В этом была какая-то вопиющая несправедливость...

Милка звала подругу Куклой - из-за фарфорово-молочной кожи, необыкновенно синих глаз и еще потому, что в детстве обожал: ломать куклы, чтобы выяснить, что там у них внутри. Ей почему-то было приятно знать, что внутренность красавиц-кукол забита всякой

ерундой.

Лена, конечно, не догадывалась об этих мыслях. До какой-то поры она вообще не думала, что люди могут плохо поступать или даже думать.

Ее спокойный взгляд был как-то необыкновенно ясен, но мальчики, встречаясь с ним, краснели, да и учителя порой теряли нить рассуждений... Училась она так, словно участвовала в легкой, не требующей напряжения разминке перед Большой игрой, в которую вот-вот должна была вступить...

Но время шло, уже случились какие-то кардинальные события - замужество, работа, рождение детей, а Лена все никак не могла избавиться от ощущения, что настоящая жизнь еще не началась. Впрочем, она об этом особенно и не задумывалась: уютный дом, ухоженные дети, работа, которую она любила, - вполне достаточно, чтобы благодарить

судьбу.

И муж! Как же она про Вильку-то забыла? - Лена улыбнулась, укоризненно качая головой (что, кстати, не укрылось от внимания Милки, сидящей в тесном окружении двух молодых атлетов).

- О чем задумалась, Ленок? - спросила та, придерживая чью-то руку, скользнувшую к бедру.

- О муже.

Все рассмеялись, будто она сказала что-то очень остроумное. ,

- Так мы, оказывается, замужем?! - воскликнул один из Милкиных атлетов. - Как интересно!

- Что в этом интересного? - удивилась Лена, чем вызвала новый взрыв смеха.

- Какая у тебя классная подруга!

- Да... она у нас всегда в центре внимания, - сказала Милка, улыбаясь.

Но Лена лишь вздохнула, отвернувшись к окну автобуса, за которым стремительно летели зеленые перелески с пятнышками аккуратных, словно бы игрушечных коттеджей...

Вилен Малахов был, как сам он говаривал, "широко известным в узких кругах" психологом. В последнее время он сидел с утра до вечера над своей книгой, которая "должна была перевернуть всю психологическую науку". И называлась книга "Некоторые аспекты психологической несовместимости нерасчленяемых групп".

Чудесный парень, любимец, а точнее, дружок всех институтских девочек, Вилен ухаживал за Леной трогательно, преданно и долго, - их дружба незаметно перетекла в роман. Но по-настоящему она почувствовала себя женщиной лишь после рождения первого

ребенка.

Малахов же к тому времени, наоборот, остепенился, вошел в роль идеального отца перестал будить ее ночами для любви.

Ей вспомнилась фраза из какой-то книг про несчастных супругов: "Мы хотим с тобой одно и то же, но в разное время". Впрочем, они-то с Вилькой счастливы.

Вот если бы не Валерия Ивановна...

Тут Лена привычно осадила себя и в который раз мысленно попросила прощения у бабы Леры. Та, кстати, сердится, когда ее так называют: "Какая я вам баба?!" Действительно, вся жизнь Валерии Ивановны прошла в президиумах, кабинетах, отчего черты ее лица приобрели некую чеканность, так не идущую к халатикам, домашним тапочкам новоиспеченной пенсионерки... Сын называл ее иногда мадам Облсовпроф и говорил, что в свое время она держала в своих маленьких, сверкающих драгоценностями ручках если уж не всю столицу, то, по крайней мере, родной Центральный округ.

Свекровь была единственной тучкой на ясном горизонте их семейной жизни. Но тучкой грозовой...

- ...Мил, там станция далеко? - спросила она тихо.

- Не знаю.

- Как не знаешь? Ты там не была?

- Ты что же думаешь, на электричке я оттуда возвращалась? - смеясь, спросила Милка. - Привезут!

- Ну, что ты, неудобно, только приехала и...

- ...Сразу же назад? - насмешливо продолжил кто-то.

