– …Я знаю, это звучит невероятно, но это еще не повод так на меня рычать.

Я закусываю губу.

– Ааа, вон оно что. Ты просто не хочешь это принять. Если ты согласишься, значит, ты согласишься заодно, что Моги и есть «владелец». А этого ты не хочешь принимать, насколько возможно. Что вполне логично. Ты ведь влюблен в Мо-…

– Прекрати! – внезапно для самого себя выкрикиваю я.

Ты попала в яблочко! Я абсолютно не желаю это принимать. Но я говорю не о том, что она «владелец». Не могу я принять другое…

– …Я люблю Моги-сан, – выдавливаю я.

– Я знаю.

М о г и - с а н   поднимает бровь, давая понять, что говорить это ей вовсе не обязательно.

– А значит – ты не можешь быть Марией!!.

Я сжимаю кулаки. При виде моих дрожащих кулаков она наверняка поняла, что я хочу сказать. Она распахивает глаза и захлопывает рот.

Я люблю Моги-сан.

Это чувство не изменилось, даже сейчас.

Это чувство не изменилось –   д а ж е   с е й ч а с,   к о г д а   М о г и - с а н   в е д е т   с е б я   т о ч ь - в - т о ч ь   к а к   «А я   О т о н а с и».

Если все, что говорит Моги-сан, – правда, то я безнадежный идиот. Не заметить, что моя любимая изменилась. Не заметить, что мою любимую подменила Мария. Проблема не в ней, проблема в том, что я не могу управиться с собственными чувствами.

Говорят, любовь слепа. Но этоуже за гранью.

Фальшивка.

Любовь, которую я чувствовал так невероятно долго, оказывается фальшивой.

Именно поэтому я не могу принять. Я не могу принять, что она – «Ая Отонаси». Как только я это приму, любви придет конец.

– Я люблю Моги-сан! – заявляю я; для нее это, должно быть, звучит как объявление войны.

Она молча опускает глаза.

Это сейчас было худшее признание в любви, какое только может быть. Признаваясь, я даже не думал о партнерше. Я думал лишь о том, чтобы отрицать то положение, в котором очутился.

Я сжимаю кулаки еще сильнее. И все же – я обязан это сказать.

– Если ты настаиваешь, что ты Мария, – докажи!

Какое-то время она продолжает смотреть в землю.

Потом решительно поднимает голову и заявляет:

– Кадзуки. Даже если ты сдашься «Комнате отмены», моя миссия не изменится. Поэтому сперва я собиралась тебя отпустить. Но в конечном итоге я все-таки не хочу этого делать. Не хочу, чтобы ты упал на колени из-за такой ерунды.

Она хватает мою правую руку. Мой взгляд, блуждая, утыкается в ее лицо. Она смотрит мне прямо в глаза.

– Поэтому сейчас ты поймешь, что я – не кто иная, как «Ая Отонаси».

Она ведет мою руку к своей груди.

– Ч-что ты?..

– Я «шкатулка», – презрительно выплевывает она. – Поэтому я не то же, что человек по имени «Касуми Моги».

– Твое «желание» по-прежнему исполняется, так ведь? Если так, то у Касуми Моги то же самое! Даже если ты покажешь мне твою «шкатулку», это еще не доказательство, что ты «Ая Отонаси»!

Она качает головой.

– Во многих сказках есть феи, которые выполняют единственное желание, помнишь? Когда ты слышал такую сказку, у тебя никогда не возникала мысль: «Почему бы не пожелать просто бесконечное число желаний?»

Я киваю. Если так сделать, действительно получишь неограниченные желания. Я об этом думал уже.

– Немного неловко об этом говорить, но мое желание похоже на это, – говорит она таким тоном, словно смеется сама над собой. – Мое желание было – «Хочу исполнять желания других». Я стала созданием, исполняющим желания.

– Это же…

Совсем как «шкатулка».

Но, по-моему, это очень благородное «желание». Почему же она так насмешливо улыбается?

– Но я не смогла полностью поверить в то, что оно сработает. «Шкатулка» не смогла выполнить мое «желание» полностью. Всякий, кто использовал меня, «шкатулку», исчезал. Потому что «шкатулка» угадала мое сомнение, мою мысль, что   «ж е л а н и я   н е   м о г у т   т а к   п р о с т о   и с п о л н я т ь с я   в   р е а л ь н о м   м и р е».

