быть как можно ближе к нему.
- Сейчас же.
Обернувшись вокруг себя и стараясь вытащить на передний план свою ярость на то, как долго он меня игнорировал, не отвечая на звонки, я, наконец, увидела едва различимую полоску бледного света на черном ночном полу в этом царстве полного мрака, осторожно двинувшись к приоткрытой двери, которая привела меня в кабинет Хана.
Здесь было так же темно, и лишь приглушенный неясный свет ночника на его письменном столе, разгонял полный мрак, освещая стройную фигуру, которая раскинулась в большом глубоком кресле совершенно расслаблено и даже как-то подчеркнуто лениво.
Блики света освещали лишь левую сторону лица Хана, делая его похожим на нереальную прекрасную маску, где тень от черных длинных ресниц тянулась бесконечно, а глаза в полумраке казались завораживающе дикими и совершенно сказочными, будто вместо черного зрачка в его глазах на самом деле были языки пламени, которые не горели ровням светом, а полыхали, словно безумный костер от порывов штормового ветра.
Не закрывая за своей спиной дверь, я застыла, глядя на него, такого подчеркнуто спокойного и сладкого, почему-то при этом чувствуя себя, словно кролик перед удавом, который раскачивается из стороны в сторону, завораживая своим волшебным танцем и запудривая мозги, чтобы я не успела понять, когда он кинется и вопьется в меня, оплетая своими тугими бархатными кольцами, выбраться из которых я уже не смогу.
Только не это удивляло меня.
Прошло столько времени с момента нашего жуткого знакомства. Теперь я могла видеть его каждый день, так часто, как когда-то не могла даже мечтать, но все-равно при виде этих лукавых, жарких глаз, видя, как изгибались его чувственные губы, отчего на щеках появлялись ямочки, я все-равно по-прежнему теряла свой рассудок, замирая от восхищения и желания.
Это было страшное волшебство, от которого кружилась голова и мысли начинали путаться, стоило ему только посмотреть на меня своим тяжелым, опаляющим взглядом, словно весь ад собрался в его глазах, маня и завораживая своими тайнами и томной чувственностью.
С каждым днем это пугало меня все сильнее и сильнее, потому что я начинала вести себя словно самый настоящий наркоман – сколько бы его не было рядом, а мне постоянно хотелось все больше и больше. Что было намешано в его аромате, от которого мое тело начинало подрагивать и умолять о прикосновениях еще до того, как я могла увидеть его перед глазами? Какие бешенные афродизиаки были в его парфюме, что сводил меня с ума, и который я могла отличить из сотен других подобных?
Вот и сейчас я снова застыла, вдыхая его в себя судорожными урывками, боясь просто потерять сознание от повышенной чувственности, которая кружила мой бедный мозг, сцепив руки за спиной в дрожащее кулаки, и рассматривая, как Хан сидел на своем кресле, откинувшись назад и широко расставив ноги.
Белоснежная рубашка была расстегнута до самого ремня, обнажая его грудь и даже часть пресса, а рукава закручены до локтя, отчего создавалось впечатление, словно Хан готовился долго и упорно работать, не покладая рук, отчего сердце предательски дрогнуло и провалилось куда-то в живот задыхаться и трепетать.
Он держал в руках ручку, двумя пальцами, скользив по ней вверх и вниз.
От кончика вниз плавно, красиво и чувственно до самого основания, чтобы потом перевернуть и снова проскользить от самого верха – вниз, пока я заворожено смотрела за его пальцами, чувствуя, как комок в животе становится тяжелым, горячим и словно ядовитое облако расползается все больше и больше.
Я знала эти пальцы…их нежность, их силу, их чувственность…то, как он мог касаться…то, как он двигался, и что могло подарить его тело мне, отчего первая капелька пота скатилась по напряженному позвоночнику, впитываясь в джинсы.
- Довольно странный выбор времени для прогулки, – произнес Хан сладко, лениво и как всегда бархатно, словно убаюкивая своим голосом и этой негой в каждом его движении, – не находишь, мавиш?...
С трудом заставив себя оторвать взгляд от его пальцев, ручки и шальных мыслей явно эротического характера, которые носились в моей голове, я старалась смотреть на него язвительно и злобно, вскинув голову и спокойно проговорив:
- Я звонила тебе тысячу раз.
Кончик чувственных губ, которые могли быть такими мягкими, настойчивыми и требовательными, изогнулся в усмешке, когда, отложив от себя ручку, Хан потянулся к телефону, крутанув его на ровной поверхности стола:
- Тридцать шесть мне. И шестнадцать Каану.
Я недовольно сжала губы, дернув бровью и спросив вкрадчиво и очень тихо:
- И? проблемы со слухом или зрением?
Хан рассмеялся легко, лукаво и очень эротично, неожиданно облизнувшись и показывая свои ямочки на щеках, за которые мне хотелось его укусить.
- Были неотложные дела, мавиш. Да и вряд ли ты звонила для того, чтобы спросить разрешения покинуть дом, верно?...
Хан отложил телефон в сторону, подавшись вперед, и поставив локти на стол, отчего его плечи словно раскрылись, став еще шире и натягивая ткань тонкой рубашки.