Когда ребёнок наконец появился на свет и закричал, у Джонаса перехватило дыхание. Кейт откинулась на подушки и пыталась отдышаться после последнего усилия.

— У вас мальчик, — сказала миссис Фаррел и положила голенького, синенького, грязненького ребёночка на грудь матери. Ребёнок вдруг… замолчал.

Джонас испугался.

— Что с ним?

Миссис Фаррел положила пальцы на спинку ребёнка и улыбнулась:

— Он уснул, сэр. Он тоже устал.

Ребёнок через несколько мгновений проснулся и заплакал с новой силой. Кейт с величайшей осторожностью коснулась чёрненькой головки.

— Такой… маленький… Почему он плачет?

— Не бойтесь, Кейт, сейчас мы закончим, и вы сможете покормить его, — миссис Фаррел доделывала разные нужные дела для Кейт, Мэй готовила воду для первого умывания младенца. — Ну вот и всё. Ещё нужно родить послед, Кейт, полежи ещё немного. Сейчас я умою эту лялечку…

Миссис Фаррел унесла орущего, протестующего ребёнка к Мэй, они помыли его и запеленали.

— У нас мальчик, — улыбнулся Джонас Кейт и легонько сжал её пальцы. Кейт едва смогла улыбнуться в ответ. Джонас поцеловал её в губы, совсем не думая сейчас о своём плане обольщения. Поцелуй нежности, благодарности и благоговения. Он не знал, за какие заслуги Бог даровал ему эту милость, это счастье.

Миссис Фаррел принесла мальчика матери, тот потыкался губами в грудь, быстро сообразил что к чему, почмокал несколько секунд и снова уснул. Миссис Фаррел забрала ребёнка у Кейт и уложила в колыбельку. Мэй ухаживала за Кейт, а та вдруг заснула.

Джонас разрывался между желаниями держать Кейт и посмотреть на сына.

— Идите сюда, мистер Хоупли, — позвала миссис Фаррел.

Мэй тоже одобрительно кивнула, продолжая умывать Кейт.

Джонас подошёл к колыбели. В его голове возникла куча вопросов, и он наконец мог задать их миссис Фаррел.

— А он наелся? Он почти ничего не съел.

— В первые два-три дня, сэр, у матери и молока-то нет, только молозиво. Природа всё мудро устроила, мистер Хоупли. Ребёнок съест, сколько ему надо и когда надо.

— Но почему он родился так рано? Вы говорили, ещё две-три недели.

Миссис Фаррел развела руками.

— У каждого ребёнка свой срок, сэр. Кто-то рождается чуть раньше, и крупный, а кто-то — чуть позже, но совсем маленький. У вас, сэр, здоровый ребёнок, с нормальным весом, хорошо сосёт, роды прошли просто замечательно, так что не о чем беспокоиться.

Джонас задал ещё кучу вопросов, и миссис Фаррел на все ответила. Но несмотря ни на что, Джонас продолжал беспокоиться. Когда миссис Фаррел и Мэй ушли, он то подходил к спящей Кейт, то к ребёнку — чтобы убедиться, что они дышат. Но мама и дитя ничего не знали. Они отдыхали.

— Кейт, осознаёшь ли ты, что наш сын может быть следующим бароном Эшли? — однажды спросил Джонас. Мальчика назвали Дэвидом, в честь отца Кейт, и сейчас он блаженно спал на руках матери, совершенно не беспокоясь о своём будущем. Кейт удивлённо посмотрела на него.

— Но твой брат женат…

— Да, но… я сомневаюсь, что в этом браке появятся дети. Леди Эшли уже тридцать два, и до сих пор она оставалась бездетной, хотя это не первый её брак.

— О… — изумлённая Кейт посмотрела на своего сына с некоторым испугом.

Джонас рассмеялся.

— Не волнуйся так. Надеюсь, мой брат проживёт долго и счастливо и они ещё нарожают с леди Эшли кучу детишек.

Кейт услышала некоторое напряжение в голосе Джонаса, но не знала, чем его можно объяснить.

— Но на данный момент я являюсь первым в очереди наследников на титул, — добавил Джонас.

— Я никогда не задумывалась об этом, — пробормотала Кейт, — и никогда не думала, что выйду замуж за наследника титула.

Она ошеломлённо посмотрела на Джонаса, будто увидев впервые.

