К вечеру Вера очень уставала и валилась на тюфяк, набитый сухой травой, не чувствуя под собой ног. Но ее это не беспокоило. Тут все работали напряженно. Зато теперь она не волновалась за свою безопасность. Иногда она сопровождала госпожу в гости, неся за ней корзины, наполненные фруктами и первым ранним виноградом. Горожане почтительно кланялись пожилой даме, и это означало, что больше ни никто не посмеет замахнуться на Веру или заявить на нее свои права. Пожалуй, это было самое приятное. Вдова, по-видимому, не любила болтливых, а Вера всегда молчала, так как знала лишь самые элементарные слова.

Время текло быстро. Три недели промчались как один день. Женщины уже доверяли ей полностью, посылая в город с мелкими поручениями. Хозяйка вела праздный образ жизни, питая слабость к хорошим винам. Пятый день подряд Вера ходила пешком на другой конец города за вином для госпожи. Никаких сложностей с расчетом не возникало. Или хозяйка платила сама, или лавка принадлежала ей, ― Вера не знала. Она говорила хорошо заученные слова, и ей протягивали керамический сосуд с узким, надежно запечатанным горлышком.

И даже тут Вера нашла для себя маленькое удовольствие. Кроме вина, Пелагея обожала птиц. Десятки клеток с различными пернатыми созданиями заполняли весь палисадник. Клетки были расставлены очень живописно, утопая среди благоухающих розовых кустов. По утрам их ликующее чириканье наполняло весь двор. Вера ходила в сад, рвала пырей, собирала листья одуванчиков и раскладывала в клетки, любуясь, с каким удовольствием птицы клюют сочную зелень. Особое место среди птиц занимала серая галка. Зелень она не уважала, а предпочитала мясо или рыбу. Вера почти каждый день брала на кухне для нее немного мясных обрезков. Очень забавно было наблюдать, как умная птица, придерживая пищу когтистой лапой, лакомится, искоса поглядывая то одним глазом, то другим.

Этот день прошел как обычно, ― надо было начистить и нарезать гору овощей, перемыть множество посуды, выдраить несколько жирных котлов. Справившись с работой, Вера искупалась и отправилась в свою комнатушку, думая о завтрашнем дне. Деспина сказала, что завтра к госпоже должен приехать торговец тканями. Значит, она позовет их рассматривать ткани, а это уже немного скрасит серые будни.

Только она разделась и легла, как дверь со скрипом распахнулась, ― на пороге стояла Сибилла с зажженным масляным фонарем. Вера изумилась, ― за окном начинало смеркаться, а на небе стали зажигаться первые звезды. Не пройдет и получаса, как город накроется густой темнотой.

─ Госпожа посылает нас за лекарем, ─ тревожно проговорила женщина, старясь объясниться как можно кратче и доходчивее. ─ Ей сильно нездоровится. ─ Заметив недоумение на лице Веры, она уточнила:

─ Господин Лаврентиос. Надо сходить за ним.

Вера сообразила, услышав знакомое имя. Она один раз провожала вдову к дому врача. Его дом находится довольно далеко. Тогда она, помотав головой, указала на окно:

─ Темно!

Сибилла ткнула себя пальцем в грудь и приподняла фонарь.

─ Я и ты. Мы пойдем вместе.

Через минуту они уже шли по дороге. Улицы быстро погружались во мрак, фонарь пришелся весьма кстати. Сибилла хорошо знала дорогу к дому врача, и вскоре они оказались возле каменной ограды, густо оплетенной вечнозеленым плющом. Женщина сунула в руки Веры фонарь, а сама постучала в ворота. Дверь быстро распахнулась, и оттуда выглянула недовольно- заспанная физиономия слуги.

─ Постой здесь, Вера! Я должна лично поговорить с лекарем госпожи.

Вера промолчала, так как не спорила сейчас вообще, опасаясь снова оказаться на улице. Она кивнула в знак согласия и прислонилась в ограде. Ноги гудели после напряженного дня. Она хорошенько осмотрелась по сторонам. Всю дорогу ей мерещилось, что за ними кто-то крадется. Вера повернула голову и прислушалась. Из открытого окна доносились голоса: визгливый ― Сибиллы и сиплый, мужской, ― лекаря.. Вера стала мечтать, как, вернувшись домой, упадет на свой тюфяк.

