Вера даже на мгновение не допускала мысли о том, что побег может сорваться из-за ее неопытности.

― Думай! Думай! ─ приказывала она себе. ─ Любым мужикам понравится, даже средневековым, если девушка поухаживает за ними: разольет вино, пококетничает, порежет на части этого здоровенного гуся .Если хотя бы один выпьет кубок, остальные из жадности потянутся за ним вслед.

Так она и сделала. Сначала ослепительно улыбнулась стражникам и томно заглянула в лица каждому. И им это очень понравилось. Довольные мужчины улыбнулись, один даже ущипнул Веру за ягодицу. Самое неприятное, что все это приходилось молча терпеть, и при этом вести себя мило. В душе она уже не надеялась избежать мерзкого «акта», больше не полагаясь на заверения генуэзца. Прыткий «носатик» вел себя слишком бодро для человека, получившего такую огромную дозу снотворного ― он «употребил» весьма значительное количество вина со снотворным. Единственное, на что она надеялась, так это на то, что сможет отрешиться и вытерпеть весь этот ужас: во всяком случае, «пытать» ее будут не раскаленным железом.

Вера ловко разлила вино по кружкам, не забывая игриво посматривать на мужчин. Каждое ее движение, каждый жест провожались похотливыми взглядами, особенно рыжеволосого гота.

Начать надо с него! Он здоровый как слон! Нужно влить в него побольше вина! Фу! Какой кошмар!

Вера, как могла, изображала из себя услужливую и ласковую шлюшку. Взяв в руку самую большой кубок, наполненный до краев вином, она грациозно подошла к конопатому германцу и нахально уселась на его массивные колени. Тот довольно усмехнулся, похлопал Веру по ягодицам своей громадной ручищей, взял кружку и быстро опорожнил. Вера налила ему еще одну. Он снова выпил

─ А она на тебя глаз положила! ─ ревниво заметил Леонидас. Он стоял в углу коморки, скрестив руки на груди, и с завистью смотрел, как светловолосая красотка предпочла ему, коменданту, общество молодого гота. ― Не соблюдаешь субординации, Генрих!

Гот огорченно скривился и спихнул Веру с колен.

Не имея возможности сопротивляться, она беззвучно терпела, когда «носатый» обнял ее за талию и повел в соседнее помещение. В комнате неприятно пахло жуткой сыростью и мышами. Мужчина что-то пробубнил под нос, и она услышала хруст соломы. Отвращение накрыло ее с головой. Но вдруг загорелся слабый свет, и она увидела, что находится в так называемой комнате для отдыха. Несколько тюфяков на узких и низких лавках, куча одежды на сундуке, оружие в углу.

Отвратительная улыбка приподняла уголки рта мелкого мужичонки. Сказать, что он был такой уж урод, было бы несправедливо, но все в нем говорило о грязной душе. К ее удивлению, мужчина присел на тюфяк и вальяжно развалился, окидывая ее похотливым взглядом. И тут ее удивление сменилось сильнейшим омерзением, когда он спустил свои штаны и выставил на обозрение вялую жалкую плоть, почти детских размеров. Видимо, его этот неприятный факт нисколько не смущал. Он пальцем поманил ее к себе, и, не дождавшись отклика, привстал и дернул к себе, схватив за руку. Думая, что сейчас все начнется, Вера унеслась мыслями в детство, в родной уютный дом.

Мужчина поднял подол ее платья, медленно, разглядывая ее голени, чем вызвал еще большее омерзение. Вера закрыла глаза, чувствуя, как подол поднимается до бедер. Тощие руки, обросшие жесткими черными волосами, пробрались вверх и жадно схватили за грудь. Вдруг она услышала сокрушенный вздох.

Леонидас почувствовал себя скверно, как никогда раньше. Еще в юности он не мог похвастаться особыми подвигами в постели, а когда ему стукнуло сорок пять лет, желание переспать с женщиной приходило все реже и реже. Неразбавленное вино и сытная еда интересовали его куда больше. Естественно, об этом никто не знал, кроме его жены. Поэтому, чтобы избежать насмешек, приходилось закрывать глаза на ее регулярные отлучки к соседу гончару. Между тем посуды в доме не прибавлялось. Его жена, крупная горластая женщина, после каждой ссоры бежит к соседке жаловаться. Неизвестно, что она там рассказывала, но лицо соседки на следующий день было осуждающим. Вскоре между супругами возникла молчаливое соглашение. Он не выказывает ревности к горшечнику, а она молчала об его угасших возможностях. Благо, подлец горшечник и сам был женат.

