Он вопросительно поднял брови, и тогда меня неудержимо понесло:

— Вчера над нашим домом разразилась ужасная гроза. Только над нашим домом, представляете? Слыхали о таком когда-нибудь? Молнией насквозь пробило крышу, и вода полилась прямо в библиотеку. Не поверите, но книги просто плавали по комнате!

— Вы — дочь Джеффри Халса?

Мне мгновенно расхотелось паясничать. И потянуло встать, но я этого не сделала.

— Вы знали моего отца?

Сейчас я уже разглядела, что парень совсем молод, года двадцать два, не больше, но отец иногда общался с начинающими писателями. Он говорил, что это помогает ему не забывать свою юность.

— Нет, — ответил он.

Сожаление, прозвучавшее в его голосе, сразу расположило меня к нему, и я уже пожалела, что показала себя такой дурой с самого начала.

— То есть я-то его давно знаю. Ну, как писателя. А он-то меня, конечно, нет.

— Почему же — конечно?

— Да разве ж он стал бы со мной знакомиться! Такой человек... Я же просто читатель, и никто больше. Парень, которому нравятся его книги.

— А с кем же еще общаться писателям, как не с такими вот парнями?

Он отозвался не очень уверенно:

— Ну, с равными себе.

— С писателями? — Я рассмеялась. — Сразу видно, что вы не с одним не встречались лично.

— Точно, — признался он. — Так вы правда его дочь?

— А как вы догадались?

— Ну, у вас такая фантазия. — Он одобрительно хмыкнул. — Молния, книги плавают... Это ж вы не заготовили, да? Прямо с ходу выдумали?

Я самодовольно улыбнулась:

— Он всегда называл меня фантазеркой.

— А вы тоже книжки пишете?

— Я? — Мне сразу стало обидно за себя. — Нет, я только читаю, как и вы.

— А почему так?

Он все переминался рядом со мной, не решаясь присесть, будто великая тень отца лежала между нами. Я похлопала по траве:

— Садитесь. Разве вы не слышали выражения, что на детях гениев природа отдыхает?

— Не похоже, чтобы она отдыхала на вас...

Устроившись рядом, он вытянул ноги, и его огромные кроссовки едва не снесли одну из стопок. Он тотчас же поджал ноги.

— Извините.

— Да ну, бросьте! Все в порядке, можете попинать. Это же не его книги...

— Я вижу.

Я всмотрелась в его до красноты обгоревшее на солнце круглое лицо. Оно все еще казалось мне знакомым, но я не была уверена.

— А вы откуда? Я вас раньше здесь не встречала. Кажется...

— Точно не встречали. Я в вашем городке, можно сказать, проездом.

— Как это — можно сказать?

— Ну... — Он явно замялся и даже слегка покраснел. — Я тут разыскивал одну девушку. Она живет здесь. По крайней мере, жила две недели назад.

— За две недели далеко можно уехать...

Я тут же начала придумывать, куда отправилась бы, будь у меня достаточно денег, и десятки городов мира разноцветными слайдами промелькнули перед глазами, но этот парень опять отвлек меня. Обхватив согнутые в коленях ноги, которые так и норовили пнуть какую-нибудь из книг, он серьезно заметил:

— Не думаю, что можно очень далеко уехать с двумя детьми. Они еще совсем маленькие.

— О! У вашей девушки двое детей?

Он заерзал:

— Я не говорил, что она — моя девушка.

— А что же вы говорили?

— Я только сказал, что разыскивал ее.

— Для чего?

Почему-то ему было мучительно трудно говорить об этом, и я это прекрасно видела, но не могла остановиться. Наверное, мне просто не терпелось переключиться со своих проблем на чужие.

От напряжения его большой нос увлажнился, а голубые, совсем детские глаза округлились с выражением такой беспомощности, что я почувствовала себя извергом. И сама остановила его:

— Не говорите, если не хотите. Секрет есть секрет. Просто, может, я ее знаю? Если она живет где-то по соседству. Или жила...

— Она жила в другом районе, — слегка успокоившись, сообщил он.

— Что же вы делаете в нашем?

Он покраснел еще больше:

— Ну... Я узнал, что Джеффри Халс жил в этом городе, и решил посмотреть... Просто постоять возле его... вашего дома. Ничего больше.