Взошла луна, тусклая, почти не дающая света; ее то и дело закрывали темные тучи, оставляя город во власти кромешной темноты. Ветер, насыщенный влагой, гнал их по небу, обещая долгожданный дождь. На западе начали сверкать молнии, и послышался отдаленный гром.

Голоса затихли, забренчали стеклянные предметы. Похоже, с госпожой Пелагеей серьезно, раз сборы так затянулись. Вдруг несколько крупных капель упало на лицо Веры. Это был дождь, первый за целый месяц. Она сорвала с головы платок и подставила лицо теплому дождю. Молния ударила над крышей дома, и Вера испуганно вздрогнула. За ней последовала другая, более мощная, озарившая темное небо и черепичные кровли. Сильные молнии засверкали то тут, то там, и не успевали в небе заглохнуть одни раскаты, как появлялись новые. Дождь набирал силу. Нет, она не ошиблась, когда слышала за спиной осторожные приглушенные шаги. Одна молния так ярко сверкнула, что все вокруг резко осветилось. Напротив дома Лаврентиоса обрисовался четкий мужской силуэт. Следующий разряд полностью осветил фигуру высокого человека в одежде состоятельного горожанина. Ослепительно белая туника мелькала в прорезях верхней одежды, поверх которой был наброшен длинный плащ, украшенный золотой вышивкой. Вера нетерпеливо глянула на окна, где еще горел огонек и испуганно закричала, заметив, что человек направился к ней:

─ Сибилла!

В тот же миг жесткая мозолистая ладонь закрыла ей рот, пресекая вырвавшийся крик, перешедший в мычание. Женщина испуганно вытаращила глаза, судорожно отталкивая от себя человека.

─ Заткнись, ─ приказал низкий хрипловатый голос на итальянском. ─ Еще одно слово, и будь уверена, последнее в твоей жизни солнце уже зашло.

Вера попыталась укусить сжимающую ее рот руку, но ей это не удалось.

Фонарь выпал из рук и со звоном разлетелся на осколки. Она скосила вытаращенные от ужаса глаза на закрытые ворота. Свет в доме потух, и звучно хлопнула входная дверь. Сильные руки сжали ее с такой силой, что кости отозвались резкой болью. Мужчина, не отпуская железной хватки, оттащил Веру за угол дома, не давая ни одного шанса на сопротивление.

─ Вера! Вера!─ звал встревоженный голос Сибиллы.

Она попробовала дернуться, но холодный металл коснулся ее шеи, и она замерла. Сибилла еще пару раз выкрикнула ее имя. Потом раздраженный голос Лаврентиоса ворчливо оборвал ее. Дождь перешел в ливень и заглушил удаляющиеся шаги.

Рука медленно освободила рот, но другая еще удерживала ее за талию. Вера быстро вдохнула прохладный воздух.

─ Ты знаешь, девчонка, что неблагодарность самый большой грех? ─ зловещий шепот ударил в ухо горячим дыханием.

─ Что вам от меня нужно? ─ взмолилась Вера, оборачивая голову к незнакомцу. ─ Я, несчастный человек, оказалась в чужом городе! ─ заверещала она.

─ Не визжи, ─ прошипел голос. ─ Тебе выпала возможность исправить свою ошибку. Пойдешь со мной, и будешь делать то, что я скажу.

Незнакомец сначала ослабил хватку, затем отпустил. Вера развернулась, чтобы посмотреть на него. Его немолодое, суровое лицо ей было неизвестно. Но этот голос с хрипотцой был ей знаком, она его точно слышала, …это было в тот день… генуэзцы насмехались над ней, когда она пыталась слезть с лошади.

─ Кто вы? ─ пробормотала она.

─ Для тебя это не имеет никакого значения! Чем меньше будешь знать, тем дольше будешь жить, ─ небрежно бросил мужчина и, схватив ее за руку, поволок за собой.

Мужчина шел широкими торопливыми шагами. Вера еле успевала за ним, спотыкаясь об выступающие булыжники мощеной дороги. Он шли довольно долго. Окраина города, в отличие от его центра, еще не спала. Здесь протекала вся ночная увеселительная жизнь столицы. Порядочным женщинам тут лучше было не появляться после заката солнца. Вера невольно сравнивала город с Москвой, находя много общего. Поначалу она полагала, что все жители города греки, но позже поняла, что ошибалась. Хотя официальным языком считался греческий, на улицах можно было услышать и другие языки: гортанный язык кавказцев, искаженный старонемецкий и даже русский, точнее старорусский. Она с тоской вслушивалась в родную речь и проходила мимо.