Джонас снова рассмеялся, наклонился и поцеловал её в губы. Теперь он целовал её чуть дольше, и Кейт отвечала ему. Джонас надеялся, что когда Кейт поправится после родов, она согласится ответить на его страсть, согласится разделить с ним постель. Миссис Фаррел сказала ему, что должно пройти хотя бы два месяца, но желание может вернуться к женщине и позже. И Джонас терпеливо соблазнял Кейт. Зная, что у него впереди ещё несколько недель, он не торопился.

Слова Джонаса о наследстве заставили Кейт посмотреть на него по-другому. Она уже привыкла к его присутствию, но её время в основном занимал Дэвид, и она не задумывалась о своих отношениях с Джонасом. Сегодня Кейт осознала, что его поцелуи — это поцелуи мужа, не брата. Сейчас он ещё не настаивал, чтобы она делила с ним постель, но Кейт боялась, что это время скоро наступит. Из двух месяцев, о которых говорила миссис Фаррел, один уже прошёл.

Джонас совершенно не понимал, что происходит с Кейт. Она вдруг замкнулась, стала отворачиваться, когда он пытался её поцеловать, избегала находиться с ним в одной комнате и даже пыталась отгородить от него Дэвида. «Терпение, — повторял себе Джонас. — Терпение.» Если бы он понимал, что происходит с Кейт, ему было бы легче, но жена отказывалась отвечать на его вопросы.

— Кейт, что с тобой происходит, милая? — спросил он однажды вечером, когда Дэвид уже спал, а его мать лежала в своей кровати. Обычно Джонас не заходил к ней в это время, но ему надо было поговорить с ней так, чтобы она не имела возможности сбежать.

Кейт чуть приподняла брови.

— Со мной? Всё в порядке. Почему ты спрашиваешь?

— Всё в порядке? — его брови приподнялись. Он наклонился, намереваясь поцеловать её, но Кейт отвернулась, и поцелуй пришёлся в щёку. — Вот почему я спрашиваю. Ты не отворачивалась ранее. Мне казалось, что ты стала относиться ко мне… теплее. Что же с тех пор произошло?

— Ничего не произошло, — словно недоумевая, ответила она. — Мне не хочется целоваться.

Джонас долго смотрел на неё, потом поцеловал по-настоящему, со всей страстью, которую испытывал к ней. Кейт хотела было сопротивляться, но сначала Джонас лишил её такой возможности, а потом она сама обняла его. Она отвечала со страстью столь же сильной, как и его собственная.

— Теперь ты тоже скажешь, что не хочешь целоваться? — тяжело дыша, спросил он, нависая над ней. Оказывается, он уже лежал на ней всем телом. Их разделяло одеяло и несколько слоёв одежды, но Кейт испугалась. Она сдалась слишком быстро.

— Вон, — процедила она сквозь зубы.

В глазах Джонаса промелькнули растерянность и раскаяние. Он немедленно встал с кровати.

— Извини, я не хотел напугать тебя. Просто… не надо лгать, Кейт. Скажи мне, что тебя по-настоящему тревожит…

— Вон, — повторила она, сжимая одеяло на груди.

— Извини, — повторил он и вышел, решив, что сейчас не время настаивать. Вероятно, вспылив сейчас, решив из гордости доказать ей, что она лгунья, он испортил труд нескольких недель. Теперь придётся начинать всё заново.

Но с каждым следующим днём Кейт становилась всё невыносимей. Стоило Джонасу рискнуть поцеловать её (если она, конечно, позволяла застать себя врасплох), как она отворачивалась или давала ему пощёчину и говорила какую-нибудь гадость. Что-нибудь вроде «иди целуй своих любовниц». Джонас убеждал её как мог, что никаких любовниц у него нет, что он намерен быть ей хорошим мужем и что не заслужил подобного обращения. Кейт словно не слушала его. Хоть убей, Джонас не мог поверить, что отвратителен ей в физическом плане. Когда он позволял себе целовать её страстно, лишал её возможности сопротивляться, Кейт отвечала на его поцелуи. Джонас был абсолютно уверен, что смог бы и соблазнить её — и точно так же был уверен, что потом Кейт не смягчилась бы, лишь возненавидела бы его ещё больше. Но почему же? Вероятно, она думала, что у него есть любовница — уж слишком часто употребляла это слово. И хотя Джонас недоумевал, когда бы это он мог посещать свою любовницу, когда всё время почти проводит с Кейт, он не мог убедить её в своей невиновности.