— Так вы — его поклонник?

— Разве я не сказал?

— Я не поняла, что настолько, чтобы возникло желание просто постоять у его дома.

Он удрученно опустил голову:

— Это смешно?

— Немного, — призналась я. — Но мне приятно это слышать. Отцу, я думаю, было бы еще приятнее.

— Да у него, поди, таких, как я, навалом было. Каждый день небось ходили...

— Напрасно вы так думаете. По электронной почте еще письма приходили, а чтобы вот так, как вы... Нет, честно! Спасибо вам.

Он неподдельно смутился, покраснел, как ребенок завозил по земле большими ногами:

— За что это?

— За то, что просто пришли. Если хотите, я могу отвести вас на его могилу.

— На могилу?!

Видно было, что он не ожидал такого поворота событий. Я даже растерялась. Можно было подумать, что я предложила что-то неприличное.

— Я подумала, что вы захотите проститься с ним... Или что-нибудь в этом роде...

— Да я и не собираюсь с ним прощаться. Я буду перечитывать его книги. Особенно рассказы про его детство. Да вы помните!

Я обрадовалась:

— Они вам нравятся? Правда? Мне тоже. В основном все замечают только его романы, о них и критики пишут, а те рассказы, они ведь чудесные!

Теперь я увидела, что нос у него вовсе не длинный, а просто мужской, крупный, а глаза по-настоящему синие, такие не часто увидишь. Мои собственные были серыми, как ненастный день, хотя характер мой таковым не назовешь. Вернее, никто не назвал бы до того, как отец сел в машину в последний раз...

Он оглядел книжный развал:

— Здесь его книг нет, верно?

— Еще бы! С ними-то я не расстанусь.

— Я бы тоже... То есть те, что у меня есть, они так со мной и будут.

— Кстати, — спохватилась я, — меня зовут Эшли Халс. Наполовину вы мое имя уже знаете.

У него и улыбка оказалась приятная:

— Том Брэдли.

Я сунула ему руку:

— Оч-чень приятно! Нет, правда, Том, рада тебя видеть в наших заунывных местах.

— Почему заунывных?

Он продолжал улыбаться, видно надеялся, что это шутка, которую я вот-вот растолкую.

— Ненавижу этот городок, — поделилась я, рассеяв его иллюзии. — Одно название чего стоит: Гринтаун. Зеленый город! Ничего банальнее и не придумаешь.

Его улыбка стала вопросительной:

— Почему же вы здесь жили? Твой отец...

— Мой отец точно так же ненавидел этот город. Он обманулся, понимаешь? Думал, это тихий рай.

«Где нет ни одного казино», — добавила я про себя то, что было главным. Тому необязательно было знать это о любимом писателе.

— Каждый может обмануться, — вежливо заметил он.

— Отец как раз собирался продать дом...

— И куда вы намеревались двинуть?

— Похоже, он нашел то самое место. Только поселился там без меня.

Том мизинцем тронул мою руку:

— Эй! Это же случайность, верно? Он не хотел этого. И тебя бросать не хотел.

— Я знаю.

Я чувствовала, что если мы продолжим разговор в том же духе, то слезы потекут сами собой. От них уже щипало в носу, и глаза наверняка покраснели. Нельзя было Тому видеть все это. Нельзя. Разве детей известного писателя представляют такими слабыми?

Но чем чаще я повторяла это, тем сильнее дрожали губы, и ничего не удавалось выговорить. Ну, чтобы сказать какую-нибудь необязательную банальность, вроде того, что я в порядке, все в порядке ну и так далее...

— Эшли...

Я промычала что-то невразумительное, хотя мне хотелось сказать, что не надо меня утешать, все равно это не поможет, потому что словами невозможно унять ту боль, что поселилась во мне, заполнить ту пустоту, что разверзлась в моей душе и затягивает всю радость. Не осталось больше никакой радости...

— Я так хочу есть, Эшли!

Это было так неожиданно, что я всхлипнула и засмеялась одновременно.

— Ты правда хочешь есть?

— Жутко!

— Тогда пошли в дом.

Я быстро вытерла лицо обеими ладонями, платка у меня, как обычно, не оказалось с собой. В шкафу лежала, наверное, целая дюжина, но я вечно забывала прихватить один из них.