Но пухленькая красавица блондинка пробудила в нем давно забытые ощущения. Шевеление в штанах приятно обрадовало, даже окрылило. И вот, все вернулось на круги своя. Леонидас налился злостью. Но девушку просто так отпускать не хотелось. Хорошо хоть немая, не разболтает по всей округе. Он порывисто бросил ее на тюфяк и прижался к обнаженному бедру предательским «достоинством». Как никак, а правая рука никогда еще не подводила.

Лоб мужчины покрылся испариной. Крепкий запах пота наполнил тесную комнату. Вера старалась не смотреть на его движения рукой. Его проблема стала ей ясна и она, чувствуя гадливость и вместе с тем неописуемую радость, молча дожидалась, пока он добьется результата.

Из соседней комнаты слышались веселые выкрики. И это не радовало. Самому старшему на вид было не больше двадцати пяти, значит, просто так она не отделается.

Вера возненавидела пожилого итальянца и все, что связано с Италией! А может, лучше было бы, чтобы этот гнусный грек убил ее там, на дороге, чем терпеть такое унижение! А если на стражников не подействует снотворное? Что тогда будет? Наверняка, нечто ужасное для нее. Вера, обуреваемая жуткими мыслями, покосилась на кинжал, наспех брошенный вместе со штанами на каменный пол

Неудачливый сластолюбец как-то вяло уткнулся своим длинным носом в ее плечо, его рука вдруг оставила безнадежную затею, и ладонь расслабленно раскрылась.

Вера осторожно повернула голову. Мужчина спал. Восхитительная надежда вспыхнула в голове, изгоняя мрачные и печальные мысли. Но она не спешила подниматься, хотя голоса молодых охранников уже затихли. Было рискованно заходить в их коморку. Обильная закуска могла затормозить действие снотворного.

Так она пролежала довольно долго, около десяти минут, напряженно вслушиваясь, что происходит в соседней комнате.

Казалось, ожидание длилось целую вечность. Лишь тогда, когда громкий стук упавшего кувшина и оглушительный храп объявили, что снотворное начало действовать, Вера, чуть дыша, поднялась с засаленного тюфяка. Она подкралась к дверному проему, разделяющему комнаты. Охранники спали: двое ― лежа на полу, один ― сидя, склонившись на колени, четвертый ― положив голову на стол.

Сердце бешено застучало, кровь с шумом понеслась по венам. С перепугу Вера не захватила светильника, опасаясь разбудить стражников. Она носилась в темноте по коридору в поисках того самого выхода, где ее должен ожидать генуэзец, но постоянно натыкалась на тупики и стены. Стараясь не терять присутствия духа, она успокаивала себя, и возвращалась обратно, считая боковые проходы. Поняв, что так она слишком много потеряет времени в поисках выхода, Вера решила вернуться за светильником.

Феодориты лежали и сидели в тех же позах. Она тихонько подошла и потянулась за лампой, заметив, как дрожит ее рука, отбрасывая вибрирующую тень.

Ругаясь на себя за растерянность и неумение ориентироваться, Вера нашла, наконец, выход. Всего несколько ступенек вниз, в боковом арочном проеме стены ― она о нем забыла, поглощенная переживаниями. Перескакивая через две ступеньки, Вера добежала до двери. Железный засов глухо заскрежетал, и тяжелая дверь, толщиною с Верино запястье, после нескольких усилий поддалась и распахнулась.

Сильный порыв ветра чуть было не вернул дверь обратно, и молодая женщина, судорожно ухватившись за массивный засов, поехала назад, не успев затормозить ногами. Тотчас во тьме мелькнуло белое пятно, и быстрая тень оказалась подле нее. При виде итальянца сердце Веры возмущенно застучало. С неприязнью посмотрев на него, она прошипела:

─ Вы бессердечный человек!

Как ни удивительно, мужчина смягчился. Жесткая и тонкая линия его губ превратилась в кривую улыбку.

─ Полно тебе, девушка, ругаться. Господь сочтется с тобой, не сомневайся. Жизнь проходит быстро, каждое доброе дело записывается в божественную книгу.