- Ну, не совсем уж сразу, но... - Лена беспомощно взглянула на подругу, но та лишь

отмахнулась:

- Не глупи!

Глава 3 Субботник

И Милка защебетала с подружками, не вникая в подробности, рассказывала что-то неважное, пустячное. Не забывала и посплетничать. Вдруг поворачивалась к Лене и вспоминала о старинных школьных друзьях, а потом снова к женщинам - о Пугачевой с Киркоровым...

Коньячок давал о себе знать. Язык Милки иногда выходил из-под контроля и неуклюже заплетался.

А Лена ее совсем и не слушала. Так, старалась поддакивать и ловить смысл слов, но чтобы вникать по существу... Она ткнулась лбом в прохладное стекло.

Глупо улыбающаяся луна освещала пролетавшие мимо километровые столбы.

"Куда я еду? Зачем? - мысленно проклинала себя Лена. - Кто все эти люди, какое я к ним имею отношение? И какого черта я поддалась на Милкины уговоры? Будто бесенок вселился... А дома дети не кормлены..."

Впрочем, тут она явно перебирала - дети кормлены. Свекровь уж заставит Вилена сварить им хоть сосиски.

Она бросила взгляд на часики. Ужас... Позднотища-то какая... Первым поползновением было - попросить водителя остановить автобус, чтобы она могла сойти. Но какой в этом толк, когда степь да степь кругом? Да и в кармане мелочевка, никто не согласится до города подбросить...

Оставался один выход. Взять себя в руки и не нервничать. Судя по всему, никто Лену обижать не собирался, компания подобралась достойная. И Милка вроде не стерва, зачем ей однокашницу в авантюры втравливать? Субботник так субботник... Почему бы не помочь людям, если заплатят хорошо? Опять же, детям что-нибудь купить можно будет.

Женщины, вообще-то, странноватый народец. Подозрительны, когда на это нет никакой причины и, наоборот, чересчур доверчивы, когда вот она, подозрительная непонятность! Под самым боком!

- Вам налить рюмашечку? - к Лене вежливо обратился атлет, тот самый Виктор. В одной руке он держал бутылку коньяка, а другой ухватился за кресло, чтобы не свалиться. Асфальт изобиловал трещинами и колдобинами всевозможных размеров, и автобус прилично трясло, несмотря на все импортные амортизаторы.

- Нет, спасибо, - замотала головой Лена.

- Я больше не пью. Большое спасибо...

- А-а-а, укачивает? - догадался Виктор. - Тогда понятно. Прошу прощения. Пардоньте, мадемуазель.

- Ты чего кобенишься? - искренне удивилась Милка. - Халява, сэр!

- Нет, мне, правда, не хочется, извините...

Да, Лена именно оправдывалась, извинялась, что ли, за свое поведение. И в самом деле, кто в наше время отказывается от дармового коньяка?

Автобус хоть и был шикарно-иностранный, а чуть не развалился на запчасти, когда свернул с магистрали на грунтовую дорогу. Пассажирам пришлось держать бокалы с коньяком в

вытянутых руках и подпрыгивать в такт подпрыгиванию машины. Но трясучка неожиданно кончилась. Оказалось, что выехали на идеально ровную дорогу. Даже странно как-то, в

такой глуши и такой асфальт... Словно помановению палочки волшебника, автобус перенесся куда-нибудь в Германию, на автобан.

Не хватало только освещения. Луна скрылась за деревьями, и все вокруг окутала беспросветная мгла.

- О, уже скоро! - Милка все-таки пролила спиртное на рукав своей норковой шубки и теперь пыталась слизать коричневые капельки с благородного меха. - Ух и нажремся! Вот увидишь, жалеть не придется!

Оптимистичному прогнозу Милки Лена особо не обрадовалась. Ей не терпелось узнать, когда же автобус отправится в обратный путь. Хорошо бы поскорей, пока Вилен не заволновался, пока не переполошилась свекровь. Вот если бы позвонить домой, предупредить родных.