У меня нет слов. Сколько же «шкатулкам» надо играть с нашими жизнями, пока они не насытятся?

– Кадзуки, я позволю тебе прикоснуться к моей «шкатулке». И тогда ты не сможешь больше задавать идиотские вопросы вроде «кто я такая».

Она разжимает мой кулак и прикладывает ладонь к своей груди.

Я ощущаю биение ее сердца.

И вдруг…

– Ах…

Я опускаюсь на морское дно. Хотя здесь вроде как морское дно, но светло так, словно солнце тоже сюда погрузилось. Красиво. Я заворожено смотрю на воду. Но здесь холодно. И я не могу дышать.

Все счастливы. Все счастливы. Все счастливы. На морском дне. Они резвятся вместе с рыбами. Они задыхаются, раздуваются, замерзают, плющатся под тяжестью воды и улыбаются. Ничто здесь не имеет смысла. Ничего важного не существует. Повсюду кукольные спектакли. И люди, играющие в дочки-матери. И шоу картинок. И комические представления.

Трагедия, в которой все счастливы.

Кто-то среди них плачет.

Лишь один кто-то плачет, окруженный другими, которые хохочут: «А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!»

Я мотаю головой. Мне это кажется. Мне это просто кажется. Ничего здесь не вижу!

Но этого мне достаточно, чтобы понять одно. Понять чувства одного человека, которые вряд ли уже меня отпустят.

Полное одиночество.

Я выбираюсь со дна моря и возвращаюсь туда, где был.

Она выпустила мою руку.

Я медленно отвожу руку от ее груди и в полном опустошении падаю на колени.

При этом замечаю, что мои щеки мокры от слез.

Я не могу отрицать. Увидев это– я не могу больше отрицать.

– Это и есть моя «шкатулка» – «Ущербное блаженство».

Она – «Ая Отонаси».

«У Моги-сан тоже есть “шкатулка”»? Это не имеет значения. Это не тот аргумент, который позволит отвергнуть Марию. И не нужно искать логических объяснений. Мне хватило касания, чтобы понять. Понять, что передо мной Мария.

Уверен, она никому не хотела это показывать. И все-таки показала мне.

Чтобы я не проиграл «Комнате отмены».

– Мария, прости меня…

Мария с улыбкой качает головой.

– …

Я ненавижу мои собственные чувства.

Я осознал. Я осознал, что она «Ая Отонаси». И все же мои чувства к ней не изменились. Ее улыбка невероятно милая. Остатки моей любви продолжают водить меня за нос, не желают уходить.

Я в таком ужасе от того, насколько крепко я повязан этой любовью, что слезы все никак не останавливаются.

– Кадзуки.

Мария произносит мое имя.

– Э?

И тут она делает нечто невероятное.

Она обнимает меня.

Я знаю, что она делает, но совершенно не могу понять.

Она обнимает меня не так, как можно было бы ожидать от Марии, – ее движения робки.

– Ты единственный, кто вспомнил мое имя.

Мария говорит загадками.

– Если бы не ты, я была бы совсем одна. Мне трудно это признавать, но ты поддерживал меня. Даже тогда, когда я считала тебя «владельцем». Поэтому…

Наконец я понял, что ей движет.

– …по крайней мере сейчас я буду поддерживать тебя.

Я в ее объятиях. Вопреки своим словам, она не сжимает меня со всей силы, она скорее окутывает, чем поддерживает.

– Я буду ласкова к тебе по крайней мере сейчас, когда ты чувствуешь ко мне любовь.

Не знаю.

Не знаю, к кому обращено мое чувство – к «Касуми Моги», к «Ае Отонаси» или к ним обеим.

Знаю я лишь одно: я на седьмом небе.

– Ах.

Может быть…

Может быть, Мария позволила мне прикоснуться к ее «шкатулке» не только ради меня самого. Мария не хотела, чтобы я звал ее «Касуми Моги». То есть – она хотела, чтобы я признал ее существование.

Лишь секунду покрутив эту мысль в голове, я вынужден был признать, что слишком уж глубоко лезу. Меня разбирает смех.

– Хосии, о чем вы с Касуми говорили, когда я ушел?

Уроки остались позади. Харуаки тычет меня пальцем в грудь, ухмыляясь до ушей.